Проклятье диавардов (сборник) - Александр Бачило

Но уж чего нет, того нет. Не дал Бог ума, так не займешь. Я вспомнил, что хотел позвонить, и стал набирать номер. Телевизор сзади гремел маршами. Покажу его Вовке и расскажу все. В конце концов, это не такой уж пустяк.

Вовка взял трубку сразу, как будто ждал звонка.

— Привет, — сказал я, — слушай, ты не мог бы сейчас ко мне зайти?

— Привет, — ответил Вовка, помолчал и затем неуверенно добавил, — а это кто?

— Ты что, не выспался? Ты во сколько вчера вернулся?

— А, это ты! — Он вздохнул почему-то с облегчением.

— Я как раз собирался тебе звонить, тут со мной такая история…

Так, подумал я, история. Значит, он тоже познакомился с нашими милыми девочками. Интересно.

— А с кем из них ты разговаривал? — спросил я.

— Что?

— Я говорю, с кем из вчерашних девиц ты разговаривал. Из тех, которые Голливуд и Кристалл Палас.

В трубке послышалось сопение.

— А ты откуда знаешь?

— Придешь — расскажу. Так что за история там с тобой?

— Черт его знает… Я уж боюсь об этом говорить, чистый бред получается.

— А ты попробуй.

— Ладно, приду — попробую… Только ты имей в виду, я спиртного не употребляю. И родственники у меня все нормальные… В Бога я не верю, в черта — тоже, а это… не знаю, gee помню четко, но доказательств нет никаких.

Мы помолчали. У меня за спиной телевизор снова заиграл что-то очень бодрое.

— Давай, приходи, — сказал я, — кажется, есть доказательства.

— Если бы я не видел своими глазами… да даже, если бы и видел! Если бы не вся эта чертовщина…

Вовка уже минут десять копался в телевизоре. Он вооружился моим тестером, но пока не мог поймать ни одного, сигнала, свидетельствующего о каких-либо процессах в цепях этого ящика. В отчаянии он начал вынимать оставшиеся лампы, разобрал руками высоковольтный блок и уже примеривался вынуть кинескоп. Я рассказал о вчерашних похождениях и о телефонном джинне. Он надолго задумался, а потом вдруг просветлел.

— А это неплохо! — говорил он. — Это совсем неплохо!

Я понял, как угнетали Вовку его собственные приключения. Собравшись с духом, он начал рассказывать:

— Вчера, как только ты отошел, появляется одна из этих красавиц, мило мне улыбается и говорит: “Извините, пожалуйста, у вас не найдется электрического фонарика?” “Натурально, — говорю, — сейчас поищем, была где-то парочка, специально для такого случая. Вы присаживайтесь, отдохните, могу вам коктейль предложить”.

Тут же наливаю ей и подаю с лимончиком и соломинкой.

“А если не секрет, — говорю, — что вы собираетесь делать с фонариком? Тут, кроме танцевального зала, кругом светло”.

Чувствую — мнется, не знает, что сказать. Я опять: “Да вы присаживайтесь, я сейчас в подсобку сбегаю и принесу”. Садится она, но, видно, торопится очень или думает о чем-то своем, рассеянно берет коктейль и — хлобысь его одним глотком!

Я так и остолбенел, а она — хоть бы что, ставит бокал на стол и опять смотрит, мол, что же ты стоишь? Ну и крошка, Думаю, кто ж тебя воспитывал, такую непосредственную?

“Понимаете, — говорит, — подруга уронила цепочку под лестницу, там не видно ничего, и свет не включается”.

“Ну это не страшно, — отвечаю, — сейчас найдем”. А сам думаю: “Ты бы еще лимоном закусила, темень бескультурная!”

Ну, сходил я в подсобку, там правда фонарик есть, возвращаюсь и говорю: “Пойдемте, разыщем вашу цепочку”. А она мне: Извините, но если можно, мы сами. Моя подруга такая застенчивая, она мне строго-настрого запретила отвлекать кого-либо от праздника из-за таких глупостей”.

