О голубка моя - Татьяна Тронина

Доктор, который наблюдал друга, сказал: либо ортексин поможет Егору в течение строго определенного времени – двух-трех недель, – либо нет. И тогда уже ничего не поможет.

Юрий и Тая надеялись, конечно, только на лучшее. Тая почти не отходила от Егора, а Юрий появлялся временами, когда мог, обычно вечером.

Тогда они сидели у постели друга молча, обычно молча, лишь иногда шепотом переговариваясь о самом необходимом. Иногда появлялась Дарья, старшая сестра Таи. Настороженно смотрела на Юрия и отводила Таю в сторону. О чем-то беседовала с той взволнованно и строго.

Из горла Егора вынули трубку, он теперь мог дышать самостоятельно.

А в конце второй недели, как раз именно в тот момент, когда они были вдвоем, Юрий и Тая, и сидели рядом, Егор – очнулся.

У него вдруг дрогнули ресницы, с трудом приоткрылись глаза. Показалось? Нет.

– Егор. Очнулся. Слышишь, он очнулся! – едва сдерживая ликование, воскликнул Юрий.

Но Тая сама все видела – она метнулась к Егору, наклонилась над ним, осторожно его поцеловала.

– Тая… – Голос у Егора был слабый, дрожащий. – Тая, ты даже не представляешь, что сейчас было!

– Я знаю! Только это не сейчас, ты уже несколько дней, даже недель…

– Нет, нет, я не про то. Тая, все хорошо. Ты даже не представляешь, как все хорошо… – бормотал Егор возбужденно.

– Все очень хорошо. – Тая осторожно прижалась щекой к плечу Егора. Кажется, она ничего не замечала и в первый раз забыла о том, что рядом он, Юрий. Она в этот момент словно растворилась в Егоре, и лицо у нее… светилось, что ли. В первый раз Юрий такое видел – как лицо человека может светиться от радости.

– Тая, я все беспокоился за Лидусю, а зря… Она с мамой. Мама, моя мама, понимаешь, так вот, моя мама за ней приглядывает сейчас. И маме хорошо – она же с Лидусей теперь.

– Егор, не надо… – сдавленно произнесла Тая.

– Это правда. Я их видел! – ликующим голосом перебил Егор. – Я их не узнал сначала. А потом вспомнил, что мама в черный цвет однажды покрасилась. Когда я учился в пятом классе. И пальто у нее такое же было… Я забыл об этом. А тут увидел ее и вспомнил. Все хорошо. Все очень, очень хорошо… И Лидусю я узнал! Ей сейчас семь, как раз первоклашка…

«Он с ума сошел!» – с тоской подумал Юрий.

– Юрка, друг, и ты здесь! Как же все хорошо! – ликовал Егор. – Если бы вы знали, как я счастлив, как я вас всех люблю!

Но тут пришел доктор, Егору сделали укол, Юрия с Таей выгнали из палаты.

Потом доктор вышел в коридор и объяснил ошарашенным Юрию и Тае, что реакция Егора нормальна. Что часто больные, очнувшись, ведут себя вот так, странно и говорят странные вещи, словно не владея собой, своими эмоциями. Но потом, со временем, это проходит.

Наоборот, сейчас надо радоваться тому, что лекарство подействовало и Егор пошел на поправку.

– Пусть он спит, это уже не кома, а сон. А вы пока отдохните, братцы, – добродушно посоветовал доктор. – Все равно я вас в ближайшие часы к пациенту не пущу, ему покой нужен.

Юрий взял Таю под руку, повел ее за собой.

– Куда ты меня ведешь?

– В кафе. Тут через дорогу есть кафе. Надо перекусить, я считаю.

– Значит, все хорошо? До сих пор не могу поверить, что он очнулся. – Тая осторожно освободила руку, провела ладонями по своему лицу.

– Ты как будто не рада, что Егорка очнулся!

– Я рада. Очень. Но я немного испугалась. Когда он о Лидусе вдруг заговорил…

– И что? Мало ли что Егору в коме привиделось!

– Он очень переживал из-за Лидуси. Переживал, что не смог ее защитить. Он не просто переживал. Он буквально изводил себя. Он и к этим Шевкуновым поехал, потому что… – Она не договорила, махнула рукой.

Юрий с Таей вышли из больницы на оживленную улицу. Было уже темно, но воздух – теплый, весенний, пах свежей, только что распустившейся зеленью. Огни вокруг, поток машин. Город жил своей жизнью.

Тая остановилась и разрыдалась неожиданно. Все-таки ее нервы не выдержали.

– Ну что ты. – Юрий обнял ее. – Ну что ты…

Он ведь почти забыл о ней. О том, как ее присутствие рядом тревожит и волнует. Он старался подавить в себе все эти воспоминания о том времени, когда они сидели вместе в палате Егора.

Но именно сейчас Юрия тоже словно прорвало.

С какой-то мучительной нежностью он теперь обнимал Таю, проводил ладонью по ее затылку. Прижимал ее к себе изо всех сил.

И испытывал острое желание – то самое, которое, казалось, почти потерял.

– Нет. Перестань. – Тая оттолкнула его. – Не надо.

– Прости. Прости, я не нарочно.

– Все в порядке. – Она нашла в себе силы улыбнуться.

– Ты не бойся, я не буду тебе надоедать. Когда Егор совсем выздоровеет, я исчезну.

– Господи, какой же ты дурак! – Тая смахнула слезы со щеки, рассердилась. – Я не хочу вашу с ним дружбу рушить.

– Я буду встречаться с Егором где-то на другой территории, ладно. Тебе на глаза я постараюсь не попадаться. Я вот думаю: может, я тоже должен ему признаться?

– В чем? Ничего же не было.

– Но я вел себя как свинья. Тогда. Егор мне сказал про Марьяну, и я ему – тоже скажу… О том дне, десять лет назад, когда ты заперлась от меня в ванной, а я, пьяный дурак, ломился… Мы теперь с ним квиты. Мы на равных с ним, понимаешь? Оба мерзавцы и оба раскаялись, понимаешь?

– Нет. Нет, пожалуйста. Ничего ему не говори.

– Но почему?

– Нет, – отрезала Тая.

– Почему?

– Нет!

– Почему? – настаивал Юрий.

Но Тая не стала ничего объяснять, не захотела.

Они поужинали вместе. Молча, старательно уписывали за обе щеки все то, что заказали – у обоих оказался зверский аппетит. Тая была такой смешной и милой, когда ела. Наверное, это высшая степень приязни, принятия другого человека – когда тебе нравится, как ест тот, кого любишь.

Когда не любишь – в человеке раздражает все, даже подобные мелочи. Как ест человек, как говорит, как ходит…

Марьяна бесила Юрия по любому поводу. Раздражали всякое ее слово, движение, голос, интонации…

– Я боюсь, он не простит тебе, – вдруг, не глядя, обронила Тая. – Поэтому ничего не говори Егору про нас.

– Ничего же не было.

– Не было, но он начнет сомневаться, приглядываться. Он заметит, как ты относишься ко мне. Он тебе теперь всем обязан. Ты же спас его, понимаешь? – Она подняла голову, взглянула Юрию в глаза.

– И что?

– Не надо. – Она покачала головой. – Мы все многое скрывали друг от друга, сплошные тайны мадридского двора… Теперь кажется, что обо всем надо говорить. Но нет. Обо всем, но только не об этом. Я не знаю, как это объяснить, но рушат отношения не только тайны, но и подобные откровенности. Это уже в другую сторону перекос. Егор очень ревнивый, я знаю. Он тебе может не простить. Несмотря на то что обязан тебе по гроб жизни.