Сказки. Том 3 - Эльдар Ахадов

Они рассказали ему о своих планах. Тогда он ответил им, что пойдёт в море вместе с ними. Никто из моряков не посмел напомнить молодому королю о его странной слепоте.

В назначенный день и час молодой король взошел на борт нового корабля, носящего имя Элизы, и отдал приказ отплывать. И корабль двинулся в открытое море. Следом за «Элизой» двинулись и другие корабли. А король спустился в каюту и лёг спать…

Он проснулся среди ночи. Внезапно, во сне ему показалось, что кто–то его зовёт. Он поднялся на палубу и вдруг увидел яркое звёздное небо! И лунную дорожку меж волн. А вдали, на серебристых волнах темнела маленькая рыбацкая лодка.

«Элиза! Моя Элиза!» — мгновенно подумал король, и сердце его забилось так сильно, так радостно! Он снова видел звёзды! Он мог вести корабль! А там, впереди, отныне во время всего их морского путешествия то и дело возникала маленькая рыбачья лодка, и виднелась в ней тоненькая фигурка девушки, которая вечно ждёт, вечно любит и никогда не оставляет любимого.

ЖИЗНЬ ЗЕМНАЯ

Встретились однажды два молодых шуршунчика Якто и Мирумир, пошуршали о том о сём и в поход собрались: дальние края поглядеть, себя показать. Любопытно же: что там такое в дальних краях творится?

Сначала на шуршунском поезде ехали. Поезд назывался «Чух–чух», всю дорогу только и слышно было: чух–чух–чух–чух… Потом на шуршунском самолете летели. Самолет резал воздух крыльями и шумел моторами «шуррр–шуррр…». Потом Шуршундия кончилась, и тут же начались незнакомые места.

Якто и Мирумир на цыпочках пересекли границу и двинулись дальше. Из зарослей на дорогу вышла корова, посмотрела на них и начала медленно и печально мычать. Шуршунчики переглянулись и нерешительно шанули вперед. Корова продолжала мычать, но за ними не пошла.

Вскоре впереди у обочины показался старый пенек. Только Мирумир захотел на него присесть, как из пенька начали пробиваться молодые веточки, быстро–быстро, и вскоре на месте пенечка зашумела листиками березка, такая веселая, такая нежная, просто прелесть!

Идут Якто с Мирумиром дальше. Вдруг рядом из озера начали рыбки выскакивать. Подпрыгнут над водой, хвостиками потрясут, присвистнут и — обратно в воду — бултых! Что за танцы такие? Интересно. Но непонятно. Пожали приятели плечами, поцокали язычками и опять пошли.

Устали, притомились. Вечер настал. Где переночевать? Смотрят приятели: костер горит у самого моря. Подошли. Точно — рыбаки дремлют, лодка рядом, на песке сохнет. Угостили они путешественников ухой, у костра потеснились. Шуршунчики с дороги–то быстро задремали, намаялись за день.

А утром, когда проснулись они, рыбаков и след простыл. Ушли в море. А дорога в горы повернула. Всё выше и выше. Потом превратилась она в узкую горную тропу. Поднялись они выше леса, вышли на горные зеленые луга. Вдруг снежные вершины гор начали сверкать. Ярко так. Светом, как мячиком перекидываются. Такие большие, а как дети… Стоят Якто с Мирумиром, горами любуются. Не заметили, как пастух подошел. Только когда овечки заблеяли, тогда заметили. Пастух с бородой седою, серьёзный дедушка, а глаза молодые и руки крепкие. Познакомились они и стали дедушке рассказывать: и про корову, и про пенёк необыкновенный, и про рыбок, и про костер… всё рассказали.

— Вы, наверно, хотите знать, почему так они себя вели? Ну, что ж. Отвечу. Когда вы корову встретили, ей вдруг так больно стало, что она, бедная, начала мычать. Это потому что где–то в вашей Шуршундии кто–то огрел свою корову хворостиной, домой её направляя, власть свою показал. А пенек зазеленел оттого, что молодые шуршунчики из вашего городка в это время высадили целую аллею юных березок, и они, рредставьте себе, принялись, корни пустили! А рыбки в озере прыгали от того, что одна щука–травянка в озере возле мирумирова домика за молодым карасем гналась–гналась, а не догнала. Радовались они так.

Всё, что живёт на земле, друг друга чувствует. И если у кого–то боль возникает, то она живо на других отзывается. Ну, а если у кого радость родится, то от неё всюду ликование растекается. Земля — она ведь живая, ребятки мои. Вот устали вы, есть–пить захотели, поспать–погреться, оттого и костер с рыбаками появился. Не просто так.

