Империум человечества: Омнибус - Джонатан Грин

— В конце концов, — добавил Крави, когда двое его людей подняли Клейста на ноги, — ты должен понимать, что мы делаем это исключительно для твоей же пользы.

Внешний вид Дома Годи ненамного изменился с тех пор как был выстроен в конце Первой эпохи Вендетт, кровавых десятилетий, последовавших вслед за основанием Эквуса III как индустриальной колонии. Это был богатый мир; возможности для обогащения — как законные, так и не очень — были поистине безграничны. Дома, которые однажды взяли под свой контроль темную экономику Эквуса III, поднялись из развязных уличных банд, предпринимателей, разорившихся на законной торговле, утомленных корабельной жизнью матросов с кораблей Торговой гильдии, отслуживших своё имперских гвардейцев, чьи полки сопровождали первых поселенцев.

Первая эпоха Вендетт видела, как закалялась верность в крови преданных, когда банды боролись за положение и власть. Слабые Дома поглощались более сильными, лучше организованными, или же попросту истреблялись. Те, кто наблюдал лишь за тем, как растут шпили и башни быстро расширяющихся городов Эквуса III, или как увеличиваются огромные богатства за счет процветающей торговли очищенной рудой, не осознавали, что в тенях ведется такая война.

Франц Годи, первый граф, понимал, что в этот раз его Дом близок к исчезновению. И решил, что не может позволить этому случиться. Строение, возведенное на берегу озера на окраине Праксиса, за стенами, отмечающими границы улья, большинство конструкций которого было ниже уровня земли и обнесено высокими стенами, образующими шестиугольник, и было результатом этого решения.

Вторая эпоха Вендетт была потише, не такой кровавой, отмеченная лишь убийствами и редкими схватками за территории. Словно игроки в некую заумную интеллектуальную игру, графы оставшихся Домов направили своих уличных бойцов против конкурентов, получая контроль над незаконным бизнесом в одной области, и теряя её в другой. Если Первая эпоха длилась десятилетия, то Вторая — века.

Бруно Годи был еще молод и амбициозен, когда стал очередным графом. Шло время, он видел, как убили обоих его сыновей — один погиб от клинка убийцы, второй от выстрела на углу улицы — и пришел к выводу, что за все время Второй эпохи Вендетт произошла одна единственная настоящая катастрофа: нажива.

К концу Первой эпохи Вендетт малоперспективный Дом Годи стал одним из самых влиятельных преступных Домов в Праксисе. Когда граф Годи говорил, люди слушали. Для Бруно стало приятной неожиданностью то, с какой готовностью остальные графы соглашались с ним. Бесконечные вендетты, используемые при ведении дел, опустошили фонды и людские ресурсы Домов. Единственным решением стал мир, на который все согласились. Ритуалы и уважение должны были придти на смену ножам и пистолетам. И после этого каждый Дом мог сосредоточить свои усилия на взимании дани с тех, кто работает на его территории; насилие может быть направлено лишь против тех, кто не согласен её платить. После длительных переговоров Второй эпохе Вендетт пришел конец за длинным столом в подземном святилище поместья Годи.

— Граф Годи, в честь памяти о вашем дедушке — пусть Император благословит его душу — и вашего вступления в должность, я преподношу свою дань.

Дрожащими руками Леон Клейст положил инфопланшет на полированную поверхность длинного стола. Виктор Годи, бледнокожий и с острыми чертами лица, одетый в костюм темно-красного бархата с высоким воротом, потянулся вперед и подобрал планшет худой наманикюренной рукой. Нажатием пальца он заставил экран ожить.

Комната была отделана панелями темного дерева и едва заметно освещена; подсветка экрана осветила лицо Виктора бледно-зеленым свечением. Прочитав то, что было написано на экране, он приподнял брови и передал планшет человеку чуть постарше его, стоящему по левую сторону у его плеча — Филипу Бреку, бывшему младшему члену внутреннего круга умершего графа и компаньону Виктора при посещении злачных мест Праксиса, а ныне возведенному в роль графсбератора, самого ценного советника графа.

— Вы оказались самым щедрым, — тихо сказал Годи. — Исключительно. В память о своем любимом дедушке, я говорю вам спасибо.

— Это честь для меня, — скрывая своё волнение, Клейст ответил громче, чем необходимо. Крави и его босс Груменн, стояли у него за спиной по сторонам двери, наблюдая за данью с их части улья. Клейст был последним; он чувствовал, как их взгляды жгут его спину. Перед тем, как провести Клейста и других по длинному коридору в святая святых, Крави проверил список и показал его Груменну.

