Человек не отсюда - Даниил Гранин

Была зима, новый цех еще не успели утеплить. В открытые настежь ворота задувал снег, мерзла броня, липла к рукам. Стояли раскаленные грелки, но ветер сдувал жар от них. Бетонные плиты пола заледенели. Ноги скользили, люди падали. В цеху работали подростки и бабы. Все голодные, слабосильные, а все детали неподъемны. Два мостовых крана не поспевали. Где можно, мы подвозили, кантовали. К концу смены нас ухайдакивало так, что коленки дрожали.

Но было одно обстоятельство, оно действовало и на нас, и на заводских. Сталин чуть не ежедневно звонил директору, справлялся, сколько машин выпустили. Подгонял. Говорил, что фронт держится на тяжелых танках, только они могут противостоять немецким «Тиграм». Нас с утра об этом оповещало радио. Приходил сам директор Зальцман.

Как мы вкалывали! Скидывали полушубки. Потом опять надевали. А поверх надо было напялить спецовку. Крики: вира!.. майна!.. стропы!

Звонок Сталина подгонял и устрашал. Все, начиная от директора, понимали, что в случае малейшей задержки, аварии головы не сносить. Пощады не будет. И вникать не станут.

Тогда, да и позже, я понимал, что этот страх накоплен годами репрессий. А в годы войны это срабатывало, наверное, сильнее агитации.

Понадобились годы, понять другое — Сталин преступник. Что бы нужного, полезного он ни делал и в войну, и до войны — он преступник, никуда от этого не уйти.

Он уничтожил больше людей, чем гитлеровский режим. В войну мы убивали вынужденно, и те и другие. Сталин уничтожал людей во имя своего властолюбия. Непомерного, сатанинского, трусливого, паранойного. Это была не акция, это продолжалось 30 лет, 40 лет. Большой террор только до войны успел расстрелять семьсот тысяч, арестовано полтора миллиона.

Во время войны гибли красноармейцы не только на полях сражений. Их расстреливали и в нашем тылу трибуналы и заградотряды.

Величайший в истории преступник не был судим. Умер, оплакиваемый народом, только не своими соратниками и подручными. Они боялись его и ненавидели.

Может ли убийца миллионов чем-то искупить свою вину? Никакие благие дела не могут искупить зло, причиненное Гитлером. Оно измеряется не только миллионами уничтоженных евреев. Уничтожены были все пределы человеческой морали.

Сталин уничтожал свой народ. Русских, башкир, грузин, украинцев, белорусов. Уничтожал свою страну, ее цвет. Он избежал суда. Но будет судим потомками. Моим поколением и следующими. Вряд ли будущее помилует его.

Возмездие настигло его детей. Никто из его потомков не может похвалиться его именем.

С тех пор как появилась возможность за деньги печататься, число плохих поэтов сильно увеличилось. Благо нет редакторов, благо можно просто заказать свои вирши любой типографии. Прилавки заполнены неизвестными авторами. Кто хорош, кто графоман — не узнать. Этот книжный поток снижает вкусы, губит интерес к поэзии.

Учитель должен стать высшей профессией, иметь наибольший престиж.

Первая забота государства — выявление истинного таланта каждого человека, истинного его назначения. Тогда появятся и лучшие врачи, физики, учителя и министры.

«Я лучше стану на четвереньки, чем на колени, — говорил он. — Так устойчивей и более откровенно».

На свете нет некрасивых женщин, а есть женщины, которые не знают, как себя сделать красивыми.

Слава богу, что созданы институты, лаборатории, где добросовестно стараются во имя этой красоты — изобретают новые кремы, прически, массаж, диеты, лаки — чего только не изготавливают и чего только не делают, чтобы помочь женщинам. Хотя при этом проблема выбора для мужчин становится все тяжелее.

Кто-то мне сказал, что женщине нужно потратить годы, чтобы сделать из мальчика мужчину, из влюбленного — друга, а вот дурака она делает за пять минут.

«Не понимаю, почему люди боятся новых идей, меня пугают старые».

На рынке я покупал творог. Продавщица протянула мне щепочку с куском творога попробовать. Творог был отличный. Я похвалил, сказал: «Дорогая моя, дайте мне килограмм».

Она посмотрела на меня, я посмотрел на нее, взгляды наши сошлись в совершенно непредусмотренном внимании. На какое-то мгновение я из безликого покупателя почему-то стал для нее мужчиной.

Она сказала:

— Хм, никто меня так не называл — дорогой. Никогда.

— Как же вы жили? — спросил я.

В России есть все, что надо для счастья, — природа благословенная, буквально со всеми ее радостями, просторами, разнообразием. Есть моря, есть океаны, есть горы, есть полярные области, есть жаркий юг. А какие реки, богатейшие недра. А какие леса. Есть, наконец, талантливый народ — от великих математиков до великих поэтов. Русский народ за короткое время обогатил мировую культуру живописью, музыкой, театром, балетом.

Что нам не хватает? Отчего у нас не получается счастье, благополучие, даже сносная жизнь? Первое, что приходит в голову, — не хватает честной власти, не гениальных полководцев, или вождей, или реформаторов — нет, всего лишь честных правителей, обыкновенных граждан, имеющих здравый смысл и любовь к России. Даже не столько к России, сколько к людям.

В Кремле селились властолюбцы. Сколько я себя помню, мы жили со страхом, ощущая там, наверху, яростную борьбу за власть. Кровавую борьбу. Заговоры, интриги, исчезновение. Один за другим исчезали конкуренты, то и дело снимали портреты… То, что происходило в Кремле, никогда не было прозрачным. Постановления выходили оттуда бестолковые, всё больше о врагах, опасностях, всегда направленные против воровства, мошенников, всегда был враг для оправданий наших невзгод. Они сменялись, враги — Англия, Германия, Америка, они раздражали своим благополучием, жизнь там была более разумной, а уж когда открыли границу, начались массовые поездки, мы познакомились с жизнью и бытом рядовых граждан, началась массовая эмиграция. Что ей противопоставили наши правители? А стали еще больше науськивать, прежде всего Америку, изо всех сил работали политологи, историки, экономисты, журналисты, они выискивали материал, чтобы очернить и охаять. Враги Америки наши друзья, но хоть и друзья, а все равно обгоняют нас, и с этим смириться власть не может.

Картину Марка Шагала «Прогулка» многие считают его лучшей картиной.

Парень и девушка на фоне Витебска, вернее, над Витебском. Он поднял ее на вытянутой руке, она парит над ним в воздухе, держась на своей вытянутой руке. Немыслимая акробатическая поза. Но в эту минуту для них нет невозможного. Это порыв влюбленного чувства, когда все достижимо. Хочется взметнуть любимую в небо не отпуская, он может ей достать звезду, он расстелил перед ней зеленым ковром город.