Северяне - Дмитрий Мищенко

– Братья! – прогремел его голос, заглушая бряцанье, звон и лязг мечей, крики наседающих хозар. – Вспомните завет дедов наших, славных мужей земли Северянской: «Лучше смерть, чем полон!» Под нами – наша земля, за нами должна остаться победа!.. Вперед, витязи! За честь, за славу северян, за волю земли Северянской!

Слова его пали в сердца людей, как зерно в разрыхленную пашню.

Взъярились воины, ощетинились мечами, укрепили свой разум силой, а сердца – отвагой и словно туры кинулись на извечных врагов своих, ненавистных хозар.

Казалось, солнце остановилось, заглядевшись на могучую, не виданную здесь доселе сечу. Но в тучах пыли, в грудах сцепившихся в жестокой схватке тел, доспехов, коней не разобрать было, кто кого одолевает.

Поздним утром из острога пробился к войску северянскому гонец и, осадив в стороне, около раненых, взмыленного коня, крикнул тревожным, по-юношески ломким голосом:

– Где князь? В детинце несчастье!..

– Молчи! – зло обернулся к нему пожилой воин. – Здесь тоже не мед, хозар тьма, а князь ранен.

– О боги! – испугался отрок. – Что ж теперь будет?

– А будет то, что будет! – еще злее крикнул воин. – Чем хныкать здесь, пошел бы да пособил нашим. Мы ждем подкрепления, вот-вот подойдет к нам новое ополчение из Путивля, Сиверска, Снятина и Стародуба. Да и мечи у северян еще остры. Еще будет сеча, отрок! Жестокая сеча!..

Но тот, понурясь, тихо ответил:

– Что с того! Княжны-то уже нет. Все, кто услышал эти страшные слова, мгновенно обернулись, испуганно уставились на отрока.

– Как так – нет?

– Да говорю же, несчастье там: княжну хотели выкрасть, а она выбросилась из окна и насмерть разбилась о камни. Люди наперебой закричали:

– А кто не уберег княжну?

– Выкрасть хотели? Кто? Как?

– Да не пробрались ли в острог хозары?

– Незачем было туда им пробираться, – печально ответил отрок. – В самом остроге было кому служить кагану: Амбала нашли убитым в тереме.

– Амбала? – в один голос воскликнули раненые. – Он погиб, защищая княжну?

– Как же! – обозлился отрок. – Помните золотые стрелы, подаренные княжне сватами кагана? Обе пустила она в Амбала.

Пораженные ужасной вестью о гибели княжны, воины замолкли. Лежали или сидели поникшие, словно пришибленные тяжким горем. Но когда гонец хотел было двинуться дальше, они встрепенулись, загородили ему дорогу.

– Ты хочешь рассказать об этом князю?

– Да ведь нужно. Я для того и послан.

– Езжай назад в острог! – спокойно и решительно приказал тот, что первым заговорил с отроком. – Нельзя сейчас идти с таким известием к князю…

– Но почему нельзя? – упрямился юноша. – В детинце несчастье, княжна погибла! Княжны нет!

– Зато есть земля Северянская! – прикрикнул на него раненый. – А вести твои ей не сослужат службу. Княжне уже не поможешь, а смерть ее великой печалью и горем падет на сердце князя. Ослабнуть может он на ратном поле. Тут не слезы лить, а отомстить злым ворогам надо за смерть княжны! – Он грозно поглядел на отрока, потом обернулся и громко крикнул: – Эй, северяне! Слышали, что рассказал здесь отрок? Не время сейчас о ранах думать! Кто еще может держать оружие, садись на коней, скорей на поле брани! На злодейство коварных ворогов ответим крепкими ударами меча. Смерть за смерть, кровь за кровь!..

И снова северяне потеснили конников кагана, собрали воедино чуть было не разорванную вражеским клином рать. Нападали смело, рубились храбро, умирали, как достойные мужи: лицом к врагу и молча, не ропща на злую долю, не моля о пощаде.

Тяжело раненный князь Черный не мог уже держаться в седле, однако поле брани не оставил. Посаженный отроками на укрепленные меж двух коней носилки, он двигался вместе с ратью в первых ее рядах, подбадривая воинов и сильным голосом и тем, что здесь он, среди них.

Но все больше редела северянская рать, все больше павших и раненых оставалось на поле, силы таяли, уже явным становилось превосходство врага. Князь понял, что надо отступить, чтобы сохранить оставшееся войско от полного разгрома.

По приказу князя северяне выставили вперед самых крепких воинов дружины, чтобы они прикрывали отход, дав возможность отдохнуть обессилевшим, подобрать раненых.

Хозары поняли намерение Черного и нацелились отрезать его от острога, либо загнать с остатками воинов в лес. Да не успели: вдруг распахнулись Северные ворота Чернигова и оттуда ринулись на поле боя какие-то всадники. Мощный поток их, неудержимый и, казалось, бесконечный, стремительно приближался к самой гуще битвы.

