"Правила" - Стэйси Кейд

– Миссис Вандерхофф, нам нужно внутрь, – произнес Зейн немного отчаянно. – Мы не хотим пропустить хорошие палатки.

– Конечно, милый, я понимаю,– сказала она. Но ее рука, с ярко розовыми ногтями под цвет ее помады, вытянулась вперед.– Еще пару минут, не ...

– И секс, – легко сказала я Зейну. – Не забывай. Мы должны оставить много времени для секса.

Миссис Вандерхофф замерла, выставив когти.

Зейн испустил сдавленный звук и быстро повернулся, таща меня за собой.

– Пока, миссис Вандерхофф!– крикнул он.

– Прости, – сказала я, когда он потащил нас в сторону спортзала. – Но она была такой лицемеркой.

Я ненавидела таких людей. Они были похожи на доктора Джейкобса и Рейчел.

– И так несправедлива к тебе...– я пресекла свою фразу. Когда моей работой стало защищать Зейна Брэдшоу? Эта наша небольшая шарада уже забралась ко мне в голову.

– Я сам могу позаботиться о себе, – резко сказал он.

– Тогда почему ты ничего не сказал? – раздраженно спросила я.

Он замедлился, затем остановился прямо перед дверью, где клоун вручал воздушные шары каждому входящему.

– Потому что иногда проще забить, – с разочарованным вздохом сказал он.

– Не для меня.

– Я заметил, – сухо сказал он. – Но тебе не приходилось иметь дел с моим отцом.

Я нахмурилась.

– Что не так с твоим отцом?

Он отмахнулся от слов.

– Ничего. Не бери в голову.

Он ненадолго отпустил мою руку, чтобы выйти вперед и принять воздушный шар от клоуна. Голубой. Он вернулся и поднял мою руку, чтобы завязать шнурок вокруг моего запястья, убедившись, что петля была достаточно свободной, чтобы было удобно. Тепло его дыхания на моей коже и ощущение его внимания, шевельнуло что-то у меня внутри груди, какой-то деликатный пунктик – как одна из тех дорогих, тонких как бумага, фарфоровых чайных чашек, которые я однажды видела в британском шоу «Антикварное дорожное шоу»- на опасно наклонившейся полке.

– Вот. Теперь это официально. Твоя первая Ярмарка развлечений. – Он отпустил мое запястье.

– Спасибо, – сказала я.

Воздушный шарик вертелся у моей макушки, создавая статическое электричество, которое я могла слышать и, заставляя пряди моих волос липнуть к нему. Конечно.

Я дернула шнурок, стараясь привыкнуть к ощущению его вокруг своего запястья.

– Тебе достанется за то, что я сказала?

Мысль, которая не приходила мне в голову до тех пор, пока уже не стало слишком поздно.

Его губы сжались в кривую улыбку.

– Возможно. – Он взглянул на меня. – Но это стоит того.

Он оттолкнул воздушный шарик, чтобы освободить мои волосы и заправил пряди волос за мое ухо.

Чайная чашка в моей груди еще сильнее наклонилась. И это произошло только после того, как я поняла: мы на публике, на виду у всех. Он просто играл. Мне нужно помнить об этом.

Ярмарка развлечений, оказалось, состояла из четырех проходов с палатками, от простых столиков до сложных конструкции, которые должно быть привезли по частям и собрали здесь. Каждый клуб и организация, о которой я когда-либо слышала (и несколько, о которых я не слышала) присутствовали здесь. Тяжелый брезентовый тент был разложен на полу, чтобы защитить полированный пол спортзала от "уличной" обуви и острых углов палаток, столов и кресел. Когда я спросила Зейна, почему они не делают Ярмарку снаружи, он закатил глаза. – Они переживают о повреждении футбольного поля.

Тут были игры, поддельный предсказатель судеб, и еда. Так много еды - сладкая вата, попкорн, пирожные, печенья, торты - это было смешно.

И сейчас Зейн пытался втянуть меня в ещё одно глупое ярморочное развлечение.

– Нет, я не хочу получить французский поцелуй от Французского Клуба, – твердо сказала я, смех в горле угрожал вырваться на свободу. Французский поцелуй от Французского Клуба. Кто одобрил это, в качестве идеи для сбора средств? И еще хуже, кто готов платить за это?

Последние тридцать минут, мы бродили по второму из четырех проходов. Зейн настоял купить для меня подозрительного «Щенка, по имени Чау», который оказался арахисовым маслом, шоколадом, и какой-то смесью зерновых перемешанных вместе и засахаренных в пакете; и я выиграла небольшую мягкую игрушку непонятного вида - это, возможно, было что-то среднее между собакой и вероятно медведем - за броски кольца. Технически, для меня его выиграл Зейн, после того, как я запротестовала, вероятно, слишком громко, что эти кольца были аферой. Кольца были намного меньше, чтобы подходить по размеру к горлышкам бутылок. Зейн дал скучающему ребенку в палатке пять долларов, и малыш уронил кольца поверх бутылок для Зейна. Что было, на мой взгляд, полностью противоречащим правилам игры. Но опять же, они раздавали собако-медведей как призы, так что какая разница...

– Ой, да ладно, это весело.

Зейн дернул меня за руку, пытаясь тащить за собой к столу, драпированному розовым тюлем в конце прохода, где, на удивление, собралась значительная толпа.

– Что ты имеешь против французских поцелуев? Я думаю, может это фобия?

Он покачал головой с притворным ужасом.

– Может нам стоит посетить клуб психологов?

– У нас нет клуба психологов, – сказала я, мои ноги скользили по пролитому крему для бритья, который появился тут из-за восторженного броска от футбольной палатки. (За доллар, вы могли покидать пироги из крема для бритья в различных игроков, но, видимо, все с достойным чувством цели были уже в команде.)

– Ты меняешь тему разговора, – с ухмылкой сказал Зейн.

Да, да, я меняла. У меня не было фобии. Это был просто старый добрый страх. Я никогда не делала этого раньше – целовать кого-нибудь, любым способом - и это поразило меня, что в то время пока было много простых вещей, которые можно подделать или замаскировать, первый поцелуй, вероятно, не был одни из этих вещей. Что если я сделаю что-то не так? Или что если что-то у меня во рту укажет, на то, что я не человек, может быть, я о чем-то не знала? Спасибо, нет. И даже во всем этом, почему мне должно захотеться поцеловать совершенно случайного незнакомца?

Я с подозрение осмотрела розовый и пушистый стол Французского Клуба.

– Нет, спасибо.

– Даже если я пообещаю, что они тебе понравятся? Французские поцелуи хороши, – подразнил он, с удивительной теплотой в выражение лица, из-за которого он выглядел менее обремененным, более счастливым. Не то, чтобы я когда-либо думала о нем, как об особенно несчастном. И все же, сегодня казалось, он был ярче, выглядел более живым, чем я когда-либо могла припомнить.

Я покачала головой с улыбкой.