Москва Нуар. Город исковерканных утопий - Наталья Смирнова

Я вспомнил наши с ним неожиданные ностальгические посиделки на прошлой неделе. Что-то очень странное и при этом очень неслучайное было в буквальном повторении когдатошней классической мизансцены: двое с бутылкой на травяном склоне напротив площади Европы. Точно над вокзалом — золотая прореха в сизых облаках. Туманные косые лучи веером падают из нее на строящиеся зеркальные высотки Москва-Сити, помаргивающие сигнальными огоньками, на задравшие стрелы насекомо-тонкие краны (их еще не было, когда мы сидели тут регулярно). Снизу, с Ростовской набережной поднимается ровный гул с вкраплениями гудков и взревываний. Реклама «Старого мельника» размером с небольшой дом висит над сквером, где все для меня закончилось…

Мы сидели и пили — как раньше: оба прекрасно понимая, что как раньше никогда уже не будет; и теперь до меня вдруг дошло, что Митяй эту фальшивую демонстрацию единства затеял ради доказательства самому себе изначального и принципиального неравенства. Потому что из двух человек, ничем так уж не отличающихся и ни в чем особо друг друга не превосходящих, к одному все идут сами и дают ему всё даром — а другого не видят в упор и не дают даже заработанного. И ни первый, ни второй в этом не виноваты. И вообще никто не виноват. Никто и ничто — ведь даже никакого закона нет, согласно которому все так происходит.

Оно все так — не из-за чего. Нипочему. Просто так. Просто — так.

Я поднял голову и вдруг напоролся на прямой цепкий взгляд. Довольно неприятный. Принадлежал он рослому подоплывшему мужику лет пятидесяти с широкой, грубовато-выразительной ряхой харизматического антигероя. Мужик шел в мою сторону — только что неуверенно, но с каждым шагом все быстрей и целеустремленней, и я тоже сразу понял, кто это. Я уже собирался было встать, как вдруг мужик резко остановился, быстро сунул руку за пазуху и, продолжая исподлобья смотреть на меня, приложил к уху мобилу.

Звонил Костя из ЗИЦа, помогавший тут, в Москве, Феликсу с инфой.

— Слушаю, — отрывисто вполголоса сказал Феликс, не спуская глаз с этого Коренева.

— Ты Дмитрием Лисиным интересовался… — озабоченно протянул Костя.

— Ну?

— Ты с ним встретился?

— Да. Вчера.

— Ну повезло, значит, — странно хмыкнул Костя. — Успел…

— А что?

— А вот я сегодня с утра случайно на его имя напоролся. Тебя сразу вспомнил… Из Восточного округа отчет по взрыву на Сиреневом бульваре пришел…

— Какому взрыву?

— Не слышал? На Сиреневом, два. Предположительно бытовой газ вчера вечером рванул. Несколько квартир разнесло, чуть вся секция подъезда не рухнула. Трое погибли. Один из них — Лисин. Он в квартире как раз над взорвавшейся жил…

— Бытовой газ, значит, — медленно повторил Феликс, глядя на Коренева, безмятежно сидящего на месте.

— Предположительно. Экспертного заключения еще нет.

— Это не газ, Костя. То есть, может, и газ — но не несчастный случай. Это убийство.

— С чего ты взял?

— Знаю, — отрезал Феликс и отключился.

Он пошел к ублюдку, спокойно вставшему ему навстречу и, кажется, собиравшемуся протянуть руку — но выражение Феликсова лица его, видимо, остановило.

— Павел? — уточнил Феликс, поразившись блеклости собственного голоса.

Ублюдок кивнул, утвердив в свою очередь:

— Феликс…

Невзрачный бледный парень, парадоксальным образом выглядящий одновременно и младше, и старше своих тридцати с хвостиком. Абсолютно заурядная, чем-то неуловимо-непривлекательная внешность. При этом некая не пойманная Феликсом деталь — наверное, даже не в облике, а в выражении глаз — заставила его вспомнить слова покойного Лисина: «Странный он стал… пьет, что ли… или торчит…»

Они стояли и смотрели друг на друга: Коренев — спокойно-выжидательно. До Феликса вдруг дошло, что он не знает, что сказать визави. Или что делать… И вообще — зачем ему понадобилась эта встреча… С тех пор, как Феликс понял, что вычислил выродка, разум его поступками руководил лишь отчасти — данный, например, был продиктован исключительно эмоциями: Феликсу нестерпимо хотелось увидеть тварь, оказаться с ней рядом, рассмотреть… а еще — дать ей понять, что ему все известно, что у этого выблядка теперь нет ни выбора, ни шансов… чтобы боялся, падаль, чтобы ему было страшно до тех пор, пока не станет больно…

— Моя фамилия Шахлинский, — произнес наконец Феликс все тем же перехваченным голосом.

