Два жениха и один под кроватью (СИ) - Ли Марина

Не то чтобы я ещё раз согласилась пережить весь этот ужас, но то, какой сделала меня фру Агустина… Это было больше, чем волшебство.

Потому что я почти не изменилась (если не считать всей той сотни безжалостно выдранных из моего тела волосков), но почему-то стала такой красавицей, что собственным глазам не поверила.

Оказывается, папенька был прав! Я и в самом деле вся в маму.

Красавица.

На мгновение даже страшно стало, но потом фру Агустина жахнула открытой ладонью мне аккурат промеж лопаток и устрашающе рявкнула:

— Будешь сутулиться, заставлю выкупить платье. Не позорь имя моего дома, неси себя, как богиня. Для неё наряд и шился.

— Не буду! — заверила я и добавила:

— Ни за что не посрамлю славного имени рода Аллареев!

А затем несмело пожала крепкую, пропахшую табаком руку.

— Спасибо вам, фру Агустина. Вы так мне помогли… Даже не знаю, как вас благодарить.

— Свадебный наряд в моём доме мод закажи, вот и вся благодарность, — радостно оскалилась она. — Свадебные я в наём не сдаю, если что… Но тебе понравится. Обещаю.

Предки… И где только Бред нашёл эту женщину? Она ужасная.

Я в неё почти влюбилась, честное слово!

Глава 16

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ПОКАЗЫВАЕТ СЕБЯ ВЫСШЕМУ СВЕТУ

Когда я добралась до ворот БИА, встретив по пути своего триумфального шествия едва ли не весь преподавательский состав и добрую половину студентов, Бред уже приехал и ждал меня, лениво вышагивая возле наёмного экипажа. Как по заказу — впрочем, почему как? Не иначе маги Ковена постарались и развеяли тучи над столицей — погода была свосем не октябрьская. Не было ни мерзкой, уже ставшей привычной мороси, ни пронзительных порывов ледяного ветра, а с чистого неба мне подмигивали яркие звёзды и да показывала румяный бок полная луна.

То есть совершенно ничто не мешало мне остановиться на нижней ступеньки крыльца, чтобы полюбоваться на своего красавчика-братца. По случаю торжества на нём была парадная белоснежная форма отставника, чёрный бикорн с белой петлицей, на груди медали и орден имени Лаклана Освободителя, шпага у бедра.

— Бред, — окликнула я.

Услышав мой голос, брат вскинулся, обвёл меня довольным взглядом и, широко улыбнувшись, подмигнул мне.

— Что-то мне подсказывает, что все девы на выданье сегодня вечером объявят на тебя охоту. Тебе к лицу мундир.

— Невесты? — Он хмыкнул. — Не знаю. А вот самострел я зря с собой не прихватил. Одной бутафорской шпагой со всеми твоими поклонниками я точно не справлюсь. Ты невероятно хороша, Брен.

Я зарделась от похвалы и протянула брату руку.

— Как любит говорить наш папенька, — напомнила я, — красотой мы с тобой в маму.

— И то правда, — согласился брат, а затем приложился губами к моей перчатке, помогая преодолеть последнюю ступеньку, после чего отпустил мои пальцы и отошёл на пару шагов, чтобы ещё раз полюбоваться на труды фру Агустины.

— Какая же ты! — Я довольно улыбнулась. Что ни говорите, а слушать комплименты любит любая женщина. — У меня нет слов! Прав был отец. Надо почаще тебя приглашать, подарки дарить. В конце концов! Брат я или нет.

— Ты перепутал, — рассмеявшись, напомнила я. — Это мама тебе намекала на подарки для сестры.

— Да? — Бред виновато почесал бровь и сдвинул шляпу на затылок. — Похоже, они оба мне об этом говорили. Вот я осёл…

— Неправда, ты у меня лучше всех! — возразила я, а когда мы устроились на подушках наёмного экипажа, добавила:

— Спасибо. Я рада, что ты меня пригласил.

Бред накрыл своею ладонью мою и пылко заверил:

— И я рад, Мотылёк! Очень! Ты для меня самый важный человек в этом мире, ты же знаешь! Я всё сделаю для того, чтобы ты была счастлива. Всё!

Я смущённо кашлянула, намекая на некоторую неуместность этого внезапного признания, и замерла, нахмурившись. Всего на миг, такой короткий, что мне вполне могло в показаться, — но не показалось, я уверена! — в глазах брата промелькнуло нечто очень-очень похожее на вину.

