Тирания глупости - Юрий Мухин

Вот если нанотехнология заключена в уменьшении емкости бутылки до 0.33 литра — эту нанотехнологию аппарат президента поймет, но это предел культурного уровня коллективного Медведева.

А предложить им то, что действительно нужно предложить, скажем вернуться к статус-кво 1990 г., — это не по их уму.

Я советы аппарату Медведева давать не собирался, но тронула меня его забота о своем сыне — забота о том, что-де Медведев ему в наследство оставит.

Медведев по этому поводу пишет: «Мы, современные поколения российского народа, получили большое наследство… Как мы распорядимся этим наследством? Как приумножим его? Какой будет Россия для моего сына, для детей и внуков моих сограждан?»

Какое-такое наследство, дядя? Самое ценное, что было в СССР, как и в Иисусе Христе, — это идея равенства и справедливости.

Вы втоптали их в грязь и слушать о них не хотите. А что касается материальных ресурсов России, то вы давно их разорили и продали, а «бабло» храните в банках на Западе и только за это «бабло» и трясетесь.

Поэтому несложно дать совет, как распорядиться той долей «большого наследства», которая попала в лапки нынешней «элиты». Постарайтесь все это прожрать, для чего жрите день и ночь, а не сумеете, то составьте завещание, чтобы ваши дети после того, как вы умрете, нафаршировали вас долларами перед тем, как положить вас в гроб. Уговорите деток не жидиться. Зачем-то же вам нужно то, что вы украли у России, так усвойте украденное в полной мере.

В вашем случае посоветовать больше нечего, да никакой другой совет вы и не поймете, а ваш «аппарат» не сумеет вам его объяснить.

Коммунизм и СССР, как и Христос, не для людей с вашим уровнем умственного и морального развития, поэтому бесполезно советовать вам иной выход из кризиса.

4. Интеллигент как жертва латинского образования

В первых трех главах я постарался обрисовать проблему как можно шире и как можно глубже. Теперь нужно сказать, что не я первый увидел это, по сути, несчастье человечества. Впрочем, в главе 3 вы видели, как возмущался оглуплением государственной власти США Ли Якокка, правда, не рассматривая корни этого оглупления. Сегодня об оглуплении населения пишет достаточно много авторов, но сама проблема вызывала тревогу еще в бытность СССР.

Вот что рассказал в газете «Дуэль» Г. Михайлов об исследовании, проводившемся в 1967–1974 гг. в Таганроге группой социологов под руководством В. А. Грушина (д-ра наук и проч., проч.).

Результаты их работы были опубликованы в монографии «Массовая информация в советском промышленном городе» (Политиздат, 1980; 27 тыс. экз.). Исследование было комплексным, то есть изучались все каналы информации, включая партийные собрания, в их взаимодействии с населением. Одной из частей этих исследований и было выяснить, «как понимается описываемое в газете». Выборка составляла 300 человек в возрасте от 18 лет и старше всех социальных групп и уровней образования. Исследовалось:

1. Понимание смысла статьи. Предлагалось письменно пересказать содержание двух статей о хозяйственной реформе в промышленности (одна из центральной, другая — из местной газеты, но с полным набором специальной лексики: оборотные фонды, хозрасчет и т. п.). Результаты (огрубляю) 30 % — адекватное понимание; 36 — понимание, но без тонкостей; 34 % — полное непонимание (с. 243 монографии).

2. Понимание газетной лексики. Предлагалось растолковать 50 слов из статьи о внешней политике. Степень понимания:

а) точное, научное; б) правильное, но на бытовом уровне; в) полное непонимание. Результаты (начало и конец табл., с. 246):

Как видите, уже тогда более половины жителей крупного примышленного центра вообще не понимали значения слов «демократ», «либерал», «левые силы», «оппозиция», «гуманизм» — слов, которыми были заполнены газетные страницы и которые были известны каждому опрошенному, И речь идет не о проблеме жителей периферии, наоборот, в столицах положение еще хуже. Возьмите Москву — средоточие интеллигенции, работавшей (кормившейся) из бюджета СССР, то есть от налоговых поступлений каждого гражданина СССР. Было понятно, что если СССР разрушить, то налоговые поступления сократятся минимум наполовину и у массы людей в Москве резко ухудшится существование? Было.

