Флоренция — дочь Дьявола - Иоанна Хмелевская

С безграничным облегчением я наконец издалека увидела её на пустой лужайке у леса. На горизонте уже виднелись какие-то постройки, вполне вероятно, что ещё немного — и мы въехали бы в Варшаву. Флоренция отказалась бежать дальше только потому, что заинтересовалась травами, которые росли на лугу, особенно зверобоем, тем более что трава там вымахала по пояс и коса её не трогала. Пахло так, что даже я чувствовала. Я остановилась. Ровные луга выкашивали сенокосилками, значит, этот луг ровным не был. Я не отважилась въехать туда на машине, потому что хорошо знала, чем это может кончиться. Тем более что на машине я могла спугнуть лошадь. Я поставила машину так, чтобы проезжающий трактор её не зацепил, вышла, забрав с собой кило сахара, и направилась к Флоренции пешком.

Рельеф я оценила очень правильно: одна нога немедленно влезла на какой-то холмик, а вторая по колено провалилась в яму. На полдороге я подумала, что теперь я одна, без всякой лошади могу выиграть Большой Пардубицкий стипль-чез, вот только возьму Большой Таксис. Ещё чуть-чуть… Тут я запуталась в какой-то очень острой траве. Одна травинка влезла мне в сабо и порезала пальцы.

Слова, что у меня при этом вырвались, происходили из прорабско-боцманского репертуара. Я сняла туфлю, осмотрела порез. Ничего страшного, пальцев мне не отрезало, но кровь текла. Я бы наплевала на это, но тут мне пришло в голову, что запах крови может взбудоражить кобылу, черт знает, может, у неё нюх акулы…

Подорожники росли вокруг в изобилии, я обтёрла пару листиков о платье, затолкала их в обувь, остановила слабенькую струйку крови и захромала дальше. Оказалось, что идти все-таки больно — неудачное место для пореза. Флоренция не облегчала мою миссию, отходя все дальше, капризно выбирая травку и приближаясь к лесу. Мне все труднее было за ней топать, я хромала, шипела, обливалась потом, задыхалась и теряла силы. Другой ногой мне повезло наступить на торчащие из сабо листья подорожника, и я ещё и шлёпнулась. Вместо инсулина моя поджелудочная железа стала выделять только стоны.

Я была уже близко, когда Флоренции не понравилась какая-то травка, и она отскочила на несколько метров. Это было для меня уже слишком.

Я застонала, отчаянно, страшно:

— Флоренция!..

Она меня знала и относилась ко мне дружелюбно, поэтому подняла голову и посмотрела. Я остановилась и стала умолять:

— Флоренция, иди сюда, милая! Не будь свиньёй! Иди, сахарку тебе дам! Ну иди, иди сюда, чудо ты моё, холера чёртова, иди же сюда! Пожалей меня, я уже не могу больше! На, возьми, это тебе!..

Я сделала три хромых шага и протянула к ней руку с кусочками сахара. Флоренция подумала, щипнула травку, снова подняла голову и, слегка гарцуя, пошла ко мне. Я затаила дыхание и застыла на бесконечно долгий миг. Вытянутая рука с сахаром онемела, солнце беспощадно палило, в горле у меня пересохло. Через пару столетий она, наконец, подошла.

Сахар она съела с удовольствием, после чего оказала мне милость, положив голову на плечо. Наверное, мы бы так стояли ещё долго, потому что Флоренция любила ластиться, если бы не то, что у меня ещё оставался сахар. Флоренция смела с ладони остатки и позволила мне взять повод.

И тут начался хоровод. В моем распоряжении имелась одна здоровая нога и лошадь. Флоренция была свежа, как ландыш, бешеный галоп на ней вообще не сказался, если она и вспотела немного, то лишь от жары. И что? Теперь я должна вести её пешком? Не дай Бог, дёрнется, попробует вырваться, ведь я же не стану рвать ей рот ни за какие сокровища мира! Она будет делать все, что хочет, к тому же такая прогулка может ей наскучить, о чем она сообщит мне копытами. Не говоря уже о том, сколько километров мне придётся с ней идти, хромая, ставя ногу только на пятку, ведь я же не смогу привязать её к машине. И что самое страшное, я абсолютно не представляла, чем кончилась драка у дороги. Вдруг один из злодеев остался невредим, и теперь мы встретимся с ним нам среди лесов и полей…

Через десять метров, пройденных с Флоренцией ради пробы, я окончательно поняла, что это полная безнадёга, хотя и повела её по опушке леса, где местность была немного ровнее. Я остановилась и стала размышлять над другой возможностью.

