Жизнь Чарли - Жорж Садуль

За провал в Америке Чаплин был лишь частично вознагражден хорошим приемом, оказанным его фильму в Англии и во Франции. «Мосье Верду», быть может, действительно стал бы «последним» фильмом Чаплина, если бы в 1950 году неожиданный успех повторного выпуска «Огней большого города» не принес его предприятию значительного дохода.

«Огни большого города» были окрашены грустью; в «Мосье Верду» прозвучала безнадежность.

Это кажется тем более поразительным, что снятый в промежутке между ними «Великий диктатор» заканчивается призывом, полным веры в будущее человечества: «Мы выходим из мрака к свету». В заключительных кадрах «Мосье Верду» мы видим сломленного судьбой маленького человека, он идет к гильотине и в последний миг своей жизни внезапно обретает облик и чуть ли не походку Чарли. Многие объясняли горечь, которой пропитан фильм, причинами личного характера: Чаплин, должно быть, болезненно переносит наступление старости; ему, разочаровавшемуся з любви, хочется отомстить женщинам; озлобленность, которая всегда была ему присуща, с годами подавила все другие чувства.

Между тем Чаплин заявил на другой день после брака с Уной О'Нейл:

«Никогда еще я не был так счастлив. Принято считать, что жизнь начинается в сорок лет. Нет большего заблуждения! Только в пятьдесят лет начинаешь по-настоящему наслаждаться жизнью. Никогда еще я так полно не ощущал прелесть жизни, как теперь, когда я праздную свою пятьдесят четвертую годовщину…»

Действительно, Чаплин никогда еще не был так счастлив в личной жизни, как теперь, в своем четвертом браке. После развода — на этот раз вполне мирного — с Полеттой Годдар он в 1943 году женился на Уне О'Нейл против воли ее отца Юджина О'Нейл, лауреата Нобелевской литературной премии. Чаплину было тогда пятьдесят четыре года, его юной супруге — ровно восемнадцать. Но разница в возрасте сглаживалась свежестью чувств, которые хранил в своем сердце этот взрослый Малыш.

Следовательно, истоки явной безотрадности «Мосье Верду» надо искать не в личной жизни Чаплина, в тех горьких разочарованиях, которые приносила ему его общественная жизнь. Очередная ожесточенная кампания поднялась против Чаплина вскоре после вступления Соединенных Штатов в войну. Он сам навлек ее на себя, приняв участие в спорах, волновавших общественное мнение Америки: Атлантический или Тихий океан?

Поело нападения на Пирл-Харбор Соединенные Штаты направили часть своих воздушно-морских сил на тихоокеанский театр военных действий и послали войска через Атлантический океан для размещения на Британских островах. Между тем, как мы помним, летом 1942 года война в континентальной Европе приняла драматический оборот. Потерпев неудачу с «молниеносной» войной, развязанной после его агрессии в июне 1941 года, Гитлер пытался теперь одержать на советско-германском фронте решающую победу. Он бросил туда почти всю фашистскую армию, которая рвалась в эти дни к Кавказу, к Каспийскому морю, к Баку с его нефтяными промыслами. В оккупированной немцами Европе пресса, радио, плакаты и фильмы повторяли на все лады лозунг Геббельса: «Европа против большевизма!» Можно было подумать, что гитлеровские «зигфриды» с минуты на минуту должны одержать окончательную победу над «красным чудовищем».

В это напряженное время, когда развертывалась Сталинградская битва, американские «изоляционисты» подняли кампанию за открытие второго фронта на Тихом океане. Они предлагали направить главный удар на Дальний Восток, что сулило в перспективе колонизацию 450-миллионного Китая, а в Европе предоставить России и Германии «взаимно истощать ДРУГ друга», как заявил сенатор Трумэн[47], влиятельный деятель демократической партии.

Политика «изоляционистов» вела к подрыву антигитлеровской коалиции. Вдохновители этой политики — финансовые круги Уолл-Стрита, в свое время субсидировавшие Гитлера, продолжали и в разгар войны получать проценты с капиталов, вложенных в немецкую тяжелую промышленность.

Возражая «пацифистам-изоляционистам», демократические круги Америки требовали немедленного открытия второго фронта в Европе. Эта кампания достигла своего наивысшего напряжения во время большого митинга, состоявшегося 22 июля 1942 года в Мэдисон-сквер-гардене, который в Нью-Йорке является тем же, чем в Париже был Зимний велодром. В митинге приняли участие многие кинодеятели, в частности Орсон Уэллес. Чарльз Чаплин, находившийся в Голливуде, произнес большую речь, переданную по радио:

«На полях сражений в России решается вопрос жизни и смерти демократии. Судьба союзнических наций — в руках коммунистов. Если Россия потерпит поражение, азиатский континент, самый обширный и богатый в мире, подпадет под власть фашистов… Останется ли у нас тогда хоть какая-нибудь надежда одержать победу над Гитлером?.. Если Россия будет побеждена, мы окажемся в безвыходном положении.

…Россия сражается у последней черты, но она — самый надежный оплот союзников. Мы защищали Ливию и потеряли ее. Защищали Крит и потеряли его. Защищали Филиппины и потеряли их. Но мы не можем рисковать потерей России — последней линией защиты демократии. Наш мир, наша жизнь, наша цивилизация распадается у нас на глазах, мы должны поставить на карту все, чтобы спасти их. Если русские потеряют Кавказ, это явится огромным бедствием для дела союзников. Тогда «пацифисты» («изоляционисты».—Ж. С.) выползут из своих нор. Они потребуют заключения мира с непобедимым Гитлером. Они заявят: зачем жертвовать жизнью американцев, когда мы можем заключить соглашение с Гитлером?

Остерегайтесь этой фашистской ловушки! Волки-нацисты всегда готовы облачиться в овечью шкуру. Они предложат нам выгодные условия для заключения мира, но раньше, чем мы успеем это заметить, мы окажемся в плену их идеологии. Они уничтожат нашу свободу, подвергнут тщательной проверке наши мысли, навяжут нам свой язык, подчинят себе всю нашу жизнь. Руководить миром будет гестапо. Они будут распоряжаться нами и на расстоянии… Прогресс человечества будет приостановлен. Права меньшинств, права рабочих, права граждан будут раздавлены, уничтожены…

Нам необходимо… прежде всего немедленно открыть второй фронт… одержать этой весной победу… попытаемся сделать невозможное. Не забудем, что все великие события в истории человечества представляли собой завоевание того, что казалось невозможным…»

На следующий день эта речь была напечатана во всех американских газетах и вызвала бурные споры. Истины, высказанные Чаплином в его речи, пришлись не по вкусу финансовым кругам Уолл-стрита. Заявление, что коммунистическая Россия представляет собой последнюю линию защиты демократии и цивилизации, шло значительно дальше вопроса о втором фронте.