Сеча прекратилась, и воины обеих сторон, оторопев, застыли, пораженные зрелищем неведомой рати, хлынувшей внезапно из острога. Все витязи вооружены с ног до головы, и чудилось, конца не будет им. Всадники быстро развернулись и грозной лавиной обрушились на хозар.

Дружинники, охранявшие Черного, расчищая себе путь, пробились вместе с князем на видное место. Черный все еще не мог понять, кто они? Ратные люди из острога или ополченцы? Но откуда взялось их такое множество? Откуда такое оружие? А лавина воинов все ближе и ближе. Поднятые конями тучи пыли застлали все вокруг, не давая разглядеть, кто эти люди.

Но вот Черный заметил двух витязей. Они вырвались вперед и бурей понеслись прямо на пятившихся уже хозар. Передний витязь на белом коне, в багряно-красном плаще; второй за ним на вороном, таком же буйногривом, неистово диком жеребце.

Князь пристально вглядывался, все больше проникаясь чувством, что кого-то напоминают ему эти витязи, где-то видел он этих коней…

Вот передний вздымает над головой меч и, обернувшись, громко кричит что-то своим дружинникам. Черный напрягает слух… И вдруг переполнили его сердце бескрайняя радость и торжество.

– Олег! – закричал он во всю мочь. – Князь киевский пришел нам на помощь!

– Слава-а! Слава-а-а! – восторженно прокатилось по полю.

Дружинники, воодушевленные подмогой, как половодье, прорвавшее плотину, с удвоенной силой бросились на хозар. На крики их отозвались мощным гулом воины Олега. И вся масса объединившихся славян ринулась на хозар.

Каган растерялся. Не ожидал, что северяне имеют еще в запасе свежие силы. Не думал, что встретится под Черниговом с такой ратью, с таким отчаянным сопротивлением. А тут еще нахлынули, невесть откуда взявшиеся, новые полчища всадников. Иль народ всей Северянщины засел за стенами Чернигова? Когда успел князь собрать такую мощную дружину?

О небо! Здесь кроется какая-то измена! Коварство и обман! Его уверили, что под Черниговом не будет с кем сразиться, что князь Черный беспомощен, дружина слаба. А выходит…

Но долго размышлять не пришлось. Бешено мчащиеся всадники уже врезались в дрогнувшие ряды хозарского войска.

Кирий бросил взгляд на своих терханов, увидел, что они растеряны, не могут скрыть свой страх перед несущимся на них врагом. Его охватила ярость.

– Чего стоите, ослы! – гаркнул он не своим голосом. – Вперед! Вперед! – И, огрев первого попавшегося под руку нагайкой, добавил: – Сами ведите тех трусов, что отступают! Слышите? Сами!!!

Терханы бросились в передние ряды. Их появление остановило бегущих в смятении воинов, они начали строиться, готовиться к отпору. Но Олег не дал им развернуться. Отбив наставленное на него копье, он на всем скаку врезался в лавину двинувшихся вперед хозар и, не оглядываясь, разил мечом всех, кто попадал под его богатырскую руку.

Хозары, видно, узнали в нем князя, быстро стали его окружать, пытаясь сомкнуть вокруг него кольцо. Передние уже ринулись на смельчака, но не успели занести над ним мечи и копья, как сзади налетел на них могучий витязь на вороном коне. Ловко, без промаха рубил он головы нападавших и заслонил собою князя.

– Так их, Всеволод! Так! – бодро воскликнул Олег, почувствовав рядом сильную и надежную руку.

Подоспевшая дружина ударила всей мощью на врага. Хозары не устояли, начали отступать. Все дальше и дальше теснили их дружинники, пока не побежали воины кагана искать спасения в густых северянских лесах и в бурных волнах Стрижня.

XXXIV. ПРОЩАНИЕ

В просторном зале княжеского терема на широком тисовом ложе спит вечным сном княжна. На мраморно-белом лице ее чернеют тонкие дуги бровей, густые длинные ресницы. Еще резче оттеняют они теперь прозрачную бледность высокого лба и нежных девичьих щек. Женщины одели ее в тонкую, вышитую няней сорочку, укрыли снежно-белым покрывалом из арабской шелковой ткани. А девушки принесли для нее из леса множество цветов, сплели из них яркий венок. Пышные волосы не заплетали в косы, оставили так, как любила княжна носить их дома – расчесанными на обе стороны. Черными шелковистыми прядями лежали они на ложе, увитые цветами… Казалось даже, что она теперь прекрасней, чем при жизни. Словно умытый росой цветок, полная тихой нежности, как лебедь белая…

У изголовья, поодаль от ложа, – хор девушек. Это однолетки и подружки Черной. Те, с кем гуляла, веселилась княжна на зеленых лугах и в окрестных лесах. Собирались они петь на ее свадьбе, а довелось провожать в последний путь. Стоят девицы понурившись, хватает за душу их тихое и горестное пение.