Я смогла все рассказать - Кэсси Харти

В той мозаике не хватало еще одного фрагмента. В июле девяносто третьего года в моей квартире раздался телефонный звонок, который помог мне вновь его обрести. Звонила Сэлли.

– Помните, я обещала разузнать как можно больше о вашем сыне? – спросила она, словно я и впрямь могла это забыть. – Вы еще потом согласились отложить встречу на год. Так вот, прошло уже тринадцать месяцев. На прошлой неделе я вновь связалась с приемным отцом вашего сына, и он показал Джеку ваше письмо.

Я задержала дыхание. Ну же, ну!

– Ваш сын хочет встретиться с вами!

Я не верила ушам. Меня трясло от предвкушения, возбуждения, страха, волнения и любви, накопившихся за двадцать один год разлуки.

– Вы хотите встретиться с Джеком? – спросила Сэлли.

Что за идиотский вопрос! Она и правда допускала, что я могу отказаться? Я не могла говорить и просто плакала.

– Конечно, хочу, – ответила я после паузы, но так тихо, что Сэлли попросила повторить. – Конечно, я хочу с ним встретиться.

Тогда Сэлли рассказала мне, что Джек прочитал письмо и попросил приемного отца устроить встречу со мной. Тот был не в восторге от затеи Джека и сказал, что позволит нам увидеться всего один раз.

Не нужно было соглашаться на его условия. Я ведь прекрасно понимала, что одной-единственной встречи будет недостаточно. Но согласилась.

– Когда я увижу сына? – быстро спросила я, словно опасаясь, что Джек или его отец передумают.

– В следующую среду, – произнесла Сэлли совершенно спокойно, словно такие разговоры происходят по пять раз на дню. Я была счастлива – ждать оставалась недолго.

– Отлично, – услышала я чей-то голос и только потом сообразила, что сама это сказала. Я говорила спокойно, очетливо. Конечно, сердце мое трепетало, но голос звучал на удивление спокойно.

Попрощавшись с Сэлли, я долго не могла унять дрожь. Младшая дочка Люси, слышавшая весь разговор, обняла меня. Она была счастлива и за меня, и за себя: Люси всегда мечтала встретиться со сводным братом. Я же для себя уже решила, что пойду к Джеку одна, ведь мне предстояло встретиться с сыном после двадцати двух лет разлуки.

Когда Даниэль пришел с работы, я сразу же сообщила ему радостную новость. Потом позвонила Мелиссе: она была единственной, кроме меня самой, кто видел Джека, кто разделил со мной радость первых недель с сыном. Я очень старалась держать себя в руках и не строить радужных планов. На какое-то время старые страхи вернулись ко мне. Я стала бояться, что встреча с сыном может не состояться. Лежа ночью в постели, я думала, что вся эта история мне привиделась. Может, никакого телефонного звонка не было? Конечно, я всегда надеялась, что этот момент настанет, и молила Господа приблизить его, но надежда и молитва часто подводили меня в жизни. Неужели мне наконец повезло? Я была счастлива в браке, муж любил меня такой, какая я есть, о таких чудесных дочерях, как у меня, можно было только мечтать, прошлое больше не мучило меня. Не слишком ли многого я хочу? Наверное, нужно радоваться тому, что уже имею?

Но Бог, казалось, услышал мои молитвы. Правда, с опозданием в двадцать два года, но лучше ведь поздно, чем никогда.

Несколько следующих дней пролетели незаметно. Я попросила отгул у начальника и, когда он спросил о причине, ответила правду.

– Я встречаюсь с сыном, – сказала я тихо-тихо, боясь сглазить.

– Мне казалось, у вас дочери, – удивился он.

Тогда я рассказала ему, как у меня отняли сына, а он слушал, внимательно глядя на меня. Сначала я подумала, что он сердится, и никак не могла понять почему. Но он не сердился. Вопреки моим ожиданиям, он положил руку мне на плечо, улыбнулся и сказал твердо:

– Конечно, вы можете быть свободны в среду. От всего сердца желаю вам удачи.

Нужно было купить новое платье. Я хотела выглядеть как следует, правда, не совсем понимала, что это значит. Мне приглянулось темно-синее платье, оно не очень старило меня, но и на молодую девушку я в нем тоже не была похожа: в конце концов, я же не свидание собиралась, а на встречу с сыном.

И вот долгожданный день настал. Я не могла ни есть, ни спать. Это была не просто среда, а Среда с большой буквы!

Встреча должна была состояться в другом городе, так сказать, на нейтральной территории. Даниэль подвез меня туда: сама я при всем желании не смогла бы в тот день сесть за руль. Подъехав к названному мне загодя зданию, мы поднялись в офис. Джека еще не было, и в ожидании мы обменялись парой фраз с социальными работниками. Внезапно я почувствовала, что мой сын вошел в здание. Не знаю, как это получилось, но я не сомневалась, что он близко.