Видите, как снежные вершины вокруг нас светом перемигиваются? А знаете почему? Сегодня далеко–далеко на юге один айсберг мировой рекорд установил: доплыл–таки до берегов самой Африки! Вот они и радуются тому успеху, светом салютуют, чудики. Гордятся.

Нет на земле ничего далёкого, ничего лишнего, ничего чужого. Всё близкое, всё родное: и горе, и радость общие. И жизнь на всех одна.

ДОБРЫЕ РУКИ

Умывала рука руку и утром, и вечером, пожимала часто, похлопывала иногда дружески, особенно в больших помещениях — в театрах, в актовых залах… А ещё каждый день рука руке на помощь бросалась: что–нибудь поднять, поднести.

Но если та грозила кому–нибудь пальчиком, то другая рука ей была не помощница, она сразу пряталась куда–нибудь, в карман, например. От стыда, наверное. Нехорошо пальчиком грозить.

Меж собой руки никогда не ссорились, тем более, не дрались. Ну, с кем не бывает: сожмутся порой в кулачки от обиды, нахохлятся… а потом забудутся и опять одна другой помогает: там пуговицу застегнуть, тут шнурок на ботинке завязать, вдвоём–то сподручнее. Так и живут: душа в душу.

А тут недавно упали с носа очки. Вот незадача! Руки как раз ёлку украшали, радовались. И теперь без очков–то как? Начали руки их искать. Щупают пол возле ног, те чуть подальше отходят от места, где очки упали, и руки опять рядом с ногами над землей низенько кружат. Никак ничего не найдут.

Вдруг руки наткнулись на что–то. Туфелькой оказалось. Одна. Чужая. Да красивая такая. Кто потерял? Неизвестно. Подержали руки туфельку, подумали. Наверное, она, одинокая, тоже кому–то нужна. Ищет её кто–то, мучается с другой одинокой туфелькой. Надо помочь. А как? Вспомнили руки, как недавно на улице варежку чью–то нашли. Где было хозяина искать? Положили её повыше на забор. Далеко варежку видно. Прибежала соседская девочка. Глазки наплаканные. Одна ручка озябшая в шубке прячется. Увидела девочка варежку, узнала, обрадовалась, схватила и домой скорей побежала. Счастливая. Вот как просто человека–то счастливым сделать!

И решили руки для туфельки найти место на новогодней ёлочке. Вдруг принцесса какая–нибудь появится без туфельки, увидит своё сокровище, улыбнётся, рассмеётся и весь новый год будет счастлива.

Так оно и случилось вскоре. И кстати, благодарная принцесса сразу же заметила очки. Они вовсе не упали на пол, а повисли на нижней ёлочкиной ветке. Руки обрадовались, бережно обняли юную красавицу и подняли её высоко — к самой туфельке.

Взяла принцесса туфельку и ахнула от удивления: там, внутри неё, лежали настоящие новогодние сокровища: конфеты в сверкающих фантиках и даже маленькая шоколадка. Кто их туда положил? Неужели Дед Мороз? А может, Снегурочка? А может, добрые руки?

Так и не сознался никто. И то верно. Раз туфелька волшебной оказалась, с конфетами, значит, есть в ней какая–то тайна! А тайны известными бывать не умеют. Тогда они уж и не тайны совсем. Так ведь?

ТАДЖ-МАХАЛ

Раньше в нашем городе было много мусора, который нужно постоянно убирать, но этого никто не хотел делать по разным, наверное, очень серьезным причинам. Его, конечно, все–таки немножко убирали потом, когда совсем уж невмоготу становилось. Но всё равно как–то грязненько было и часто пахло нехорошо.

Но однажды всё изменилось. Откуда–то, очень издалека, в город прилетели волшебные крылатые люди в оранжевых дорожных жилетках — много–много настоящих мусорщиков, прекрасных уборщиков, усердных дворников, волшебных таджиков.

И город сразу преобразился. Он стал таким чистым, что по нему тут же начали гулять пешком толпы народа. Если поначалу ещё кто–то нечаянно бросал на асфальт окурок или фантик, то сразу подлетали крылатые люди в жилетках и старательно убирали брошенное. Они никогда ни на кого не ворчали, они просто работали, скромно опустив головы, как будто стесняясь того, что кто–то может так нехорошо поступить с местом, возле которого живет…И людям очень скоро стало стыдно бросать мусор на землю, даже самый маленький.

Крылатые таджики вставали на работу очень рано и прибирали всё и везде, не пропуская ни одного клочка земли. В дождь, в ветер, в сильные морозы — в любую погоду. Зимой, скользкие обледеневшие места они аккуратно посыпали песком. За день песок выдувало, но на следующее утро песочные места возникали опять и опять. Летом они так присматривали за каждым кустиком и каждой клумбой, что суровый северный город стал казаться не таким уж и суровым и даже немножечко не совсем и северным.