Охота светской львицы - Анна Ольховская

– На острове Пхукет, в Таиланде, – терпеливо отвечал Сергей Львович, не понимая, чего добивается этот назойливый адвокат.

– Ах, какая жалость! – Сюльжин удрученно покачал головой. – Вероятно, любопытное было местечко.

– Почему было? – холодея от недоброго предчувствия, спросил Алексей.

– Ужасная беда, катастрофа! – трагическим тоном возвестил Моисей Борисович, хотя его лисья физиономия ничего, кроме предвкушения хорошего гонорара, не выражала. – За новостями надо следить, господа! В результате сильнейшего землетрясения на страны Юго-Восточной Азии обрушилось гигантское цунами! Десятки тысяч погибших! Остров Пхукет находился под основным ударом стихии. Боюсь, что от вашего отеля, как его – «Золотая рыбка»?.. Так вот, от него мало что осталось, уплыла рыбка, скорее всего, в океан.

Звенящую тишину, воцарившуюся после этих слов, взорвал визгливый хохот Жанны.

ЧАСТЬ 3

ГЛАВА 28

«Ах, как кружится голова, как голова кружится!» Нет, я, безусловно, очень уважаю любимую певицу моей бабушки Клавдию Ивановну Шульженко, но когда ее слегка дребезжащий голосок повторяет одну и ту же фразу в сто сорок восьмой раз, хочется кого-нибудь убить. Но пока, похоже, кто-то старается добить меня. Последнее, что я четко помню, – ошарашенный взгляд Шурочки Лапченко и валяющиеся в слякоти деликатесы. А потом – чернота, в середине которой старинный патефон издевается над не менее пожилой пластинкой, злокозненно царапая беднягу своей тупой иглой. Результатом усилий этого тандема, собственно, и является повторяющийся снова и снова отрывок из песни Шульженко. Изредка из черноты проступают чьи-то смутно знакомые лица, Клавдию Ивановну сменяет невнятное бормотание, но потом какая-то гнусь кусает меня в руку, и незамысловатый вальсок начинает терзать меня с новой силой.

Но голова ведь действительно кружится. А еще зверски болит. А еще… Стоп – стоп, господа, неужели мадам Шульженко за… мгм, замолчала, в общем? Ну да, точно, я слышу странные звуки, но это, слава богу, не песни. И патефон убрался из моей головы, удрученно волоча за собой запиленную пластинку. И, похоже, я вспомнила, как управлять этой грудой плохо подогнанных частей, именуемых Анной Лощининой. Вот, уши уже транслируют пойманные звуки, правда, мозг отказывается идентифицировать услышанное. Больше всего это похоже на стрекот цикад, перемешанный с шумом прибоя. Но, учитывая то обстоятельство, что в декабрьской Москве с цикадами неважно дела обстоят, вывод напрашивается один: патефон запилил не только пластинку, но и мои мозги. Хотя… Ура, я все поняла! Я нахожусь в магазине экзотических животных и насекомых, и в этом магазине неисправен сливной бачок унитаза, вот вам и шум прибоя! Ну что, разве я не умница, а? Работают мозги, работают, родненькие! Так, теперь нужно вспомнить, где панель управления зрением. Надо же осмотреться, оценить ситуацию с помощью своего могучего интеллекта. О, вот кнопка открытия век. Нажимаем. Роллеты двинулись с жутким скрипом. Так, четкость изображения так себе. Покрутим колесико настройки, фокусируем – та-там! Готово!

Ну и что это грязновато-белое перед глазами? Что-что – потолок. Какой-то в этом магазине потолок убогий, весь в трещинах, в углу паутина, в центре которой удобно устроился владелец этого гамака.

Максимально сконцентрировавшись, я заставила шевелиться всю кучу деталей. Возмущенно вопя, куча подчинилась, хотя некоторые мерзавцы вместо того чтобы облегчить участь хозяйки, бросились строчить жалобы в профсоюз органов тела. Ну и черт с ними, обойдусь как-нибудь.

Всего каких-то пять минут титанических усилий – и вот я уже сижу! Правда, голова по-прежнему кружится, да и с фокусировкой беда – в глазах все двоится. Я зажмурилась и потрясла головой. Честное слово, больше никогда не буду стучать по своему старенькому телевизору кулаком! Это, оказывается, зверски больно! Помогает, конечно, вижу теперь нормально, но метод все же варварский.

Оч-ч-чень интересные помещения бывают в зоомагазинах! Какая-то комнатушка, стены которой очень напоминают саманные сарайчики моей станичной бабушки. Такие же неровные и грубо обмазанные непонятно чем. Из обстановки в комнатухе находился лишь застеленный тряпьем топчан, или лежанка, или… Черт его знает, как называется это сооружение, но именно на нем я и сидела сейчас. Больше в этой дыре не было ничего! И вообще, больше всего моя резиденция напоминала кладовку. В первую очередь – размерами. И в последнюю тоже. А еще дизайнер этого помещения увлекался, похоже, Средневековьем. Дырка, сквозь которую протискивался в мои апартаменты неожиданно яркий солнечный свет, больше напоминала крепостную бойницу, но никак не окно.

Но самое интересное, что шум доносился вовсе не из-за двери, как следовало ожидать в зоомагазине, а именно со стороны этого «окна». Мы с мозгом тупо уставились на эту сиятельную дырку. Дырка уставилась на нас. Игру в гляделки проиграли мы, я не выдержала и, поскрипывая и побренькивая, поволокла отечественное изделие, оно же мое тело, к свету.

Удивительно, но любитель Средневековья не затянул окошко бычьим пузырем, как можно было ожидать, а просто застеклил его, особо не напрягаясь по этому поводу. И оно даже открывалось, потому что было украшено таким чудом, как шпингалет. Мы поиграли с шпингалетом в увлекательную игру «Фиг откроешь!», в которой все же победила я. Протестующе хрипя, оконце открылось. Размеры его не позволяли высунуться наружу, максимум, что можно было показать миру – вытянутую руку с любым милым сердцу знаком. Но увидеть кое-что можно было. И увиденное вогнало меня в ступор.

В распахнутое окно ворвался не только оглушительный стрекот цикад, не только шум прибоя – ворвался, вломился, захватил все пространство вокруг меня запах, невозможный в декабрьской Москве, потрясающий запах моря, цветов, солнца, запах лета!

Это же надо, какой качественный глюк – задействовал слух и обоняние, а теперь подключил еще и зрение. Метрах в ста от меня на берег лениво накатывались изумрудно-синие волны. Ха, на берег! На великолепнейший песчаный пляж, чистенький и вылизанный. И пустынный, хотя лежаки на нем стояли. Ослепительно-голубое небо не могло быть настоящим, таких красок не бывает в реальности, только на картинках. О солнце я вообще молчу. Нет слов. Одни мысли. Одна глупее другой. И ни одной конструктивной. Могучий интеллект спасовал, сдался самым позорным образом, выдав на-гора потрясающий глубиной вопрос: «Это как это?» Почти сразу же откуда-то из-за спины прозвучал другой:

– Любуешься? – если честно, смысловой наполненностью вопросец тоже не поражал, он был из разряда «Ты спишь?».