Расследованием установлено… - Георгий Молотков

— Выходит, что Раковский решил внести поправку в те словари? — Климов осторожно взял со стола пасхальное яйцо-шкатулку, обрамленное тончайшей работы сканью. — Это подлинный Фаберже или подделка?

Линяшин развел руками:

— Никто пока не знает. Пригласим авторитетных специалистов, пусть они разбираются. Вот и Аллен Калева, считающая себя знатоком работ Фаберже, не отличила подделки. А ведь, как нам теперь известно, по европейским аукционам ездила, специально изучала спрос на эти изделия. Раковский и ее обвел вокруг пальца, подсунул подделки…

— Ах так? — заинтересовался Климов. — Это следствию, пожалуй, на руку…

— Почему? — не понял Линяшин.

— Вы сколько раз допрашивали Калеву? — не ответив на вопрос, спросил Климов.

— Четыре. Завтра утром снова допрошу.

— Сдвиги есть? Или упорно продолжает выгораживать Раковского, рассказывает вам, какой он благородный, чудесный человек?

Линяшин смутился.

— Пока всячески обеляет его.

— А вы, надо полагать, внушаете ей, какой он мерзавец, махинатор, спекулянт нашими национальными ценностями, как он паразитически живет и обкрадывает всех нас.

— Не без этого, Василий Николаевич, — согласился Линяшин, хотя начал догадываться, куда клонит Климов. — Должна же Калева иметь представление, почему мы возбудили против Раковского уголовное дело, почему по нему, как говорится, давно плачет тюрьма…

— Внесите небольшие коррективы в ваш допрос Калевой. — Климов замолчал, вероятно подыскивая нужные слова. — Не взывайте к ее совести, понятие о которой она, так же как и Раковский, считает пережитком варварства, чем-то вроде убожества. Не тратьте праведный гнев по поводу паразитического образа жизни Раковского. Ей на это наплевать. Раскройте Калевой глаза на то, что он обманывал и обворовывал ее, свою сообщницу. Обманывал красивую, знающую себе цену женщину, которая привыкла обманывать других, но не прощает, когда это проделывают с ней. Вот тогда и ей Раковский может стать мерзок и противен, как и вам. Вот тогда она кое-что и скажет о нем, хотя бы в отместку за его предательство. Вспомните, как быстро открестился от своего бывшего повелителя Кныш. Стоило только ему узнать от вас, что Раковский надул его…

Климов глянул на часы.

— Ого! Первый час ночи. Втянули меня в дискуссию о методах следствия, а теперь скажете: транспорт не ходит, дайте машину, чтоб разъехаться по домам.

— Василий Николаевич, — проникновенно сказал Линяшин. — Транспорт не ходит, дайте машину…

Кабинет грохнул дружным хохотом.

Шел уже третий допрос Раковского.

Он сидел перед столом следователя вполоборота, и солнце, бьющее в окно, скрывало от Линяшина выражение глаз, упрятанных за блестящими стеклами очков.

Линяшин поднялся и задернул занавеску. Но и процеженный занавеской свет каким-то странным образом ухитрялся зажечь окуляры допрашиваемого, стоило только ему заговорить. А говорил он возбужденно, напористо, искусно обходя расставленные следователем вопросы-ловушки. Иногда вскипал возмущением, и тогда его очки слепили Линяшина, будто там, за округлыми стеклами, были не глаза, а вольтова дуга.

До поры до времени Линяшин откладывал и очную ставку Раковского с Аллен Калевой, и разговор о том, каким образом у нее оказались не подлинные изделия Фаберже, а подделки. Допрос в основном крутился вокруг квартиры Сердобольского, похищения оттуда пяти статуэток. Ведь и чистосердечные показания Кныша не дали следствию ответа: где и как Раковский узнал о том, что у Сердобольского есть работы Фаберже?

У Линяшина на этот счет были свои догадки, но их, как говорится, к делу не подошьешь. Их надо возвести в ранг неопровержимой истины, надежно закрепленной показаниями обвиняемых, свидетелей, вещественными доказательствами и актами экспертиз.

В записной книжке Аллен был найден номер телефона, совпадающий с тем, который в одном из писем давал Раковскому Серж Лаузов. На вопрос, что это за номер и каким образом он оказался у нее, Аллен Калева кокетливо ответила:

— Не ломайте голову над пустяками. Это не телефон, а шифр: номер дома и квартиры одного из моих поклонников-соотечественников. Кроме следователей и мужья имеют скверную привычку заглядывать в записную книжку женщины…

Эти бесплодные допросы все больше убеждали Линяшина в том, что пора воспользоваться добрым советом полковника Климова: рассказать Аллен Калевой, как низко и подло обманул ее Раковский. Даже не рассказать, а убедительно, эффектно продемонстрировать.

