Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов

Вторым был Вилим Иванович де Геннин. Голландец, накрепко увязавший свою судьбу с Россией и не помышлявший о возвращении на родину. Теперь его дом был здесь. С этим у Демидова отношения были вполне ровными и даже дружескими. Вилим Иванович был компаньоном Акинфия Никитича в некоторых делах.

Впрочем, Демидов никогда не допускал мысли, чтобы довериться Геннину. Нет, если дела не касались нарушения закона, то его плечо было крепко как скала. Но подвигнуть его преступить закон нечего было и мечтать. Здесь он оставался преданным и честным служакой. Ну разве что мог слукавить самую малость. Как это было с Колывано-Воскресенским заводом.

Вроде и доложил в Берг-коллегию об обнаруженном серебре – и в то же время сделал это как-то вяло, без огонька. В коллегии же подобные сведения уже имелись, только значения им особого никто не придавал. Если хочешь что-то хорошо спрятать, сделай это на виду. Вот и Акинфий Никитич поступил именно так.

Встрече с этими людьми, которые знали о делах уральских и алтайских едва ли хуже него, Демидов не очень-то и обрадовался. Геннин должен быть на Урале, Татищев – где-то в Казанской губернии, но сейчас оба здесь. Нечего и гадать, как это могло произойти.

Это лишний раз подтвердило, что государь взялся за Урал и Алтай вполне серьезно и вдумчиво. Более лучших кандидатов ему было попросту не сыскать. Разве только сам Демидов управился бы ничуть не хуже. Но как раз его-то аппетиты государь и решил малость поумерить. Обкладывает, как медведя в берлоге? Неужели все так плохо? Да нет же. Чего ему разводить политесы пусть и с богатым, преуспевающим, но заводчиком, которого можно раздавить одним махом.

Не-эт, Демидов ему нужен. Но и слишком много воли ему он не даст. Акинфий Никитич вдруг осознал, что ему позволят поставить еще хоть с десяток заводов. Захочет, поставит и два десятка. Ему помогут людишками, хоть крепостных предоставят, хоть каторжан. Во многом пойдут навстречу, только бы работал на благо как свое, так и империи. Он может стать еще богаче, но никогда ему не подняться выше нынешнего положения. О мечтах стать эдаким удельным сибирским князем можно было позабыть.

А вот это еще бабка надвое сказала. Помнится, никто не верил в то, что Демидовы смогут выстоять и возвыситься. Однако вопреки ожиданиям этих «доброжелателей», вопреки различного рода козням они смогли и выстоять, и подняться в своем положении. Всего, о чем мечтал Никита Демидович, он достиг. Теперь черед Акинфия Никитича. Ничего еще не закончилось. Все только начинается.

Покинув Берг-коллегию, Демидов уже точно знал, куда отправится. Надо бы засвидетельствовать свое почтение Елизавете Петровне, дочери Петра Великого. Пока юный Петр не озаботится супругой, цесаревна прямая наследница российского престола. Умышлять против государя Демидов не собирался, во всяком случае пока. Но и он, и его отец всегда были людьми практичными и предусмотрительными.

Петр Алексеевич начал заворачивать слишком круто. Как бы это не привело его к какой беде. А если таковое случится, то нужно быть готовым. Не дело складывать все яйца в одну корзину. Непрактично это. К тому же если случится, что дела пойдут именно так, то неплохо бы оказаться у истоков. Новый правитель, взошедший на престол, непременно будет благодарен тем, кто оказался рядом в трудную минуту, оказав поддержку.

Елизавета жила своим двором, в отдельном дворце. Содержания от казны ей вполне доставало для того, чтобы вести активную светскую жизнь. Опять же подспорьем в том служили доходы от принадлежащих ей деревенек. Было у нее и свое окружение, правда, по большей части происходило это оттого, что Петр Алексеевич стал вести замкнутый образ жизни.

Но, памятуя о том, что она пока еще наследница, посещали ее далеко не только склонные к праздности особы. Не забывали преподносить и подарки. Демидов тоже озаботился таковым. Елизавета по праву считалась красавицей и обожала всевозможные наряды и украшения. Причем такие, которых ни у кого не было. Никаких сомнений, уральские самоцветы придутся ей по душе.

Глава 9

Саглино

Очередная колдобина, и карандаш обломился с тихим хрустом. Впрочем, Петр скорее догадался о нем, нежели услышал. Немудрено, расслышать такой звук в карете, несущейся по неровной дороге, когда вокруг стоит постоянный грохот и стук копыт, практически нереально. Да что хруст, тут и поговорить спокойно нельзя, приходится повышать голос, чтобы тебя услышали.

