По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

В обе стороны часто проезжали группки всадников тоже в синем. Так что понять — мне, во всяком случае, — кто просто путешествует, а кто по казенной надобности, было сложновато.

А город, хотя и был хорошо уже виден, тем не менее приближался весьма-таки медленно.

ГЛАВА 16

Когда воздух уже прилично загустел синевой, мы подъехали к подножию стен, по местным меркам, думается мне, циклопическим, потому как вздымались они на высоту девятиэтажного дома. Белоснежные, сахаристо-искристые, сложенные из гигантских блоков, впечатление они, несомненно, производили.

Ворот как таковых, собственно, не было. Был широкий такой проем, над которым угрожающим здоровенным козырьком нависал кусок стены, неизвестным мне способом вздернутый на приличную высоту.

Проход в стене оказался совсем не коротким, метров десять, наверное.

А под этим симпатичным стенным украшением стоял контрольно-пропускной пункт. «Привратный патруль» услужливо подсказала чужая память.

Большинство проезжающих пропускалось без задержки, а вот наши персоны охрану заинтересовали, тем более что конный отряд, набившийся нам в спутники, достаточно давно с нами распрощался.

— Назовитесь, чужане, и скажите, зачем в город сей направляетесь? — мрачно поинтересовался осанистый дядька.

Импозантный такой. Со звездчатым шрамом на щеке усатой физиономии. Длинный вытянутый шлем обмотан синей чалмой, грудь, в отличие от виденных мной прежде Хушшар, укрывает не кольчуга с булатными бляшками, а цельнокованая кираса с кольчужными рукавами. На поясе — не кривой кавалерийский клинок, годный для лихой шустрой рубки, а прямой тяжелый полутораручник, уравновешенный с другой стороны с виду даже увесистой, как наковальня, ширококрылой секирой. Длинный треугольный щит с солидным умбоном. А кругом еще одиннадцать таких же дядек, только еще и с копьями. Солидные, основательные. Не знаю, честно говоря, почему, наверное из книг, мне всегда казалось, что привратная стража — публика рыхлая и ленивая. Вроде гаишников. Занятая только сбором денежек с проезжающих. Моя очередная иллюзия развеялась. Эти дядьки казались зубастыми, опасными и готовыми, опустив пики, попереть на нас в сей момент. Угрожающие такие мужчинки.

— Я Тивас, Великий Маг и Колдун. Еду в земли Империи. В городе сием задержусь не более, чем надобно для краткого отдыха, дабы с утра путь свой продолжить. Не впервые доводится быть мне здесь и думаю остановиться на ночь в дворе постоялом, что «Звездным Гребнем» именуется.

— Я — Саин, сын Фаразонда, странствующий воитель, сопровождаю друга своего.

Старший угрюмо глянул на нас из-под козырька шлема. Широкими ноздрями короткого бычьего носа раздул густые усы.

— К копью, — коротко рявкнул, и дядьки, дружно опустив копья, недружелюбно уставились на нас поверх щитов.

— Именуемый Тивасом, по слову Блистательного Дома тебя, обезоружив и в железо забив, как изменника, надлежит в Столицу доставить.

На лицо моего духовного лидера смотреть было одно удовольствие. Его мужественная челюсть лежала прямо на дороге, и, пораженный, он даже забыл поднять и поставить на место означенный элемент своего организма. Справедливости ради должен сказать, что дорога, мощенная пластинками хорошо отполированного камня, была очень чисто вымыта.

— Однако как человек, — продолжил, как по писаному, усатый столп словесности, — услуги многие народу Хушшар оказавший, взят под стражу ты не будешь, но в городе сием задержишься, пока по делу твоему решение посланником Совета Отцов сказано не будет. Если же возжелаешь ты гостеприимства нашего бежать, то бит и пленен будешь.

За спиной нашей что-то неприятно заскрипело. Множественно так. Аккуратно скосив глаза, я обнаружил скромно выстроившуюся у нас за спиной шеренгу мужчин с натянутыми луками. Похоже, к нашему приезду приготовились. Я весьма энергично упомянул (про себя, конечно) гостеприимного Фандага. Не забыл покритиковать, признаюсь, нецензурно и себя. Ведь рассказывал мне веселый атаман, что именно аэростаты передают по стране новости. Юмор ситуации заключался в том, что азбука для этих самых передач была разработана товарищем Тивасом. Ну а пересечение границы такой харизматической фигурой, как Великий Маг и Колдун, конечно же, в местные сводки новостей попало. Так что ничего неожиданного в факте столь помпезного приема не было. Удивляло другое. Совершенно иезуитское коварство противостоящих нам злодеев. Хотя проявленный гуманизм слегка успокаивал. Могли ведь предложить и сразу кокнуть. А усатые эти, пожалуй, бы и кокнули.

Только вот граждане Хушшар, похоже, еще не поняли, что полезли играть не в ту лигу. Ладно был бы это какой-нибудь местечковый колдунишка, а тут целый Великий Маг и Колдун, да еще эксперт по дворцовой интриге.

Не дожидаясь, пока старший добубнит заученный текст, Тивас ответил, и голос его вызвал мощное эхо в гулкой темноте прохода.

— Я польшен широтой гостеприимства народа земли Хушшар. Мои заслуги оценены, и в железа меня забьют лишь утром. Как изменника. Меня. Побратима воинов Хушшар. Слезам не хватает места в глазах моих от радости и счастья, ибо пленен я в воротах города, к строительству которого немало усилий приложил. — Тивас легко соскочил с коня. — А тебе, Тамбл Кух, отдельное спасибо. Стыдно всегда мне было о добром вспоминать, а теперь навсегда я забуду, как семейство твое выхаживал, а тебя сквозь перо молоком поил. Забуду, — грустно тряхнул седой гривой Тивас и протянул к нему руки. — На, руки мне свяжи. Под Черного Коня Башню посади. Тогда с тобой точно в расчете буду. Народу земли Хушшар голова моя понадобилась. Ха! Раньше она всем больше нравилась, когда на плечах моих сидела. — И странно, но в голосе явно ерничающего Тиваса пронзительно скользнули нотки искренней грусти. — Воистину говорят, время Бешеной Луны пришло. Уже не надо человеку для горя врага искать, хватит ему и к другу приехать.

Старшему явно было стыдно. Он очень густо покраснел, настолько активно, что угроза инсульта лично мне показалась весьма реальной. Остальным дядькам тоже было явно не по себе. Похоже, здесь Тивас выполнял функции Бэтмена и помочь успел многим.

Главный дядька успокаивающе поднял перед собой руки.

— Ты, Шаусашком, не обижайся и меня зря не кляни. Очередь мне в воротах стоять, потому слово Совета Отцов я до тебя и донес. А слово такое как несут, тебе ведомо. Ты сам знаешь, жизнь моя тебе принадлежит, а Слово — Императору. Жизнь тебе моя нужна — забирай. Скажи только. — Он неторопливо достал из-за спины недлинный широкий меч. — Но против Слова Блистательного Дома пойти я не смогу. Ты сам знаешь, кому и какое слово мы даем. — Он спокойно приставил острие меча к горлу поверх кирасы. — Ну, говори.