Раковский и Аллен Калева вежливо кивнули друг другу и сели на стулья у стола Линяшина. Очная ставка подследственных — более ответственное дело, чем допрос. Следователь один, их двое. Верх берет сторона, чьи ум, воля, аргументы окажутся весомее, а в итоге — кто из подследственных сдаст свои позиции перед лицом Истины.

— Расскажите, Раковский, как и с какой целью вы продали Калевой поддельные изделия, выдав их за подлинные работы Фаберже? — ровным голосом спросил Линяшин.

— Я хотел бы уточнить некоторые моменты… — торопливо, даже слишком торопливо для его манеры разговора со следователем начал говорить Раковский.

— А я хотел бы услышать ваш ответ на конкретно поставленный вопрос, — неуступчиво сказал Линяшин.

Аллен Калева недоуменно смотрела то на следователя, то на Раковского. В выражении ее красивого, ухоженного лица промелькнули то ли испуг, то ли изумление.

— Видите ли, я не успел предупредить Аллен…

— Отвечайте на вопрос! — жестко перебил Линяшин. — Или я начну спрашивать Калеву.

— Семен, в чем дело? Какие подделки? — вмешалась вдруг она.

Раковский, сверкнув очками на Линяшина, опустил голову.

— Вам предъявляются три статуэтки, изъятые при таможенном досмотре у ваших сообщников, — обращаясь к Калевой, сказал следователь и выставил их на стол.

Калева внимательно осмотрела изделия, задержала взгляд на клейме «К. Фаберже».

— Да, именно эти работы Фаберже я приобрела у Семена… простите, у Раковского.

— Ознакомьтесь с заключением искусствоведческой экспертизы, — протянул ей бумажку Линяшин.

Калева прочла ее раз, второй. Линяшин не видел выражения ее опущенных глаз, но по вспыхнувшему красными пятнами лицу догадался, какие противоречивые чувства обуревают ее сейчас.

— А вам, Раковский, предъявляются изделия, изъятые при обыске вашей мастерской…

Линяшин выставил на стол еще три статуэтки, как близнецы похожие на те, которые только что опознавала Калева.

Дрожащей рукой он потянулся к ним, испуганно отдернул ее. Скользнули по вмиг вспотевшему лицу и упали на пол очки.

Раковский и знать не знал, что следствие добралось и до его конспиративной мастерской, что упрятанные там в тайнике подлинные изделия Фаберже, выкраденные им у Сердобольского, предъявляются сейчас не как шедевры прикладного искусства, а как неопровержимые улики его преступлений.

— Прошу прервать очную ставку… У меня нет сил…

— Подлец! — срывающимся голосом крикнула Аллен. — Мошенник!

— Гражданка Калева! Прошу не оскорблять достоинство личности гражданина Раковского, — сказал Линяшин, но в душе был весьма солидарен с ней.

Он снял трубку, набрал номер.

— Уведите арестованного Раковского. — И, обращаясь к Калевой, добавил — А мы продолжим вчерашний допрос.

Линяшин понимал, что Раковский будет запираться до тех пор, пока в цепочке бесспорных доказательств его вины будет хоть одна брешь, хоть одно слабое звено. Таким слабым звеном он пока считал обвинение его в краже из квартиры Сердобольского подлинных работ Фаберже. Признание Аллен Калевой, сделанное после очной ставки с Раковским, в том, что она заполучила у Сержа Лаузова адрес Сердобольского и подробное описание имевшихся у него изделий, а в один из приездов вручила этот адрес Семену Борисовичу, он начисто отрицал.

— Вы же сами видели — вздорная женщина, — убеждал он Линяшина. — Решила мне отомстить за то, что вместо подлинного Фаберже я продал ей подделки.

Раковский еще не знал об аресте Кныша — главного свидетеля его обвинения в краже. Не знал он и о том, что следствие располагает и другими неопровержимыми уликами его ночного визита в квартиру Сердобольского.

Настал день и час, когда эти улики решено было привести в действие, соединив тем самым разорванную цепочку доказательств последним звеном. А уж затем предстояло повести допрос и о преступлении Раковского еще по одной статье Уголовного кодекса — организация запрещенного промысла с использованием наемного труда. К этому времени следствие располагало показаниями более двадцати мастеров-камнерезов, ювелиров, которых он привлек к изготовлению подделок под Фаберже, снабжал их нужными материалами, моделями изделий, оплачивал эту работу.