Тревожная весна 45-го - Валерий Георгиевич Шарапов

— Василий! Пусть его осмотрит врач и в «допросную»! — распорядился Иван. И повел Александра к подъезду, заканчивая на ходу рассказ о результатах работы в Марьиной Роще. — «Малину» нащупали быстро, подготовились, провели штурм. У них была в разгаре знатная гулянка — почитай все сидели за столом. Хлопнули одного, правда, и сами потеряли командира роты капитана Когута… Нормальный был мужик, фронтовик… Отыскали Валентину — она в подполе сидела. Потом перевернули весь дом: от подпола до чердака. Нашли богатый арсенал, боеприпасы, с килограмм золотых и серебряных украшений с камешками, крупную сумму денег. А золото из коллекции Шлимана как в воду кануло. Полчаса назад закончил допросы по первому кругу. Двое раскололись. Говорят, будто главарь загнал все золото оптом какому-то барыге за Даниловской заставой. Будто этот барыга давно специализируется на скупке редких краденых драгоценностей. Надо будет раскинуть мозгами и проверить по картотеке.

Выслушав друга, Васильков окончательно помрачнел.

— Все в голове перемешалось… Сколько у нас осталось времени?

— Сегодня последний день. В восемнадцать ноль-ноль комиссар Урусов будет докладывать наверх о результатах.

— Получается, что я видел главаря последним, — пробормотал Александр. — Держал в руках нить расследования, мог узнать, где золото, и бездарно упустил единственную возможность.

— Ты, Саня, не кори себя за смерть Железнова, — приобнял его Иван. — Что мы можем сделать, если человек надумал свести счеты с жизнью? Ничего. Мы же не всесильны. Ты и так много сделал: организовал отличную армейскую операцию, в результате которой отыскал главаря и его машину. Это же — как иголку в стоге сена! А до этого дважды сдвинул расследование с мертвой точки.

За разговором они дошли до кабинета.

— Есть хочешь? Предлагаю выпить по кружке крепкого чаю. А потом в «допросную», займемся бандитским сынком.

* * *

К началу допроса Антон привел себя в порядок и выглядел намного лучше, чем часом раньше. Рану врачи обработали, перевязали, и теперь о незначительном повреждении говорила лишь испачканная кровью левая брючина. Молодой человек умылся, отряхнул от травы и пыли одежду.

Конечно, мысли о недавней смерти отца не оставляли его. Однако замкнутость прошла, и на вопросы он отвечал охотно.

Старцев сидел перед ним за столом. Штатный писарь занимал свое место в углу «допросной». У второго окна — чуть позади допрашиваемого — стояли трое: Васильков, Егоров и Бойко.

Антон только что вкратце рассказал автобиографию. Все присутствующие внимательно, не перебивая, выслушали его.

— Значит, лишившись матери, вы с полутора лет воспитывались у двоюродной бабушки? — уточнил Старцев.

— Да, у бывшей актрисы оперетты Михелины Михайловны Блювштейн.

— А она знала, чем занимается ваш отец?

— Разумеется, нет, — удивленно и в то же время уверенно ответил молодой человек. — Она была интеллигентным и правильно воспитанным человеком. Никто об этом не знал.

— Когда отец рассказал вам о своей принадлежности к преступному миру?

— Я же говорил: сегодня утром. Он почему-то назначил встречу на шесть пятнадцать и очень торопился. Только позже я догадался: он хотел побыстрее уехать из города…

Василькову ужасно хотелось спать. Веки закрывались сами собой, голова падала на грудь. Ровно в таком же состоянии пребывали и другие муровцы. И все же они старались держаться.

Александр невольно наблюдал за арестованным сыном главаря и за Иваном. Друг, как ему казалось, не доверял показаниям Антона и всячески старался подловить его на какой-нибудь неточности.

— Хорошо. Допустим, вы не знали и даже не догадывались об истинном лице своего отца. Но почему же вы не поставили в известность правоохранительные органы, когда обо всем узнали?

Вопрос поставил парня в тупик.

— Трудно сказать… — мотнул головой арестованный. — Он любил меня и очень хорошо относился…

В этот момент дверь «допросной» приоткрылась, из коридора заглянул Горшеня, недавно отправленный Старцевым к военному комиссару Москвы. Игнат неслышно просочился внутрь и положил на стол картонную папку с личным делом Антона Квилецкого.

Развязав тесемки, Иван раскрыл папку и начал знакомиться с характеристиками и другими, представленными в личном деле, материалами.

* * *

Через полчаса отношение Старцева к сидевшему перед ним парню кардинально изменилось.

— Как же ты так, Антон? — потеплевшим голосом спросил он. — Прошел всю войну, от первого до последнего дня. Артиллерист, младший сержант. Получил осколочное ранение. Награжден орденом и двумя медалями.

— Простите… — Глаза парня снова наполнились слезами. — Но я не мог предать отца. Не мог…

Это был тяжелый момент. Наступила тишина. И даже писарь, повидавший в «допросной» всякое, перестал писать, поднял голову и с сочувствием смотрел на молодого человека.

Однако время поджимало. До шести вечера, когда Урусов должен доложить наркому о результатах расследования, оставалось немного.

— Антон, нам нужна твоя помощь, — мягко произнес Старцев.

Тот мимолетно коснулся пальцем щеки, распрямился:

— Я готов рассказать все, что знаю.

— Припомни, не упоминал отец в разговоре с тобой золото?

— Золото? Нет. О деньгах говорил. Будто у него есть накопления и нам на первое время хватит. А какое вас интересует золото?

Переглянувшись с коллегами, Иван спросил:

— Ты про вооруженное ограбление трофейного эшелона на Белорусском вокзале слышал?

— Которое с перестрелкой? Дня три-четыре назад?

— Да.

— Конечно, слышал. Весь город об этом говорит.

— Так вот, налет был совершен бандой твоего отца.

Антон в изумлении отшатнулся назад.

— Моего отца?!

— Да, не удивляйся. Я так полагаю, ты еще многого про него не знаешь. Несколько человек из охраны эшелона убиты и ранены. Кроме того, похищено несколько килограммов золотых изделий из ценнейшей коллекции немецкого археолога Генриха Шлимана. Эта коллекция, называемая специалистами «Золотом Трои» или «Кладом Приама», попала в нашу страну в качестве компенсации за нанесенный Германией ущерб. А твой отец, видимо считая, что пострадал от войны больше других, решил распорядиться ей по своему усмотрению. — Иван Харитонович говорил тихо, но очень убедительно. — И вот более сотни людей: оперативников, следователей, водителей, офицеров и солдат сбились с ног в поисках пропажи. Четверо суток без сна и отдыха.

Антон молчал. Уставившись в одну точку на краю письменного стола, он играл желваками и о чем-то размышлял.

Старцев намеренно не мешал ему.

Наконец, молодой человек очнулся. Посмотрев в глаза следователю, он уверенно сказал:

— Я знаю, где золото.

* * *

В половине пятого два служебных легковых автомобиля с номерными знаками Московского уголовного розыска подкатили к главным воротам Ваганьковского кладбища. Один из сторожей, узнав представителей правопорядка, мигом распахнул тяжелые чугунные створки. Машины проехали по центральной аллее и свернули на одну из примыкавших аллей.

— Дальше нам нужно на Щуровскую дорожку, но туда мы не проедем, надо пешком, — сказал Антон.

Автомобили остановились. На потрескавшийся асфальт