В небе — гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

Первая попытка перейти через Суражское шоссе не удалась. Немцы завязали длительный бой с прикрывавшей нас группой партизан, подтянули бронемашины, и мы вынуждены были отступить. С рассветом под покровом густого утреннего тумана в другом месте мы благополучно перешли этот опасный рубеж. Гитлеровцы заметили нас, но поздно. Полетели в небо ракеты, застрочили пулеметы, но мы исчезли в густой пелене тумана. От обстрела никто из группы не пострадал.

Через Западную Двину мы переправились на добытой где-то лодке, а затем без всяких происшествий прошли через «Велижские ворота», через которые наши разведчицы до этого ходили не раз и очень хорошо знали места безопасного перехода линии фронта. И вот нас обступают бойцы Красной Армии, поздравляют с благополучным переходом, угощают всем, чем богаты.

В районе Великих Лук мы расстались со своими разведчицами, обменялись адресами, пожелали друг другу боевой удачи и скорой победы над заклятым врагом. Девушки повели раненых партизан в прифронтовой госпиталь, понесли командованию добытые ими ценные разведданные, а мы на попутной машине поехали в Торопец. В этом прифронтовом в то время городке мы обратились к коменданту города и попросили его выписать нам проездные документы до Москвы и выдать продукты на дорогу.

Комендант внимательно выслушал нашу просьбу — и арестовал нас.

Этот молодой и, судя по всему, неумный офицер очевидно мечтал поймать шпиона. Вместо того чтобы запросить о нас командование, он принялся за допросы. От нас требовали признания в том, что мы фашистские агенты. Грозили расстрелом и даже ставили лицом к стенке…

Вскоре меня отделили от товарищей и отправили в санитарный батальон. По пути привязались мальчишки, они видели: под конвоем ведут оборванца, значит — диверсант. В меня полетели камни и комья грязи…

Не нахожу слов, чтобы передать мое потрясение и душевную боль от глубокой обиды за незаслуженные издевательства, оскорбления и унижения…

Из санбата, по настоянию врачей, в санитарном поезде под конвоем я был отправлен в госпиталь в Калинин. Маковский и Иванов были оставлены под арестом в Торопце. В поезде я попросил одного легкораненого командира сообщить телеграммой командованию о возвращении нашего экипажа из тыла врага.

Телеграмма дошла. Через несколько дней полковой врач капитан медицинской службы В. С. Иванов на самолете перевез меня в Москву, в авиационный госпиталь в Сокольниках.

Скоро прибыли в Москву Иванов с Маковским. А не в меру «бдительного» коменданта Торопца, как узнал я позднее, наказали.

После лечения медицинская комиссия вначале не допустила меня к летной работе. По спустя некоторое время мне разрешили летать, и я снова стал выполнять боевые задания.

Анна Николаевна

В то время, когда, возвращаясь в свой полк, мы шли по тылам немецких войск из одного партизанского отряда в другой, мою спасительницу Анну Николаевну Мамонову постигла жестокая участь. Об этом я узнал после войны, будучи на слете витебских партизан в Лиозне.

Сделав мне операцию и убедившись, что ее помощь мне больше не потребуется, она заторопилась домой. Руководству партизанского отряда было известно, чти Анна Николаевна находится на подозрении у немецких оккупантов, о ее связи с партизанским отрядом были осведомлены гитлеровские холуи полицаи. Поэтому командир отряда Блохин и комиссар Мохановский уговаривали ее остаться в отряде и не искушать судьбу. Но Анна Николаевна сказала им, что поедет к себе в больницу последний раз, чтобы забрать детей, которых фашисты, узнав, что она в отряде, непременно убьют, а также запастись лекарствами, перевязочным материалом и хирургическими инструментами — всем, что нужно партизанскому врачу. Руководители отряда пообещали ей привезти ее детей в отряд и забрать в больнице все необходимое. Но Мамонова настояла на своем, убедив командира и комиссара, что сама она сделает все гораздо лучше. Не знала Анна Николаевна, что едет навстречу смерти…