– Он здесь, – сказала я, – я чувствую.

Дверь открылась, и я увидела сына. Он стоял прямо передо мной.

Я не могла пошевелиться и просто смотрела на него. Это было самое странное чувство, какое мне доводилось испытывать. Джек походил на обеих моих дочерей сразу, словно лучшие их черты чудесным образом воплотились в нем. Он был выше меня, повыше, чем Люси, с такими же, как у нее, темно-каштановыми волосами. На нем были модные джинсы и абсолютно новая рубашка. Я не могла поверить своим глазам: мой сын, Джек, стоит передо мной. Всеобщее волнение буквально повисло в помещении.

Он не сразу посмотрел на меня. Сначала Джек взглянул на представителей социальных служб, потом перевел взгляд на Даниэля. Я не нравлюсь ему? Он жалеет, что пришел?

Наконец его подвели ко мне. Даниэль встал и пожал Джеку руку.

Что можно сказать человеку, которого не видел столько лет? Я не знала, я не могла говорить. Джек сел рядом со мной и представился.

Он думает, я не знаю, как его зовут?! Но ведь я сама дала ему имя!

Специально для нашей встречи я подготовила небольшой фотоальбом. Несколько первых страниц были посвящены мне: снимки дома, моего мужа, собак. Потом шли фотографии дочек. Увидев своих сестер, Джек заплакал.

– Я впервые вижу кого-то, на кого я похож, – сказал он сквозь слезы. – Я словно в зеркало смотрюсь!

Мне хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. Но я боялась. Боялась самой себя и вновь обретенного сына. Нельзя прикасаться к нему. Это будет слишком сильное переживание для нас обоих.

Я уже пообещала его приемному отцу, что после этого, единственного, свидания больше не буду искать встреч с Джеком. Я опять, не подумав как следует, взяла на себя глупое обязательство! Было бы просто жестоко по отношению к сыну обнять его и снова исчезнуть из его жизни.

Джек плакал, а я просто сидела рядом.

Потом я показала ему свою фотографию, когда была беременна им, и несколько его детских снимков, которые успела сделать, прежде чем его забрали.

Джек вздохнул и сжал мою ладонь. Мне показалось, что время остановило свой бег: я тонула в нежно-голубых глазах сына, совсем как двадцать два года назад, когда он только появился на свет. Мы почти не говорили: что уж тут объяснишь словами? Мы молча сидели, взявшись за руки. Я не плакала. Джек, наверное, подумал, что я черствая. На самом деле я уже много лет не плакала о сыне. Приучила себя. Воспоминания о его рождении и о расставании с ним я запрятала в самый дальний уголок сознания и заглядывала туда лишь изредка.

Вместо того чтобы плакать, я стала рассказывать ему все, что он, наверное, хотел узнать.

Я потеряла ощущение времени, мне одновременно казалось, что я общаюсь с Джеком всего несколько минут… и что наша встреча длится уже целую вечность. Тут один из соцработников сказал, что ему нужно закрывать помещение и сдавать ключи вахтеру. Взглянув на часы, я с ужасом увидела, что уже полночь. Мы вышли на улицу. Даниэль предложил подбросить Джека до дома. Джек отказался. Мы по-прежнему держались за руки и не могли найти слов для прощания. Не помню точно как, но вдруг он оказался у меня в объятиях. Мои руки так скучали по нему! Как только я могла отпустить его тогда! Джек снова заплакал.

– Пожалуйста, возьми меня с собой, – проговорил он жалобно.

Не нужно было отпускать его в ту ночь. Я должна была прижать его к себе и никогда не отпускать. Теперь я это знаю. Как же я жалею, что сдержала обещание, данное его отцу. Надо было взять с собой сына, но я не взяла.

Потому что дала обещание.

– Тебе нужно ехать домой, – сказала я. – Я дала слово твоему отцу.

И стала мягко отталкивать сына от себя, избегая смотреть на него. Он судорожно всхлипывал.

Что он тогда подумал? Что он мне не нужен? Что мне все равно? Не знаю. Я в тот момент думала лишь о том, что нельзя давать волю чувствам: мой сын испытывал отчаяние, а я должна была сохранять внешнее спокойствие. Как же это было мучительно! И все из-за дурацкого обещания.

Я по наивности решила, что, если сдержу слово, приемный отец Джека разрешит нам встретиться снова. Я надеялась, он поймет, что я не представляю угрозы и что общение со мной очень важно для Джека, нашего «общего» сына. Я объяснила все это Джеку, и он согласился пойти домой. Сердце мое разрывалось. Все прошло не так, как должно было пройти, не так, как я хотела.