— Бред.

— А?

Он дурашливо улыбнулся, а у меня сердце зашлось от тревожного предчувствия. Была у братца одна отличительная особенность: признаваться в любви близким, если чувствовал за собою какую-то вину.

Однажды он сказал маме, что не ходил с деревенскими мальчишками прыгать в озеро со скалы (я тогда лежала дома с больным горлом, поэтому в веселье участия не принимала), а потом извёл её своей ласковостью, нежностью и просто нечеловеческой заботой. Даже не знаю, чем бы всё закончилось, если бы папенька не взял в руки хворостину и не потребовал вскрыть карты. Тогда-то братец и признался, что вот уже с полмесяца не спит по ночам, изнывая от страха, что маменька узнает правду и разочаруется в своём сыне.

Так что ничего удивительного, что я сопоставила факты (сапожки, туфли, билеты, платье, а теперь ещё и признание) и закусила удила.

— А ну признавайся! Что натворил? Снова что-то скрываешь? Что-то со щитом, а ты не говоришь? Я так и знала. Тебе угрожает опасность. Если ты умрёшь… Совести у тебя нет совсем! Что я отцу с матерью скажу? Как в глаза им буду смотреть?

— Бренди! — Бреду всё же удалось прервать поток моего возмущения. Он поймал мои руки и торопливо поцеловал сжатые в кулаки пальцы. — Со мной всё в порядке. Матушкиными сединами клянусь. Император к концу года заложит Орден, и моей жизни уже ничто не будет угрожать, ибо ни один демон, даже армия демонов, не справится со щитом, завязанном на силах двух сотен магов.

— Не врёшь?

— Брен, я же поклялся.

Я всё ещё хмурилась, и он добавил:

— Я говорю как сильно люблю тебя, а ты срываешься в истерику. Это мне в пору пугаться, Мотылёк, и спрашивать всё ли у тебя в порядке. У тебя всё хорошо? Тебя никто не обидел?

— Нормально всё, — засопела я.

— Тогда в чём дело?

Брат не лежал рядом со мной в материнской утробе и мой отец стал ему отцом, когда Бред уже родился на свет, и между тем мы с ним были удивительно похожи. Формой лица, губ, цветом волос и глаз. Мы с ним одинаково наклоняли голову к плечу и хмурились. А наши голоса в детстве даже родители не могли отличить…

И вот сейчас я смотрела в его глаза, как в зеркало, и кусала губы. Ведь мы знаем друг друга как никто другой! Предложения один за одного заканчиваем… И я точно видела тот взгляд! К тому же поганое предчувствие…

Но не признать того, что в словах Бреда было рациональное звено, я не могла.

— Не знаю, — наконец проворчала я. Пусть окончательно вернуть благостное настроение у меня и не получилось, но тревожного червячка я всё же сумела заткнуть. Временно. — Наверное, я просто голодная. Ты, кстати, знал о девизе фру Агустины? «Красивая женщина — голодная женщина». У меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Уже на людей бросаться начинаю…

— Значит, в буфет пойдём сразу, а не в антракте, — мне показалось, что Бред облегчённо выдохнул. Наверное, обрадовался, что я больше не дуюсь и не пристаю с расспросами. — И мне не нравится такой девиз. Ещё упадёшь в обморок во время танцев, а мне потом отчитывайся перед Императором.

Бац! И вот я уже забыла обо всех тревогах, потому как волнения поменяли направленность.

— Что ты сейчас сказал? — переспросила я, пока братец кривился от досады. — Какие танцы? Какой Император?

Бред игриво дёрнул бровью и попробовал схохмить:

— Ай-ай, нурэ Алларэй! Наставница БИА должна бы знать, как зовут Императора Аспона.

— Даже не пытайся.

— Во им предков, Бренди! — закатил он глаза. — Ну что ты опять начинаешь? Ну, танцы после представления. Что такого? Ты ведь любила когда-то танцевать… А то что на торжественный бал попадут не все, а лишь избранные… Ну, тут вообще нечему удивляться. С недавних пор Алларэйи среди фаворитов.

И добавил уже совсем мрачным тоном:

— Хочешь ты этого или нет.

Как говаривал наш папенька в минуты отдохновения за бокалом виски, «даже не знаю, чего бояться больше, монаршего гнева или его же милости».