Риданские истории II - Виктор Александрович Авдеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вернулась! Кто ты? Где ты, покажись? — крикнула Джессика, сама не зная, что произойдет дальше. И произойдет ли что-то вообще?
Сначала ничего не происходило. Шелестела трава под порывами ветра. Где-то в глубине чащи отбивал ритм неугомонный дятел. В небе пронеслась птица, отчаянно хлопая крыльями. И все стихло, словно перед бурей. Через несколько секунд раздался громкий треск. Омертвевшие, выдающиеся из земли корни дерева Умерших, что раскинуло свои длинные, узловатые сучья над головой Джессики, стали медленно раздвигаться в стороны. Они витиевато ползли как змеи, ломались и изгибались как ноги гигантского паука, трескались и рассыпались, точно истлевшие кости. До тех пор, пока перед глазами Джессики не возникла глубокая нора, из которой исходило ужасное зловоние, режущее глаза до слез. И тогда она услышала тот самый детский голос. Он доносился из глубин земляной пещеры.
— Джессика, как хорошо, что ты здесь! Дай мне руку! Помоги мне выбраться!
— Ни за что я не полезу туда! — пискнула Джессика и в ужасе отстранилась от норы. Оступившись на кочке, она упала назад на траву.
— Осталось мало времени! Протяни руку!
Джессика с ужасом глядела как из норы возникла чья-то маленькая ручка, заляпанная грязью и кровоточащая мелкими неглубокими ссадинами. И в этот момент внутри Джессики что-то щелкнуло. Всего мгновение назад она боялась быть обманутой темными силами. Сунься она в темноту зияющей дыры, в неизвестность, и ее могли утащить в гниющие недра. Сделать с ней нечто такое, что не мог даже представить себе изощренный на разные жестокости мозг самого хитрого и безжалостного живодера. Но сейчас, глядя на тянущуюся к свету слабую ручку ребенка, Джессика подавила в себе чувство страха. Уже не было важно, каким образом умоляющая смогла говорить с ней, Джессикой, по телефону. Она уже верила во все самое загадочное и необъяснимое, что только может случиться и случилось за минувшие дни.
Припав к земле, Джессика проползла несколько футов и взялась за холодную детскую ладонь. Она что есть сил тянула на себя руку девочки, упираясь ногами в ствол дуба, пока сопротивление чего бы то ни было внутри норы не стало слабеть. Еще минута, и Джессика в холодном оцепенении глядела на вызволенную из земляного плена девочку, одетую в старомодное зеленое платьице и грязно-белые туфли. Вместе с ней из норы выскочило несколько крыс. Под жалобный писк они затерялись в высокой траве.
— Ты… ты? Ты… — пытаясь хоть что-то выговорить, заикалась Джессика, так и сидя на траве.
— Я — Сьюзи Теренс. Дочь фермера, — улыбаясь странной, кривой улыбкой, сказала та. Ее янтарные глаза были сощурены, как у кошки, греющейся на солнце. — Ты убила меня, помнишь?
— Я никого не убивала, — выдохнула Джессика, ошалело глядя на ту, которая никогда не могла здесь больше быть.
— Не скромничай, Убийца Харт. Внушающая Джесс. Гипноз. У тебя много имен, поздравляю. Хотя в темном тряпичном мире такие как я чаще зовут тебя Психичка.
— Такие? И много вас… т-там?
— Не очень. Остались только я и два мальчика. Но в вашем мире мы пока жить не можем, потому что частички наших душ укрыты другими людьми в тайниках. Навроде этого дерева. Ты помнишь, что ты спрятала в корнях после того, как отправила меня вниз на камни?
Джессика молчала. Сьюзи кивнула и продолжила:
— Мои игрушки. Моих кукол. Ты завернула их в газету, которой были обернуты сандвичи. Помнишь?
— К-какие игрушки?
— Разные, — пожала плечами Сьюзи и поднялась на ноги. Движения ее были плавными, как у пантеры, и тем не менее они почему-то казались угрожающими, как и тон в ее бурлящем, хриплом голосе, будто глотка ее была набита… землей?
— Я не помню ничего такого… — будто оправдываясь, ответила Джессика и хотела подняться, но Сьюзи проворно наступила ей на горло ножкой, в которой чувствовалась вовсе не детская сила.
— Тебе не стоило бы подниматься, Джесс, — состроив кислую физиономию, проговорила Сьюзи. — Он скоро придет за тобой. А я начну жить. И убивать. Мне так хочется кого-нибудь убить. Например, тебя. Но Ткач сказал, что ты нужна ему. Возможно, он пощадит твою никчемную жизнь и предоставит тебе еще один шанс. Последний. Это твоя пятая жизнь. Еще одна и… Ума не приложу, что ждет тебя потом.
— Где ты прознала все это? — спросила Джессика, пытаясь проглотить комок, застрявший в горле, под ногой Сьюзи.
— Слишком долго я просидела в мешке, Джесси. И вытащить оттуда меня могла только ты. Почему так поздно я попросила тебя это сделать? Не десять лет назад, не двадцать, а только сейчас… Знаешь, мне было приятно наблюдать, как ты угасаешь душой и телом. Пьешь. Влачишь жалкое существование. Тебя преследуют неудачи. У тебя нет друзей. От тебя отвернулись все, даже Джарет, — забавно поджав губки, рассуждала Сьюзи. — Но мне надоело. Как надоедает вдруг какой-то полюбившийся, но слишком затянувшийся сериал по телевидению. В один момент просто пропадает интерес, и ты выключаешь телевизор. Кстати, Джарета я убью первым. Он коп. Он будет мешать мне играть.
Слушая Сьюзи, Джессика черствела изнутри, без следа вытравливая из себя страх.
— Ты обманула меня, маленькая тварь, — процедила сквозь зубы она, гневно глядя на Сьюзи. — Я поверила, пришла спасти тебя, кто бы ты ни была.
— Ради спасения ли ты пришла сюда? — удивленно вскинув бровки, коварно улыбнулась та. — От тебя воняет обманом, Джесси. Но Ткач уже рядом, он избавит меня от твоего общества и наконец сможет открыть для меня горловину своего мешка. Ведь ты смогла вытащить меня из потайного кармана. Наберись терпения, и скоро все кончится. А я выберусь на шоссе, и какой-нибудь небезразличный проезжий обязательно подберет маленькую, плачущую девчушку. Потом у меня появится новая семья. Своя жизнь. И я умою кровью Ридан. А ты… Ты заслуживаешь худой мешок. Ты знаешь, что такое мешок с дыркой?
— Ты свихнулась, — сказала Джессика, чувствуя, как нога Сьюзи все сильнее придавливает ее горло.
— Мешок с дыркой, почти тоже самое, что черная дыра в космосе, но во сто крат хуже. Ты ведь слышала о черной дыре? Так вот. Если Ткач пожелает, то отправит тебя в такой мешок. Ты пропадешь в дыре. Тебя будет носить по всяким фантастическим местам и поверь, в них нет ни одного закоулка, где ты не испытаешь страх, боль, агонию смерти,
