Если только ты - Хлоя Лиезе

— Ещё как занимаются. Это называется «друзья с привилегиями».

— Зигги, — шепчет он, поворачивая голову.

Наши губы соприкасаются, пока моё имя всё ещё слетает с его губ.

— Себастьян, — я медленно, мягко прижимаюсь губами к его губам, и Господи, это идеально. Тепло и деликатно, любопытно и осторожно, прежде чем он раскрывает рот, затем выдыхает в меня с хриплым, изнывающим стоном.

Моё тело переполняется жаром, когда я зарываюсь пальцами глубоко в его волосы и подаюсь навстречу нашему поцелую.

Себастьян втягивает прерывистый вдох, обхватывая меня руками и прижимая наши тела друг к другу. Его ладони распластываются по моей спине, бродят по моим рёбрам. Его большие пальцы слегка задевают мои груди. Я ахаю, вжимаюсь в него всем телом, когда его язык находит мой, горячими шелковистыми ласками заставляя меня льнуть и изнывать от желания большего.

У меня вырывается жалобный вздох, когда он нежно склоняет голову и углубляет наш поцелуй. Я целую его в ответ, отчаянно желая ощутить его вкус, изучить каждый его уголок, заставить его развалиться на куски так, как он заставляет меня разваливаться на куски, только чтобы осознать, что это каким-то образом собрало нас обоих воедино.

Я открываю рот ему навстречу и сосу его язык. Себастьян заваливается вбок, будто я его шокировала. Он наполовину приземляется на шезлонг, и я опускаюсь на него, улыбаясь, когда он тянет меня вниз, пока я не сажусь верхом на его бёдра, упираясь ногами по обе стороны от него — именно там, где мне хочется быть.

Его руки ложатся на мои бёдра и привлекают ближе. Я обвиваю руками его шею и целую так, как никогда прежде не целовала никого — дико, необузданно, двигаясь всем телом с ним.

Я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.

Но конечно же, стоило мне подумать об этом, как Себастьян отрывает свои губы от моих.

Глава 16. Себастьян

Плейлист: Paratone — She’s so High

Воздух покидает мои лёгкие, я прижимаюсь лбом ко лбу Зигги, повелевая себе пожалеть о том, что я только что сделал. Но с каждой минувшей секундой, с эхом её тихих вздохов в моей памяти, с её тёплым сладким вкусом на моём языке, я не могу. Я не могу сожалеть о том, что сделал.

И это наглядное доказательство того, что я неизменно недостоин её. Я не заслуживал того, что она мне только что дала. Я больше никогда не смогу это получить. Я не могу допустить себе быть таким эгоистичным, таким жадным, когда в итоге это лишь навредит ей.

Я могу быть лишь немножко эгоистичным, лишь немножко жадным. Я могу быть её другом. Я могу смеяться с ней, заниматься с ней йогой, делить молочные коктейли и наблюдать, как она становится всем, чем она хочет стать. И я буду счастлив просто стать свидетелем этого.

Чего я не могу сделать, так это стащить её ниже по шезлонгу и тереться об неё как животное в течке, хотя я только что был опасно близок именно к этому.

— Было плохо? — тихо спрашивает Зигги, взглянув на меня. — Поэтому ты остановился?

Улыбка, которую я не могу сдержать, приподнимает уголок моего рта. Я позволяю своей голове упасть на шезлонг и приглаживаю её тонкие огненные волосы, убирая их от лица.

— Было хорошо. Поэтому я остановился.

Быстрый розовый румянец расцветает на её щеках, когда она улыбается, и по её телу проносится дрожь.

— В этом нет никакого смысла.

— Есть, Сигрид, — я сажусь и похлопываю её по бедру, пытаясь показать, что хочу, чтобы мы — нет, нуждаюсь, чтобы мы встали и создали жизненное необходимое расстояние между нашими телами. — Позволь отвести тебя внутрь. Ты дрожишь.

Очередная дрожь проносится по ней, пока она качает головой. Она не поддаётся.

— Я не дрожу.

— Нет, дрожишь, прямо сейчас…

Зигги откидывается назад, сбрасывает накидку, которую весь вечер держала крепко запахнутой, и выбрасывает её на ветер. Прежде чем я успеваю переварить реальность её тела в одном лишь облегающем тёмно-зелёном платье, она наклоняется, обхватывает мою шею и опускает свои губы к моим.

О Боже, я пытаюсь. Боже, я пытаюсь воспротивиться. Но я не могу. Я не могу ей сопротивляться. Даже если я должен. Должен.

— Поцелуй меня, — шепчет она в мои губы, когда они приоткрываются, и у меня вырывается вздох. — Если хочешь поцеловать меня, целуй. Не отговаривай себя от этого.

Именно это я и должен делать — отговаривать себя от этого. Но бл*дь, я не хочу. Я хочу прикасаться к ней, пробовать её на вкус, дарить ей удовольствие. Лишь в этот последний раз. Ещё один разочек.

Я выпускаю на свободу всё, что сдержал в прошлый раз, привлекаю её ближе, пока она не оказывается прижата ко мне, тёплая и уютная, а я тверд, так чертовски твёрд для неё. Она вздыхает, и её глаза прикрываются от такого удовольствия, которое я в свои моменты слабости мечтал дарить ей. Обхватив её подбородок, я наклоняю её голову, чтобы наш поцелуй мог углубиться, и её язык встречается с моим, жаркими, скользящими, ищущими движениями, которые заставляют мои бёдра выгибаться ей навстречу.

— Больше никогда, — обещаю я ей. — Это последний раз. После этого больше никогда, клянусь.

— Не последний, если у меня есть право голоса, — пыхтит Зигги мне в рот. У неё вырывается сладкий стон, когда я провожу ладонью по её бедру выше, привлекаю её к себе, чувствую, как её бедра начинают двигаться. Бл*дь, она идеальная — сильная и мягкая, её тело льнёт к моему, каждая часть наших тел подстроилась друг под друга, будто мы были созданы для этого, бл*дь.

Она ощущается как всё, на что я никогда не смел надеяться, не говоря уж о том, чтобы иметь. Давняя молитва, наконец-то получившая ответ; запретная мечта, воплощённая в жизнь и слишком невероятно хорошая.

Её пальцы вплетаются в мои волосы, царапают мои плечи, пока мои ладони скользят по её спине, бродят по гладкому теплу её плеч, обнажённых в ночном воздухе. Она обвивает руками