Дворянин великого князя - Роберт Святополк-Мирский

Самым главным для Медведева оставался, разумеется, вопрос безопасности. Но здесь, слава Богу, он был профессионалом, у него появились люди, и теперь наконец Василий получил блестящую возможность проявить себя в качестве пусть маленького, но совершенно независимого и самостоятельного военачальника с широкими полномочиями: "…самому в своей земле порядок держать: людей и слуг в пределах имений своих по личному усмотрению — казнить, и жаловать", как было написано в его грамоте. Некоторый опыт у него уже был — сперва он командовал отрядом юнцов еще на донской засечной полосе, когда искал убийц отца, а потом служил десятским в полку боярина Щукина, под руководством сотника Дубины, который, хоть и был человеком нервным и крикливым, дело свое военное знал хорошо, и многому у него Василий, находясь в опытном великокняжеском войске, научился.

Основой военной дружины Медведева стали Неверовы — могучий силач Клим, мастер копья, да его сыновья восемнадцатилетние, совершенно неразличимые меж собой близнецы Ивашко да Гаврилко, крепыши и, как вскоре выяснилось, еще те забияки.

Первые несколько дней, пока шло расселение и велись необходимые ремонтные работы в доме, Василий с утра до вечера занимался созданием своих вооруженных сил.

Рассудительный Епифаний Коровин, его сын Никола и пятнадцатилетний Ерема Селиванов были назначены в ежедневный дозор.

Медведев позаимствовал у Антипа систему дозора (Отчего же не воспользоваться хорошей выдумкой, леший меня раздери), несколько усовершенствовав и улучшив ее. Теперь Никола сидел в хорошо замаскированном и невидимом снизу гнезде на высоком дереве у границы с монастырем, откуда ему были хорошо видны паром, дорога, ведущая от парома и монастыря, дорога из Медыни и большая часть Угры почти до самой Медведевки. Невдалеке от дерева был спрятан конь, на котором он приезжал на рассвете, уезжал на закате, а в случае необходимости мог в любой момент прибыть домой за четверть часа. Точно так же с противоположной стороны — на границе с Картымазовкой — в таком же гнезде находился Ерема, которому видна была дорога от Картымазовки, брод через Угру в районе имения Бартеневых и дорога, ведущая в бывший лагерь Антипа. Чуть поодаль от медведевского дома в главном гнезде, из которого была видна округа, а также просматривались первое и второе гнезда, нес дозор Епифаний, который по разработанной Медведевым системе знаков мог не только узнать, сколько людей и откуда приближаются, но и сам просигнализировать Николе или Ереме, как им следует поступать и, если нужно, срочно вызвать их домой. Три девочки — Ксеня, Соня и Вера каждый день доставляли дозорным горячую еду.

Как только темнело и наблюдатели покидали свои гнезда, на службу заступали трое Неверовых, которые по продуманной Медведевым системе охраняли поселение ночью так, чтобы с любой стороны никто не мог подойти незамеченным.

На рассвете, когда на службу снова выходили дозорные, Неверовы ложились спать и поднимались к обеду, занимаясь до вечера с Медведевым военной учебой или помогая, если нужно, по хозяйству. В случае возможного нападения на Медведевку к Неверовым немедленно готовы были присоединиться Гридя, Яков, Ефим и Федор, которые всегда держали наготове оружие и легкие доспехи. Если этого было недостаточно, то по знаку Епифания через десять-пятнадцать минут возле поселения появлялись дозорные. Все трое были хорошо вооружены и по особому сигналу неожиданно нападали на атакующего противника с тылу. Женщины и дети в случае опасности должны были немедленно укрыться в хорошо замаскированном тайном убежище, вырытом для этого подальше в лесу, возле того озера, где Медведев оставлял Малыша, когда пробирался в лагерь Антипа.

Три дня, наполненные новыми заботами, пролетели незаметно, без каких-либо происшествий.

Потом приехал Картымазов.

— Филипп быстро поправляется. Уверяет, что благодаря твоему бальзаму он уже на ногах. У него гостит Андрей, который завтра на рассвете отправляется в Вильно. Филипп приглашает нас сегодня вечером на прощальный ужин. Ему не терпится познакомиться с тобой — он ведь тебя ни разу не видел, хотя наслышан от меня и Андрея обо всех твоих подвигах. Что скажешь?

— Разумеется! С удовольствием. Что слышно о Насте?

Картымазов помрачнел.

— Ничего нового. Но я убежден, что ее прячут здесь, в Синем Логе. Подождем. Вести будут, как только уедет Андрей. Они все же побаиваются расследования, которое проводит гетман Ходкевич, и знают, что Андрей — его посланец, потому притихли. Мне пора. Встретимся на закате у брода.

Впервые в жизни Медведев пересекал литовский рубеж.

В Диком поле, где было гораздо больше открытых степных пространств и меньше лесов, рубеж определяли засеки — широкие длинные полосы из высоких срубленных деревьев, привезенных сюда порой издалека и уложенных впритык один к одному и один на другой верхушками в сторону, откуда ожидался наезд неприятеля. Пересечь такую засеку большому отряду всадников очень тяжело, а вырубать в ней проход — значит, ожидать несколько часов и можно, чего доброго, дождаться патрульного сторожевого отряда, который встретит приезжих в узком проломе и всех перебьет, а если даже и удастся проехать незаметно, то на обратном пути трудно найти то место, где проход вырублен, а к тому времени там уж наверняка будет поджидать засада степных казаков, которые хоть формально и не служили Москве, будучи людьми вольными, но всегда и во всем ее поддерживали и охотно прикрывали границы княжества, довольствуясь в качестве оплаты беспошлинной добычей, отнятой у наездчиков (чаще всего татар), когда они появлялись, а если их долго не было и запасы кончались, приходилось самим перебираться на ту сторону и там точно таким же способом добывать себе все необходимое, как Бог пошлет.

Здесь же, согласно договорным грамотам, подписанным Великими князьями Московским и Литовским, рубежом княжеств служила извилистая и неширокая река Угра, протекающая в большинстве через густо поросшие лесом просторы, среди которых то там, то тут редкими пробелами выделялись поля и отвоеванные у леса островки поселений, чаще всего на берегу, где вода, заливные луга и условия для домашней птицы облегчали жизнь, причем рубеж этот был очень формальный и практически никем, кроме местных жителей, не охранялся.

Порубежная война то тлела, то полыхала здесь непрерывно, и ссоры соседей легко перерастали в серьезные военные столкновения, а великий князь Иван Васильевич и король Казимир буднично и привычно обменивались грамотами, где обвиняли друг друга в разбое, сообщали имена убитых, требовали поимки и наказания убийц, а главное — детально перечисляли все уничтоженное или расхищенное имущество и настаивали на возмещении убытков. Никто никого не ловил и не наказывал, никто никому ничего не возмещал, и жизнь шла своим чередом, а рубеж худо-бедно сохранялся в основном благодаря тому, что на восточном берегу Угры жили дворяне московские, а на западном — литовские, и не всегда они были врагами — вот, например, семьи Картымазовых и Бартеневых тесно дружили много лет и даже намеревались породниться.