Сезон туманов (сборник) - Евгений Гуляковский

Когда с делами было покончено, доктор отвел Ротанова в сторону.

– Одна моя пациентка хотела бы поговорить с вами…

– Какая пациентка? – не сразу понял Ротанов. – Неужели Анна?

– Вот уже третий день… Просила не говорить вам, ждет, что вы сами догадаетесь о ней спросить и придете…

Дорога вниз к жилым пещерам была довольно долгой. Ротанов шел рядом с доктором и думал о том, что повезло только ему да вот еще Анне. Главной проблемой, даже подходов к которой пока не видно, оставалась действенная защита от люссов.

– Как вы считаете, у нас с Анной природный иммунитет?

– Трудно что-нибудь сказать определенно, мы мало знаем о механизме воздействия люсса. То, что я вам рассказывал, это только догадки. А что касается иммунитета… Гибернизация ослабляет наследственность, а мы все потомки тех, кто много лет провел в корабле в замороженном состоянии. Первое время люди сильно болели. Часто рождались калеки. Так что не знаю, с Анной все очень сложно. Может быть, постепенно наследственность стабилизировалась, может быть, она одна из тех, кто пришел в норму.

– Вы хотите сказать, что воздействие люсса на здорового человека с неповрежденной наследственностью безвредно?

– Я не знаю. Это только предположение. Когда прилетят другие люди, можно будет сделать выводы, пока мы имеем всего два случая. Ваш и Анны. Проще всего их объяснить природным иммунитетом. Как у вас дела с электроникой, удалось в чем-нибудь разобраться?

– Нет.

– Я так и думал.

– Почему? – с интересом спросил Ротанов.

– Чужой разум, чужая логика. Чем дольше они развиваются, тем меньше в них человеческого.

– Меня в них поражает совсем не это… Вот вы говорите, чем дольше, тем меньше в них человеческого. Но возьмите ту же электронику. Ведь это творчество, доктор, и какое! То, что они создавали до сих пор все эти роллеры, механизмы, это все они взяли готовым из наших чертежей, книг – повторять могут и роботы. Только творчество – свойство разума. А вы говорите – мало в них человеческого.

– Вы меня не поняли. Разум может принадлежать не только людям. Вы же не собираетесь утверждать, что возможен лишь человеческий разум или только наша логика, наша мораль?

– Ну уж вы и о морали заговорили. Конечно, с этим невозможно спорить. Они другие.

– А знаете почему? Надкорка, кора – это все они копируют с человека. Мало того, все, что есть в самой коре в момент снятия копии, принадлежит одной конкретной личности. Но только в момент снятия копии. Дальше все меняется, вновь созданная система динамична.

– То есть появляется свой опыт, свои воспоминания?

– Не только это. Дело в том, что подсознание у них вообще не копируется. Я подозреваю, что эту область они целиком наследуют от люссов. И все инстинкты, их способность телепатического общения – это все оттуда… В общем, возникает новая личность, и чем дальше она развивается, тем меньше похожа на первоначальную…

– Я все время думаю, что эти события – результат трагической ошибки.

Доктор с интересом посмотрел на него:

– Вы первый, от кого я это слышу. Но вам легче судить. Над вами не довлеют наши обстоятельства, наши беды.

– Возможно. Мы оставляем планету даже в том случае, если не можем ужиться с местной фауной, если возникает угроза уничтожения какого-нибудь вида, даже тогда люди предпочитают уйти, а здесь разум! Пусть даже он возник в такой странной, неожиданной форме, пусть сами люди явились причиной его возникновения…

– Гибель людей…

– Да. Простите. Но это все равно не меняет сути дела. Войну пора прекращать.

– У вас есть какой-то конкретный план?

– А как вы думаете, они способны соблюдать взятые на себя обязательства?

– То есть можно ли с ними вести дипломатические переговоры? Ну знаете, у нас это никому не приходило в голову!

– А жаль… Надо бы попробовать.

– Вряд ли они вообще поймут вас. В их представлении люди только материал для создания новых синглитов. Они предназначены на эту роль самой судьбой; может, вы и с люссами собираетесь договориться?

Ротанов ничего не ответил. Он думал о том, что они уже проиграли. Если бы не его корабль, предстоящая ночь стала бы для колонии последней.

– Где инженер?

Доктор пожал плечами:

– Последнее время я его редко вижу на базе: наверно, готовит очередную операцию.

– Без этого ему скучно, что ли?

– У него дочь погибла и жена. Я его понимаю.

– А я нет! – резко сказал Ротанов, и вдруг из охватившего его чувства возмущения и гнева неожиданно родился план. Сразу весь, целиком, со всеми деталями. Он резко остановился, так что доктор, идущий сзади, от неожиданности налетел на него.

