Моя снежная мечта, или Как стать победительницей - Роман Волков

Ожившая пушистая красавица прыгала под деревом, временами замирая, чтобы понюхать воздух. Потом нашла шишку и стала перебирать ее в лапках. Наташа смотрела, как солнечные блики играют в блестящей шерстке и глазах, и радовалась, что белка оказалась жива. Та распотрошила шишку и, запихав орешки за щеку, поскакала к себе в дупло.

Наташа помахала ей рукой в заиндевевшей варежке. Обернулась и поняла, что отец и Егор Иванович давно ушли вперед. Девушка заторопилась следом, пыталась набрать скорость. Казалось, что надо приложить еще немного усилий – и она буквально полетит на своих лыжах. Но ноги были ватные. И с каждым шагом все тяжелели. Пошел крупный снег. Огромные хлопья быстро засыпали следы прошедших перед ней отца и старика охотника. Во сне у Наташи снова мелькнула мысль, как может падать этот крупный снег на землю, сквозь лапы елей. Но надо было торопиться. Наташа сделала рывок, вложив в него все свои силы, но поняла, что стоит на месте. Она опустила вниз глаза и не увидела ни лыж, ни своих ног. Они по колено увязли в снегу, как в болоте. Хлопья валили уже так густо, что не было видно ближайших сосен. Наташе захотелось кричать. Но крик не шел, она никак не могла разлепить губы, рот как будто был заклеен. Крик наполнил ее горло, распирал щеки, пытаясь вырваться наружу. Наташе стало очень страшно. Она собрала все силы и рванулась вперед, одновременно крича: «Паааааапааааа!», но упала лицом в снег.

Девушка проснулась от удара о переднее сидение. Автобус прыгнул на очередной выбоине, чуть не скинув на пол заснувшую Наташу. Сонная путанность мыслей стала проходить. Наташа «пересмотрела» еще свежий в памяти сон. Ощущение на душе было тяжелое. Что говорил ей этот сон? Что-то важное. Но что? Она шла с отцом и Тобуроковым. Был хороший радостный день, и вдруг она засмотрелась на белку. Засмотрелась на белку. Отвлеклась. И потерялась. Отец хочет ей сказать, что она отвлеклась от чего-то хорошего на ерунду? Или… А вдруг дядя Егор заболел? А вдруг он умер?! Он же ушел с отцом во сне. А она осталась одна в пустом заснеженном лесу. Только не это. Она не может остаться сейчас одна. Опять одна. Только не сейчас.

Оставшиеся несколько часов пути были мучительными. Девушка сидела как на иголках и мысленно подгоняла автобус. Короткий зимний день заканчивался. Сумерки стали молочными от повалившего снега. Началась метель, такая же, как во сне. Автобус сбросил скорость, а Наташу прошиб холодный пот.

Уже затемно она наконец вышла из автобуса на своей остановке. «Д. Чаадаевка», – сообщал покосившийся указатель. Катить чемодан по заметенной проселочной дороге оказалось невозможно. Наташа стала продвигаться спиной вперед, упираясь скользящими на снегу сапогами в землю и рывками подтягивая к себе обеими руками чемодан. Ноги быстро замерзали. «Это тебе не Москва!» – злорадно воскликнул внутренний голос.

Со стороны девушка выглядела более чем странно. Заметь ее сейчас кто-нибудь из соседей, не узнал бы. Какая-то городская, вырядилась не по погоде. Прикатила сюда с чемоданом. Будь сейчас день, местные детишки уже выстроились бы на другой стороне дороги и смеялись, показывая пальцем. Сердце кольнуло неприятное ощущение. Дом встречал ее не очень приветливо.

Выбившись из сил, Наташа села на чемодан и обхватила голову руками. Но долго сидеть и предаваться унынию тоже не вышло, морозный ветер без усилий пробирался под легкую московскую курточку и требовал разработки плана. Суровая таежная зима будила в уставшей девушке генетическую память. Ты – охотница. Где твоя выдержка? Наташа встала и приняла решение – оставить чемодан под ближайшими деревьями, а потом вернуться за ним с санками.

В темноте, замерзшая, она вбежала в знакомые сени, теперь показавшиеся такими маленькими. Отвыкнув от старого дома, Наташа тут же налетела в темноте на ведра и ужасно перепугала уже ложившуюся спать Марию Николаевну.

– Кто здесь?! – послышался высокий от испуга голос.

– Это я, теть Маш!

– Наташа?!

Мария Николаевна нащупала выключатель. Перед ней стояла выросшая и повзрослевшая Наташа. Ее Наташа, только очень усталая, грустная, замерзшая и одетая по-городскому. Девушка бросилась к приемной матери. Зарылась холодными щеками в пуховый платок и расплакалась. Мария Николаевна, не привыкшая показывать свои тревоги, молча гладила ее по спине. Потом мягко отстранила ее и, вытирая слезы, сказала:

– Ну, все хорошо, ты дома, пойдем, я тебя накормлю, переодену. Девочка моя.

– Где дядя Егор? – взволнованно спросила Наташа.