Тем не менее именно Москва единственная проголосовала на референдуме 1991 г. против СССР. Как это понять?

Более того, это странное положение с умственным состоянием населения в России было замечено даже не специалистом — в данном случае не социологом или психологом, — а физиологом И. П. Павловым. Он в 1918 г. посвятил этому две лекции, без оснований названные «О русском уме», однако они известны именно под этим названием, и я их под этим названием и дам в следующем разделе, не выделяя шрифтом.

Милостивые государи!

Заранее прошу меня простить, что в гнетущее время, которое мы все переживаем, я сейчас буду говорить о довольно печальных вещах. Но мне думается, или, вернее сказать, я чувствую, что наша интеллигенция, то есть мозг родины, в погребальный час великой России не имеет права на радость и веселье.

У нас должна быть одна потребность, одна обязанность — сохранять единственно нам доставшееся достоинство: смотреть на самих себя и окружающее без самообмана. Побуждаемый этим мотивом, я почел своим долгом и позволил себе привлечь ваше внимание к моим жизненным впечатлениям и наблюдениям относительно нашего русского ума.

В чем видеть русский ум? На этом вопросе необходимо остановиться. Конечно, отчетливо выступает несколько видов ума.

Во-первых, научный русский ум, участвующий в разработке русской науки. Я думаю, что на этом уме мне останавливаться не приходится, и вот почему. Это ум до некоторой степени оранжерейный, работающий в особой обстановке. Он выбирает маленький уголочек действительности, ставит ее в чрезвычайные условия, подходит к ней с выработанными заранее методами, мало того, этот ум обращается к действительности, когда она уже систематизирована и работает вне жизненной необходимости, вне страстей и т. д. Значит, в целом это работа облегченная и особенная, работа, далеко идущая от работы того ума, который действует в жизни. Характеристика этого ума может говорить лишь об умственных возможностях нации.

Далее. Этот ум есть ум частный, касающийся очень небольшой части народа, и он не мог характеризовать весь народный ум в целом. Количество ученых, я разумею, конечно, истинно ученых, особенно в отсталых странах, очень небольшое. По статистике одного американского астронома, занявшегося определением научной производительности различных народов, наша русская производительность ничтожная. Она в несколько десятков раз меньше производительности передовых культурных стран Европы.

Поэтому, мне кажется, я прав, если в дальнейшем не буду учитывать научный ум. Но тогда каким же умом я займусь? Очевидно, массовым, общежизненным умом, который определяет судьбу народа. Но массовый ум придется подразделить. Это будет, во-первых, ум низших масс и затем ум интеллигентный. Мне кажется, что если говорить об общежизненном уме, определяющем судьбу народа, то ум низших масс придется оставить в стороне.

Возьмем в России этот массовый, то есть крестьянский, ум по преимуществу. Где мы его видим? Неужели в неизменном трехполье или в том, что и до сих пор по деревням летом невозбранно гуляет красный петух, или в бестолочи волостных сходов? Здесь осталось то же невежество, какое было сотни лет тому назад.

Недавно я прочитал в газетах, что, когда солдаты возвращались с турецкого фронта, из опасности разноса чумы хотели устроить карантин. Но солдаты на это не согласились и прямо говорили:

«Плевать нам на этот карантин, все это буржуазные выдумки».

Или другой случай. Как-то, несколько месяцев тому назад, в самый разгар большевистской власти, мою прислугу посетил ее брат, матрос, конечно, социалист до мозга костей. Все зло, как и полагается, он видел в буржуях, причем под буржуями разумелись все, кроме матросов, солдат. Когда ему заметили, что едва ли вы сможете обойтись без буржуев, — например, появится холера, что вы станете делать без докторов, он торжественно ответил, что все пустяки, «ведь это уже давно известно, что холеру напускают сами доктора». Стоит ли говорить о таком уме и можно ли на него возлагать какую-нибудь ответственность?

Поэтому-то я и думаю, что то, о чем стоит говорить и характеризовать, то, что имеет значение, определяя судьбу науки, — это, конечно, есть ум интеллигентный. И его характеристика интересна, его свойства важны. Мне кажется, что то, что произошло сейчас в России, есть, безусловно, дело интеллигентного ума, массы же сыграли совершенно пассивную роль, они восприняли то движение, по которому их направляла интеллигенция. Отказываться от этого, я полагаю, было бы несправедливо, недостойно.