– Что случилось?

– Ничего. Пока ничего, но, кажется, я знаю, что делать дальше.

В палате, где лежала Анна, тихо гудел кондиционер. Сухой прохладный воздух шевелил колючую рыжую ветку, торчавшую у изголовья ее постели. Ротанов пожалел, что не догадался захватить с собой семена земных цветов. Вместо электронного хлама, который пошел на свалку, нужно было привезти горсточку семян.

Он сидел у ее изголовья и молчал. Не хотелось говорить банальные фразы, которые принято говорить больным, а других, нужных слов у него не находилось. Анна тоже долго молчала, словно понимала, что слова сейчас не нужны. Ротанов потрогал ветку, точно проверял, остры ли колючки.

– Скоро мне разрешат выйти. Я не хотела, чтобы вы приходили сюда.

– А доктор сказал, что…

– Это ему так кажется. Они все думают, что мне скучно. Но это не так, мне бывает грустно, но только оттого, что я боюсь опоздать и не увидеть солнца в эти последние дни, потом его придется ждать так долго.

– Я вам обещаю сделать подарок, когда вы выздоровеете. – Он старался не смотреть на нее, так сильно похудело и заострилось лицо девушки.

Анна улыбнулась:

– Мне все делают подарки. Вот даже инженер раздобыл где-то коробку конфет. Это большая редкость у нас. Почти реликвия…

Ротанов улыбнулся, услышав о конфетах. В плане, который он продумал, спускаясь к Анне, не хватало одной маленькой детали…

– Мой подарок будет совсем другим. Я подарю вам мир.

– Весь, целиком? – шутливо спросила Анна, словно не понимая его.

– Нет. Пока только дневную половину, но зато это будет настоящий мир, без подделки! Без войны, можно будет бегать босиком, ловить рыбу, уходить из дома в походы на десятки километров, разжигать костры… и не надо будет бояться…

– Вы шутите…

Он видел, как заледенели, расширились ее глаза, как секунды две она боролась, но все же показались слезы.

– Не надо так шутить… Это жестоко…

– Я не шучу, Аня! Я вам обещаю, чего бы это ни стоило, так и будет!

Слезы застыли у нее в глазах, а сами глаза на бледном лице показались Ротанову двумя огромными черными озерами. И вдруг она ему поверила сразу, без оглядки, как тогда у ночного костра… Что-то дрогнуло у нее в лице, она нашла его руку и сжала.

– Мне трудно представить, как это будет, Ротанов. Никто из наших не сможет даже вообразить такой жизни.

– Ничего. Постепенно привыкнут. – Он поднялся, но все никак не мог преодолеть неловкость. Оставалось еще одно небольшое дело, и он не знал, как к нему подступиться.

– Я хочу попросить вас об одолжении, Аня…

Она смотрела на него выжидательно, чуть удивленно.

– Подарите мне вашу коробку конфет. Она мне понадобится для очень важного дела…

К счастью, она ничего не спросила. Вряд ли он сумел бы объяснить, для чего ему это нужно.

8

Солнце стояло в зените, когда Ротанов миновал последний сторожевой пост и вышел на тропинку, ведущую к городу.

Труднее всего было уговорить председателя отпустить его без охраны и оружия. Он и сам понимал, насколько это опасно. Хотя синглиты стремились избегать кровопролитных стычек и без нужды не применяли оружия. Многие считали, что это происходит вовсе не из-за их гуманности, просто они «берегли материал», как выразился один из охотников, и, вместо того чтобы убивать пленных, оставляли их связанными в лесу, предоставляя все завершать люссам. На тех же, кого считали особо опасными, синглиты устраивали настоящую охоту и проявляли немало изобретательности. Так что на гуманность рассчитывать не стоило, скорее уж на благоразумие… Должны же они сообразить, что теперь, после угона звездолета, после восстановления связи колонии с Землей, соотношение сил изменилось не в их пользу.

«Гуманность, благоразумие… Слишком много я им приписываю человеческого. Мне просто фантастически повезло в тот раз, когда я благополучно выбрался из города. Так нет, меня несет туда снова… Ну почему не дождаться прилета Олега и не попытаться самим наладить компьютер? Сверкнет огненный глазок, вон хоть из-за этого кустика, и все на этом кончится. Радиосвязи у них нет, видите ли. Блоки для корабельных компьютеров у них есть, а связи у них нет, и нельзя предварительно ни о чем договориться. Писем они не читают, в плен не сдаются, остается выступить в качестве мишени. Нет другого выхода…»