Ее схватили сразу, как она появилась в Высочанах. На следующий день гитлеровские палачи и полицаи привезли в комендатуру двух ее девочек Верочку и Любочку — и старшего сынишку Вову. У Анны Николаевны были три дочки-близняшки, названные Верой, Надеждой, Любовью, которым было по полтора года, и пятилетний мальчик Володя. Маленькая Надя оказалась в это время в другой деревне, у родственников, и только поэтому спаслась.

Вот что писала 17 мая 1944 года газета «Красный Север» в заметке «Отомсти»:

…Перед нами письмо одного из освободителей этих краев от фашистского ига. Вместе с наступающей частью Красной Армии одним из первых вступил на родную освобожденную землю брат Анны Николаевны — Семен Мамонов. О происшедшей там трагедии он написал сестре Марии Мамоновой — врачу Вологодской железнодорожной поликлиники.

«Дорогая сестрица! Хочу тебе сообщить, что я побывал там, где мы с тобой родились и выросли, где жили наши родные. Ни одного колышка не осталось, не только строений. Сестрица дорогая! Не могу никак сказать тебе, но все же надо, хотя сердце сжимается от боли. Сестрица, сестру нашу Нюшу и ее трех детей — Вову, Веру и Любочку немецкие людоеды расстреляли в Высочанах, около фабричного сарая, на берегу озера. Расстреляли их 15 августа 1942 года за то, что Нюша оказывала помощь в лечении партизан. Она пришла из леса из партизанского отряда, в котором были и наши два племянника. Хотела забрать детей. Немецкие ищейки ее выследили, забрали с детьми и на следующий день их расстреляли. Полтора месяца она там с детьми лежала. Их было расстреляно, а потом зарыто в одной яме 18 человек. Верочка, Надя и Гриша отрыли их и привезли в наш дом. Когда брат Миша увидел их, то сразу же умер от разрыва сердца…

Сестрица, никогда я не прощу врагу кровь, гибель своей семьи. Отомстим гитлеровским гадам!..

…Больше писать не могу. Я буду мстить и отплачу немецким бандитам за все…»

В начале 1975 года киностудией «Беларусьфильм» снимался документальный кинофильм «О матерях можно рассказывать бесконечно», который был выпущен к Берлинскому всемирному конгрессу, посвященному Международному году женщины. Одна из новелл фильма рассказывает о судьбе Анны Николаевны Мамоновой. Съемки производились на месте гибели Мамоновой и других патриотов, расстрелянных вместе с ней. Мы с кинорежиссером И. Вейнеровичем и операторами беседовали со старожилами, людьми, которые еще помнят все обстоятельства этой трагедии.

Вот что они рассказали. Группу арестованных — восемнадцать женщин и детей, в том числе и Мамонову с тремя детьми и санитарку Высочанской амбулатории Яскевич, тоже с тремя маленькими детьми, — каратели привезли к кустарнику в полутора-двух километрах юго-восточнее Высочанской больницы, где уже была выкопана большая яма. Вначале у ямы расстреляли взрослых, потом один из палачей взял девочек Мамоновой за ноги, ударил головками одна о другую и бросил их на тело матери. Пятилетний Володя схватил офицера карательного отряда за руку и плача стал просить его: «Дяденька, не закапывайте нас глубоко, а то, когда вернется сюда папа, то не найдет нас…» Офицер оттолкнул ребенка от себя. Тогда тот бросился бежать в поле. Каратели стали стрелять в него, но никак не могли попасть: мальчик, подгоняемый страхом, бежал петляя, как зверек. Тогда один из палачей побежал за ним, догнал его и убил, ударив рукояткой пистолета по голове. Затем взял тело ребенка за ножки и потащил его к яме, где лежали расстрелянные…