— А-а… — чуть кивнул сам себе Коренев. Что-то мелькнуло в его глазах — но нет, не страх…

— Я родной Янин дядя, — добавил Феликс.

— Примите соболезнования, — после короткой паузы сказал Коренев, и Феликс почувствовал, что готов урыть его прямо здесь, у всех на глазах. Он понял, почему гад назначил ему встречу именно тут, в месте, где полно народу. Значит, все-таки боится…

— Я полковник РУБОПа.

— А от меня-то вы что хотите?

— Ты знаешь, — сказал Феликс и сделал быстрый глубокий вдох, чтобы удержать себя в руках. — Говорят, она умирала несколько часов. Так вот ты, сука, умирать будешь в десять раз дольше. Ты думаешь, я тебя посажу? Нет, не думаешь, конечно… — он постарался улыбнуться поласковей. — Знаешь, что улик не хватит. Только мне улики на хер не нужны… Я тебя сам убивать буду…

Ублюдок ухмыльнулся. Феликс едва поверил своим глазам — но тот действительно хмыкнул без малейшего испуга.

— Так вы решили, что это я ее убил?

— А ты думал, никто не догадается? Правильно: ни следов, ни, главное, мотива… Только мне повезло. Я случайно узнал про некоторых других твоих знакомых. Про то, что с ними произошло за этот год. Тот год, когда ты вдруг пропал… Когда никто не мог тебя найти. Кроме тех немногих, кто все-таки встречался с тобой — и вскоре после этого умирал. Ну или оказывался овощем под капельницей — как Мезенцев…

— Постойте. Глеб же на машине разбился.

— Ага. На машине. Слетел в кювет, после того, как кто-то подрезал его «бэмку». Подрезал и скрылся…

— Вы думаете, это был я? Ну вы даете… У меня и прав-то не было никогда… Хотя что вообще вы меня заметили — это, конечно, круто… Говорите, вам везет?.. — Коренев глянул на Феликса в упор, и тому стоило некоторого усилия выдержать его взгляд. Но он выдержал, конечно, — ублюдок снова опустил глаза, снова закивал:

— И решили, значит, что я их убиваю… Одного только не пойму — зачем это мне?

— А затем, что ты, сука, всем им завидовал. Затем, что ты всю жизнь сосешь. Затем, что ни хера у тебя не получалось никогда. Затем, что ты, говно, ненавидишь тех, у кого все хорошо, у кого все получается, кому везет…

— Везет… — перебил его Коренев, глядя пристально. — Что, по-твоему, это значит — везет?.. Ты считаешь, что способен судить, кому везет, кому нет?.. Полагаешь, что тут существуют какие-то закономерности?.. Естественно… Мы всегда во всем ищем логику, закономерность. Точнее, навязываем их. Просто потому что мы мыслим в этих категориях, иначе не умеем… Только их на самом деле нет, — он медленно, не отводя взгляда, помотал головой. — Нет нигде, кроме наших голов. Вот чего вы все не хотите понять. Чего я сам долго, очень долго не понимал. Я все думал, существуют какие-то правила. И я старался их соблюдать! Дело свое — делать добросовестно. Слово свое — держать. Никого не подставлять… Все думал, если я буду по-хорошему, то и со мной будут по-хорошему… — дернул углом рта. — Все это, конечно, херня. Нету никаких правил. Ничего не зависит ни от твоих личных качеств, ни от количества затраченных усилий. Просто — везет или нет… Только ведь и это, — он вдруг сделал полшага к Феликсу, придвинувшись почти вплотную, — ничего еще не значит. Вот что я пытаюсь вам объяснить! Вот зачем я ко всем вам прихожу — чтоб вы хоть под конец задумались. Закономерностей не существует и тут тоже. И если даже тебе везло все время — это не гарантирует тебя ни от чего. Ни-от-че-го…

— Ага, — Феликс в свою очередь чуть подался вперед, вынудив визави отступить, — и ты, значит, взял на себя роль судьбы?

Коренев хмыкнул:

— Не слушаешь… Тебе все подавай смысл. Подавай виноватого. Естественно, так легче — если есть кого обвинить… — он отступил еще на шаг, словно для того, чтобы разглядеть Феликса целиком. — Пойми: некого винить. И ничего не сделать… — еще шаг назад — и тут на него сбоку налетели какие-то громкие жестикулирующие молодцы. Произошла небольшая толкотня, в результате которой Коренев оказался от Феликса уже метрах в пяти. Как-то очень ловко и ненавязчиво пристроившись молодцам в кильватер, он двинул прочь, в обход фонтана — быстро наращивая шаг, норовя скрыться за все новыми и новыми спинами.

Дав уроду удалиться шагов на пятнадцать, Феликс двинулся следом. Никакого плана у него не было — но по-любому отпускать козла сейчас вряд ли стоило. «Довести» до места поукромней, прикинул Феликс, стукнуть аккуратно или просто связать-заткнуть…