– Да в сарае он, со шкурами возится, – ответила Мария Николаевна.

Наташа ощутила, как одновременно расслабились все ее напряженные мышцы. Она заулыбалась сквозь слезы и снова бросилась обнимать ошарашенную Марию Николаевну. Никогда еще ее девочка-волчонок не проявляла таких эмоций. «Как она изменилась в этой Москве. Нервная какая стала. И худющая опять», – думала, качая головой, старушка.

Потом Наташа побежала в сарай.

– Переоденься хоть! Замерзла же! – кричала ей в след Мария Николаевна.

– Потом, – ответила ей на бегу Наташа.

Она ворвалась в сарай. Сидевший боком к двери Тобуроков даже не шевельнулся. Конечно, старый охотник слышал, как скрипнула калитка, как раздались торопливые шаги по снегу к дому, слышал шум в сенях и знакомый голос. Но он по многолетней привычке просто ждал. За свою долгую и сложную жизнь он понял, что это самая верная тактика. Просто ждать. Он ждал на охоте, и зверь сам выходил на него. Он ждал в жизни, и все само шло своим чередом. Он уже понял, что в Москве с Наташей что-то произошло, и теперь просто ждал, когда выяснится, что именно.

– Дядя Егор! – Наташа бросилась к старику, она хотела обнять и его, но Тобуроков не поднялся с места.

Тогда Наташа просто приобняла его, сидящего, за плечи, а потом опять заволновалась:

– Ты не заболел, дядя Егор? Почему ты не встаешь?

Тобуроков молча осматривал Наташу своим долгим внимательным взглядом. Девочка поежилась. Глаз старика как будто бы сканировал ее, суммируя детали. «Изменилась. На нервах вся, очень волнуется. Вырядилась по-городскому, забыла, что в тайге еще мороз. Устала. Напугана. Но не расскажет, что случилось. Будет притворяться», – прочел все Егор Иванович, как в раскрытой книге.

– Не заболел, Наталья, все в порядке, – наконец заговорил он, – а ты вот странная. Влетела ночью, без предупреждения, как будто волки за тобой бегут. Мать перепугала. Ты что?

Наташе стало стыдно. Она вдруг поняла, что уже давно не задумывалась о том, что она делает. С момента разговора с Гвоздевым она словно находилась в странном и тяжелом сне. Просто бежала, не помня себя. Не думая ни о том, что переполошит приемных родителей, ни о том, как она им объяснит свое внезапное появление.

– Надоела мне Москва эта. Не могу я там, – сказала Наташа, потупившись и ожидая выговора. Ведь настоящий спортсмен никогда не сдается и поднимается столько же раз, сколько упал. Но вместо этого она услышала:

– Ну, раз решила, что не надо, значит, не надо. Пойдем, поешь с дороги, – сказал спокойно Тобуроков, беря девушку за плечи.

Наташа переоделась в комнате в свою деревенскую одежду. Все было таким родным, но в то же время очень непривычным. Она сейчас понимала, насколько другой была ее жизнь в Москве. И что сама она успела измениться. И было ощущение, что ее душа не здесь. Но и не в московском общежитии. И не с Гвоздевым. И не с Беркутом. А где? Может, она еще летит над облаками среди самолетов? Летит, думая, что дальше делать и куда вернуться – в Москву или в Чаадаевку?

Погруженная в свои мысли, Наташа вышла к старикам. Егор Иванович ел жареную картошку с олениной, Мария Николаевна поставила перед девушкой такую же тарелку. Простую, белую, всю в серых трещинках со сколом на краю. Наташа никогда раньше не обращала внимания на эти домашние тарелки. Она поела немного картошки и сказала, что хочет спать.

– Волнуюсь я, Егор, – шептала ночью Мария Николаевна, как обычно думая, что Наташа уже спит.

– Ну, поволнуйся, Марья, вы, бабы, любите, – сказал Тобуроков, поворачиваясь на другой бок.

Вообще-то, старик думал, что подобное бегство Наташи от московских проблем произойдет гораздо раньше. И в очередной раз восхитился выдержкой своей воспитанницы. «Но есть, конечно, еще над чем работать. Пусть отдохнет, расслабится, а там посмотрим, выясним – и пусть возвращается. Стержень в девке есть, и, может, и правда выйдет из нее великая спортсменка. А характер жизнь смягчит. Всех пообтесала и ее подправит», – размышлял старик, привыкший всегда иметь план действий.

Глава сорок восьмая

Вот уже полчаса Виталий Гвоздев сидел неподвижно на собственной кровати и активно размышлял. Если бы не работавший радиоприемник, можно было бы услышать, как натужно скрипят извилины в его голове. Он никак не мог решить, что делать дальше. Остаться в Москве, тренировать студентов или проявить мужество и во что бы то ни стало помочь Наташе преодолеть все проблемы. Да, Виталий совсем не гордился тем, что ушел, хлопнув дверью, и оставил Наталью одну. Однако продолжать разговор на повышенных тонах с ней тоже было бессмысленно.