“Господи, — думаю, — и говорит-то как-то не по-человечески Я, конечно, еще немного повозражал, мол, ничего не стоит, и беспокойтесь, очень приятно было бы оказать помощь, однако она вежливо так, но твердо отказывается.

Ну что ж делать, вручил ей фонарик, пожелал успеха, и она ушла.

А я стою и размышляю. И чем больше размышляю, тем сильнее чувство — есть тут все-таки что-то несуразное. Дурацкое что-то. Путают меня и лапшой обвешивают со всех сторон. Как это у нас можно что-нибудь под лестницу уронить? Там между пролетами и щелки-то нет. И что за скромность такая: не дай Бог, кто-нибудь поможет найти? Так мне стало любопытно в этот момент, что я решил пойти и взглянуть, как бы мимоходом, чего там делается. Вышел я в коридор — и на лестницу. Быстренько спустился до первого этажа и вижу — идет впереди моя красавица с фонариком, спускается в фойе и прямиком — в коридор. Ясное дело, думаю, чего она под лестницу полезет? Чего она там потеряла? А нужно ей, болезной, к завхозу или к заведующему, поговорить среди ночи о наболевшем. Короче говоря, в голове у меня каша, и я иду себе тихонько дальше. Остановился в тени за колонной и вижу: проходит она весь коридор и останавливается у самой дальней двери. Открывает ее и спускается в подвал. Ну, детектив! Я перебежками по коридору тоже подобрался к этой двери и приоткрыл ее. Внизу где-то маячит свет, шагов не слышно, наверное, она уже отошла далеко. Тогда и я спускаюсь по лестнице в подвал и тихонько пробираюсь к свету. Минут десять я так крался, не меньше. Наконец, вижу — впереди светится прямоугольник прохода и вроде бы слышится голос. Я подошел совсем близко к этому проему, заглянул внутрь, да так и застыл на месте. Ох, думаю, зря я здесь оказался. Не надо было мне сюда ходить. Не люблю я этой всей мистики и не признаю. А тут… — Подвал, как подвал: вдоль стен трубы, вентили какие-то, штукатурка обвалилась кое-где… Но посреди этой каморки стояла красотка в наряде кинозвезды и что-то тихо говорила трем — четырем десяткам разномастных кошек!

Цне прямо тоскливо сделалось. То ли от страха, то ли еще отчего, не знаю, только стою, как дурак, высунулся в дверь и пошевелиться не могу. Так меня кошки эти заметили, уставились рее, как одна, и смотрят. Спокойно так смотрят, с достоинством. И она поворачивается. Направляет на меня фонарь и говорит: “Так! Это у вас привычка такая — выслеживать кого-нибудь — или входит в обязанности?)) Я молчу, как стукнутый, а она начинает меня отчитывать, и главное, так невозмутимо, будто я к ней в трамвае привязался, а она меня там же на место ставит. “Вам самому, — говорит, — наверное, неприятно было бы, если бы вас выслеживали. Вы, вероятно, такого чувства и не испытывали никогда”. Я уже хотел было что-то сказать, но фонарик вдруг погас, и стало темно, как в сейфе. Я стою, боюсь пошевелиться. Тишина. Ни шороха, ни шагов, ни дыхания. Ничего. Меня даже дрожь взяла. “Эй, — говорю, — вы где?”

Хоть бы звук в ответ, даже эха нет. Как под подушкой. Я тихонько развернулся да назад. Темнота полная, хоть глаз коли. Иду, руками стены щупаю. Только бы, думаю, не заблудиться. Наконец, слышу, музыка играет, значит, выход недалеко. Я пошел быстрее и вдруг налетел на кого-то со всего размаху. Он отскочил куда-то в сторону и остановился. Стоит, сопит. Вроде, мужик, потому что толкнул меня довольно сильно. “Кто тут?” — говорю. Молчит. Отступает осторожно. Вдруг он попал в полосу света, и я его увидел. Пожилой человек, в очках и вроде бы даже с лысиной. Больше я ничего не успел рассмотреть, потому что он повернулся и шасть куда-то в темноту. Ну, я не стал больше ждать, подвальная дверь была приоткрыта, и лестницу видно. Я быстренько выбрался из подвала в коридор.