Чертыхнувшись, он протянул карандаш сидящему напротив Василию. Тот только вздохнул и, приняв палочку с черным стержнем посередине, в очередной раз вооружился маленьким остро отточенным ножом. А вы попробуйте заточить такой инструмент, когда вас нещадно трясет, тогда и оцените все прелести.

Такие карандаши немцы уж лет десять делают, черный стержень, состав которого держат в тайне, не отличается твердостью и с легкостью обламывается как при использовании, так и при заточке. Впрочем, предназначены эти карандаши для художников, которые делают свои наброски в куда более лучших условиях, чем походные. Но Петр не мог отказаться от возможности использовать вместо пера и чернил карандаши, уж больно они удобны для письма и черчения.

Петр взглянул на Василия, затачивающего карандаш. Старается денщик, от усердия даже язык высунул. Штука дорогая, а государь в последнее время отличается бережливостью, с каждым днем все больше походящей на скупость. Так и есть. Хрупкий стержень обломился, что вызвало на лице Василия очередную кислую мину.

Решив, что так дело не пойдет, Петр отобрал у Василия карандаш, не то сточит до основания, и спрятал в полевую сумку. Извлек другой, со свинцовым стержнем. Он куда прочнее, а потому для работы в карете подойдет больше. Правда, есть весьма существенные недостатки – в отличие от немецкого он оставляет хотя и четкие, но бледные линии, и стереть их при всем желании не выйдет.

Примерно через час Петр закончил выводить каракули в своей книжице. Взглянул на работу и остался недовольным полученным результатом. Нет, мысль, возникшая в голове, была довольно удачной и в чем-то даже необычной, хотя он и не знал, когда сможет к ней вернуться. Однако по сложившейся привычке поспешил ее записать.

А расстроило его то, что из-за тряски запись вышла корявой, строчки прыгали как взбесившиеся, буквы разных размеров, слова далеко не всегда разборчивые. Молодого императора отличала аккуратность практически во всем, и своим четким почерком он мог по-настоящему гордиться. Нужно будет переписать, когда доберется до места, пока память свежа и запись можно восстановить без труда. Бывало такое, что к своим заметкам он возвращался по прошествии времени. Вот вспомнит он про эти строки через год, потом сиди и мучайся, разбирая, что же за такую гениальную мысль ты записал бог весть когда. У него это уже третья записная книжка, предыдущие хранятся в особом месте.

Взглянул в окно. Н-да. За пределы столицы они уж выехали, но все одно трястись еще часа три, никак не меньше, пока карета с небольшим эскортом доберется до места. Это верстах в сорока от столицы. Была там деревенька Саглино, не больше десятка дворов. Была, да сплыла. Больно уж место удобное. Нет той деревеньки, а есть маленький городок Саглино, гордость Петра и, как он очень надеялся, весьма серьезный задел для будущего России. История городка началась буквально год назад, когда ему удалось изыскать под это необходимые средства.

Время вполне позволяло, дорога пошла не такая уж и тряская, как это было на брусчатке и разбитых, еще не мощенных улицах столицы. Карету мерно покачивало на наезженном тракте. Петр специально избрал этот способ передвижения, так как хотел банально подремать. Чем дольше он пребывал на престоле, тем больше вникал в государственные дела, а тут еще и непрекращающийся процесс обучения. Этой ночью так и вовсе удалось поспать только три часа, потом раннее заседание в Сенате. Обычно он приходил попозже, но в этот раз пришлось поступить иначе, поездка планировалась уже давно, а тут еще и полученное сообщение… Словом, его с нетерпением ждали в Саглине.

Оно конечно, если исходить из одного только желания отдохнуть от тяжких дел, то тут лучше всего подошла бы река. Но опять же, выигрывая в одном, неизменно проигрываешь в другом. За удобство пришлось бы заплатить скоростью. Речное судно до Саглина добиралось бы куда дольше, а время терять не хотелось. Вот и оставался выбор между поездкой верхом и в карете.

Василий, заметив, что государь начал моститься для отдыха, подсунул небольшую подушку. Ага, так куда удобнее. Петр благодарно кивнул денщику. Тот зарделся, довольный похвалой. Казалось бы, не в первый раз уж предугадывает, что и как сделать, но каждый раз безмерно рад, когда попадает в яблочко.

Крепко уснуть не удалось. Дорога хотя и не изобилует неровностями, что характерно для летней и сухой поры, но иногда карету вполне чувствительно потряхивает. Вот и находишься скорее в какой-то полудреме. Мысли текут вяло, не обременительно, а потому все же получается отдохнуть.