Тайна "Тускароры" - Александр Шалимов

Фремль отшатнулся, сделал рукой протестующий жест.

— Возможно, — жестко повторила Мисико, — но я не настаиваю на своем предположении, хотя спаслась исключительно благодаря Тоти. Даю вам десять минут на размышление… И, пожалуйста, не воображайте, что я собираюсь шантажировать вас или сошла с ума… Могли ли бы, хотели бы вы служить мне так же безоговорочно и преданно, как… Ну, например, как вы служили до сих пор шефу? Впрочем, нет, не так, а лучше?

— Может быть, я сплю? — пробормотал Фремль. — Или кто-то из нас все-таки сошел с ума?

— Ни то, ни другое, — отрезала Мисико. — У вас десять минут на трезвое размышление. Но, предупреждаю, Тоти следит за каждым вашим движением, и мне не хотелось бы… Вы понимаете, конечно…

— Тоти? Здесь?..

— Очевидно. Не может же он следить за вами из Сингапура. Через десять минут жду ответа. Если откажетесь, можете оставаться тут и ничто не будет вам угрожать, если будете вести себя благоразумно. Если согласитесь… Ну, а если согласитесь, ночью мы будем в Токио.

Мисико поднялась из-за стола. Несколько мгновений Фремль глядел на нее, закусив губы. Потом он тоже встал.

— Слушайте, — сказал он. — Слушайте, Мисико… Я еще не знаю, что произошло ночью, если действительно что-то произошло. Но мне не надо десяти минут… Мне нечего решать. «Братство» давно распалось бы, если бы его солдаты колебались в такие минуты… Вероятно, это западня, но я не могу сказать ничего иного, чем то, что вы услышите. Я — солдат. Я остаюсь с шефом. С ним я связан, понимаете, только с ним… Никуда не поеду… И вас не отпущу, если только не окажется, что… что дело выглядит иначе, чем я до сих пор предполагал… И скорее убью вас, хотя вы единственное, что у меня еще осталось, но…

Он умолк и покачал головой.

— А ведь, пожалуй, вы нашли единственный правильный ход в этой забавной игре, — задумчиво сказала Мисико. — Понимаете, единственный, Фремль… Или вы, впервые в жизни, говорили искренне, и тогда я могу рассчитывать на вас? Как бы там ни было, пока мы союзники. Смотрите сюда…

Мисико подняла руку. На ее указательном пальце блеснуло кольцо с черным камнем.

— Вы, конечно, знаете, что это такое, — продолжала она. — Это перстень последнего султана Матарама, символ высшей власти «братства». Этих перстней было изготовлено три… Хотя, может быть… теперь их осталось только два… Когда-то этот символ объединял жителей Явы в борьбе против европейских захватчиков. Сейчас он приобрел несколько иной смысл… Но время течет и… идеалы меняются… Вы идете со мной, Фремль?..

— Да, конечно, — прошептал он, — значит, вы…

— Тсс, — сказала она, коснувшись пальцами его губ, — не надо об этом…

— Но шеф? Неужели он ошибался? Вначале он сам приказал продать коллекционерам десять монет балийского клада. Каждая стоила безумно дорого…

— Слишком дорого, Фремль. Наверно, это была его первая ошибка… Однако он вовремя спохватился. Понял, что монеты могут навести на след… Ни одна из десяти не была продана. И если бы не оказалось одиннадцатой… Если бы не было одиннадцатой, он, возможно, не совершил бы минувшей ночью второй ошибки… Своей последней ошибки, Фремль…

Они собрались на Большой совет в подземельях пещерного храма у подножия вулкана Лаву. В окрестностях Суракарты уже вторую неделю шли весенние религиозные празднества, и фигуры буддийских монахов, закутанные в широкие плащи с капюшонами, ни у кого не вызывали особого любопытства. Туристы, спустившиеся перед заходом солнца с конической вершины Лаву, видели, как монахи один за другим неторопливо исчезают в развалинах храма.

Отделившись незаметно от группы туристов, Мисико, Фремль и Тоти более часа ждали, притаившись среди развалин.

Когда стемнело, к развалинам бесшумно подъехала закрытая легковая машина. Из нее вышел невысокий коренастый человек в коричневом плаще с капюшоном. Оглядевшись, он тоже скрылся в лабиринте полуразрушенных стен.

— Это, конечно, Исамбай, — сказала Мисико. — Все в сборе… пора…

— Их должно быть пятнадцать? — спросил Фремль.

— Если все соберутся, да.

— Они собрались все, — подтвердил Тоти, помогая Мисико надеть коричневый плащ.

— Ну вот, теперь и мы, как они, — сказала Мисико, когда Фремль надел такой же плащ и поднял капюшон. — Веди, Тоти.

— Я проведу вас потайным ходом, — шепнул малаец. — Этот ход знал только шеф. Вы все услышите и увидите сквозь отверстие в стене… Я буду наверху.

— Помни, Тоти, ты будешь следить за каждым его движением и как только скажу: «Вы осуждены мной, принц»…

— Да, госпожа, исполню все…

— Вы не боитесь, Фремль?

— Только за вас. Убежден, что весь спектакль можно разыграть без вашего участия.

— Вы их плохо знаете… Кроме того, главную партию разыгрываем мы с принцем…

Они долго шли совершенно темными переходами вслед за Тоти. Иногда над головой появлялись звезды, но потом их снова окутывал непроглядный мрак. Фремль не мог понять, как Тоти и Мисико ориентируются в полнейшей темноте. Тоти ни разу не включил фонарь, который держал в руках. Мягкая обувь скрадывала звуки шагов. Вокруг царила тишина. Лишь изредка под ногами слышался какой-то странный шорох, и тогда Тоти начинал тихонько посвистывать.

— Зачем он? — шепотом спросил Фремль у Мисико.

— Тсс… это кобры. Их тут множество… Он их успокаивает…

Фремль оцепенел от ужаса и почувствовал, что не в состоянии больше сделать ни шагу.

Мисико подтолкнула его вперед.

— Не бойтесь, — сказал Тоти. — Вас не тронут, даже если наступите. Подошвы ваших сандалий натерты особым соком. Его запах сразу парализует гадов.

— Восхитительное место, не правда ли, — шепнула Мисико. — Но зато гарантия, что непосвященный не проникнет… Эти старые подземелья доступны только нам…

— Быть может, хотя я не убежден… И все равно — дурацкий средневековый фарс.

— Мы пришли, — сказал Тоти. — Они собрались тут, за стеной…

Фремль услышал голоса. Вслед за Мисико он поднялся по нескольким ступеням и сквозь узкую щель в кладке увидел «зал собраний» — круглое помещение с высоким куполообразным сводом. Фантастический каменный орнамент покрывал стены. В нем причудливо переплетались растения, змеи, обнаженные женские тела, уродливые маски чудовищ. Несколько факелов, укрепленных в каменной вязи орнамента, освещало зал неровным, колеблющимся светом. В стенах темнели отверстия низких коридоров, расходящихся во все стороны по радиусам.

Посреди зала на упавших колоннах, некогда подпиравших свод, сидели фигуры в темных плащах, с надвинутыми на лица капюшонами. Некоторые негромко переговаривались. До Фремля доносились обрывки фраз на немецком, испанском, японском языках.