Последний раз я ездила верхом в раннем детстве. Таланта в этой области во мне, наверное, не было, потому что я чувствовала себя решительно гораздо лучше в седле и стременах, чем охлюпкой, тем более что все это происходило очень давно. Память, не изученная учёными до конца, исторгла из меня истошный детский рёв. Я всем телом вдруг вспомнила, что чувствовала тогда: скользкое седло и слишком широкая для меня спина лошади, бока, которые мне с трудом удавалось охватить ногами, потому что лошадь была здоровенная, а я маленькая, страшная подвижность чего-то живого подо мной, причём это живое не желало стоять спокойно, а все время норовило из-под меня выскользнуть…

Я ещё раз попробовала встать всей ступнёй на листья подорожника. Нет, не получится…

Я решила сесть на Флоренцию. Прежде всего опустила стремена, потому что жокейская посадка на лошади совершенно неприемлема для нормального человека. Это заняло у меня много времени. Флоренции было скучно, она щипала травку, причём тянула вниз мою руку с поводом или лезла губами в карман, где у меня лежал сахар. В конце концов я справилась с этой проблемой, только потом обнаружив, что стремена оказались на разной высоте, но не стоило требовать слишком многого. Потом я огляделась. На опушке леса было много низеньких пеньков, а мне нужен был пенёк повыше. Рыцари в латах и полном вооружении, по рассказам, могли вскочить в седло одним прыжком, но у меня это почему-то не выходило. Я была не в силах сесть на Флоренцию одним прыжком. Может быть, потому что у меня не было лат.

Наконец вместо пенька нашлась кучка камней, я проверила, не развалится ли она у меня под ногами, влезла на неё и взобралась на лошадь способом, которого, к счастью, никто не видел.

— Ты позволишь, лапочка? — простонала я от натуги, умостив свой живот на спине Флоренции и пытаясь принять более пристойное положение.

Она позволила. Терпеливо подождала, пока мне удалось сесть и сунуть ноги в стремена. Мои сабо были на шпильках, и у меня мелькнула мысль, что я обута вроде ковбоев, в случае чего нога у меня не запутается в стремени и Флоренция не будет меня волочить, все-таки утешение… Хуже, что у меня нет ни джинсов, ни сапог с голенищами… Ну ладно, кожа вроде бы регенерирует…

Оставив в покое вопрос гардероба, я немедленно занялась следующей проблемой. Вот отдам повод, а она стартует по-своему, я в мгновение ока потеряю с ней контакт. И слечу с неё птичкой, и пропали все мои усилия. Мамочка родная!! Что мне с ней сделать, чтобы она тронулась с места не галопом?!

Я отпустила повод так аккуратно, словно гладила мотылька. Изо всех сил я следила, чтобы не сдавить лошадку коленями, едва тронула сверкающие бока, снова немножко отпустила повод, затаив дыхание и с паникой в душе. Флоренция поняла мои манипуляции как пожелание спокойного старта — видимо, Зигмусь вёл себя примерно так же, хотя, разумеется, без моей паники. Она вдруг пошла, не галопом, а длинным шагом, причём я сразу почувствовала её нетерпение и желание этот шаг ускорить. Хорошо, что мне удалось вообще что-то почувствовать… Я сидела как мешок, пытаясь приспособиться к движениям лошади.

Край леса отделял нас от дороги, поэтому ничего не оставалось, как направить её на неровную лужайку.

— Медленней, солнышко, потихоньку! — умоляюще сказала я. — Тут ямки есть…

Она сама об этом знала. Шла спокойно и осторожно. Когда половина пути осталась позади, я уже была способна потрепать её по холке.

— Очень хорошо, жемчужинка ты моя, потихонечку, полегонечку, — снова запела я сладко. — А то я хлопнусь мордой вниз, и тебе будет неприятно. Ты сегодня уже поработала, хотя и без нагрузки, а эти ямки опасные. Не спеши, у нас много времени…

Мне даже удалось начать думать. Пока что все в порядке: я на ней сижу, она идёт, к её движениям я уже приспособилась, теперь почему-то легче, чем в детстве, только не дай Бог, если выскочит откуда-нибудь заяц! Выскочит, мерзавец, и слона ведь напугает!.. Мыши не опасны, наверное, хотя кто знает… Сосуществование Флоренции с кошками проходило весьма мирно, а что касается мышей — черт её знает. Во всяком случае, мыши не прыгают…

Мы добрели до дороги. Теперь моё кретинское воображение разыгралось не на шутку. Вот я еду в машине, веду её рядом в поводу в вытянутой руке, чтобы обеспечить безопасную дистанцию, она ускоряет шаг, я тоже поддаю газу, она скачет по долам и горам, и вдруг навстречу выскакивает трактор. Кто раньше притормозит — я или она? И тут мы сталкиваемся все трое: она, я, трактор…

Я с трудом прогнала от себя кошмарную картину и поставила на машине крест. Мы вышли на дорогу.

Флоренция решила, что пришло время поменять скорость, и пошла рысью. Во мне сразу все застонало. Господи, только не это!! Облегчаться[2] в стременах я ещё смогу, я даже ритм уловила, но не дольше, чем полминуты, потом наступит конец моих возможностей.