Тот оценивающе присвистнул — и было от чего. Клейст избавился от более чем трети своего имущества, чтобы эта непомерная дань могла точно избавить его от дальнейших избиений.

— Дом Годи не забывает своих друзей, — Годи кивком указал на дверь, давая понять, что разговор закончен. — Альдо, останься ненадолго, — добавил он, как только Клейст сделал неуверенный шаг назад и развернулся. Крави шагнул вперед, открывая перед ним дверь. Как только Клейст вышел, Крави поклонился и самодовольно ощерился улыбкой хищника, прежде чем проследовать за ним и закрыть за собой дверь.

— Ты всё правильно сделал там, Леон, — промолвил Крави, пока они шли в одиночестве обратно по коридору. Стены здесь были отделаны теми же самыми панелями темного дерева, что и в кабинете графа, но тут был еще и ряд ниш, в каждой из которых на каменном постаменте стоял бюст одного из давно почивших графов. Крави шел в ногу с Клейстом, на шаг или два позади него, и в его голосе сквозила угроза: — Есть еще одна вещь, о которой я хочу спросить тебя.

— Твоя дочь — как она к этому отнеслась?

— Граф доволен тобой, мой мальчик, — Груменн моргал, пока глаза не привыкли к яркому послеполуденному свету. Второе из солнц-близнецов Эквуса III медленно опускалось к верхушкам деревьев, которые росли по берегам озера. Он нашел Крави стоящим на вершине одного из зубцов шестиугольной стены, окружающей поместье. За все те годы, что прошли с момента её возведения, никто не пытался проломить её, но эта многометровая каменно-пласталевая громада казалось, могла бы выдержать небольшую орбитальную бомбардировку.

— Да? — голос Крави звучал спокойно и равнодушно, но Груменн знал, что это только притворство. Он вспомнил вспыльчивого юного ловкача с улицы, которого поймали при воровстве ликеров из машины, принадлежавшей одному из торговцев под покровительством Дома Годи. Его уже обработали люди Груменна, но он все еще вызывающе дерзко смотрел на него глазами с избитого лица. Обычно Груменна не беспокоили по таким пустякам, но Крави был сыном другого торговца, которого защищал Годи. Очевидно, паренек увидел людей Груменна, их дорогую одежду и машины, и решил, что их работа является более привлекательной. Груменн поймал себя на мысли, что он восхищается характером парня, и решил дать ему шанс обучиться делу изнутри.

— Вы не пожалеете об этом, — сказал тогда Крави сквозь сжатые губы. Груменн громко засмеялся — даже теперь, когда большинство людей были бы просто благодарны за то, что еще живы, этот парень пытался наехать на него! Но Крави сдержал свое обещание: Груменн никогда не пожалел о том, что взял его.

— Граф спрашивал о дани Клейста, — сказал Груменн. Достав из кармана шелковый платок, он промокнул на лбу пот, выступивший после подъема на стену. Он был уже стар, старше, чем мог признаться даже самому себе. — Я сказал ему, что ты надавил на лучшие природные черты Леона. Ему это понравилось. У него на уме что-то есть, скажу я тебе. Теперь, когда старый граф мертв — благослови его Император — он будет по-другому смотреть на вещи.

— Смотреть на вещи как? — на этот раз в голосе Крави безошибочно угадывался интерес.

— Он не сказал, но, когда я уходил, кто-то еще вошел в кабинет через другую дверь. И это был не человек Дома. И с Бреком он вел себя довольно дружественно.

Он похлопал себя по широким отворотам куртки, закрывающим грудь:

— Что-то вот здесь подсказывает мне, что самое интересное еще только начинается.

Когда он нажал на курок оружия ксеносов, отдачи не последовало. На краткий миг Крави испугался, что спусковой механизм дал сбой. Если это так, и всё оружие, что он поставил команде Груменна неисправно, то все его люди умрут здесь, на деповском складе под защитой Дома Райзигер.

И тут тот, в кого он стрелял — громила-силовик Райзигеров — упал на колени, черты его лица расплылись, а верхушка черепа раскололась. Лазпистолет, который он вытаскивал из спрятанной под пиджаком наплечной кобуры выпал из обессилевших пальцев. А затем труп упал ничком и затих.

Напарники жмурика — четверо бойцов, выполняющих очередной обход вокруг владений Дома Райзигер для сбора дани с фирм, работающих под патронажем их Дома — отреагировали на это, выхватив свое оружие с криками гнева и удивления.