Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе - Галина Юзефович

За образец для своей книги Дмитрий Данилов взял документальный роман Стивена Кинга, посвященный одному (как выясняется на последней буквально странице, победному) сезону бейсбольной команды «Ред Сокс», на протяжении без малого ста лет мучившей своих болельщиков неудачами. Однако (простите за спойлер, но это, что называется, открытая информация) для «Динамо» сезон 2014–2015 годов не становится триумфальным – команда по-прежнему болтается в центре турнирной таблицы, все надежды пошли прахом, все тревоги и опасения не оправдались. Ну да, ну да, всё как всегда, как сказал бы лирический герой Данилова. Начавшись на ровном месте, ровным же местом роман и заканчивается, однако то, что уложилось в промежуток между этими двумя точками, может, на триллер и не тянет, но на звание одной из главных книг уходящего (не самого, впрочем, урожайного) года – вполне.

Андрей Аствацатуров

Люди в голом

[87]

С переходом Евгения Гришковца в нишу откровенно коммерческого искусства, разработанная им делянка «новой искренности» начала было приходить в упадок и зарастать сорной травой. Однако свято место, как известно, очень редко остается пусто, и вот уже на смену наивному, открытому и немного сентиментальному провинциалу спешит лирический герой совсем иного типа – нервный, сложный, обаятельный и немного смешной гуманитарий-астеник из Санкт-Петербурга. Именно таким предстает в своей дебютной книге филолог Андрей Аствацатуров, ухитряющийся диковинным образом сочетать высокомерный интеллектуализм с щемящей откровенностью, а иронию (порой достаточно ядовитую) – с трогательной доброжелательностью и симпатией по отношению к окружающим.

Несмотря на гордый подзаголовок «роман», «Люди в голом» – по сути дела, сборник автобиографических виньеток, забавных историй, происходивших с автором, его соучениками, друзьями и друзьями друзей в разные годы – начиная с семидесятых и заканчивая нулевыми. А некоторое формальное романоподобие этой конструкции придают, пожалуй, лишь сквозные персонажи, периодически всплывающие в разных новеллах книги, – чаще всего при самых неожиданных и комичных обстоятельствах.

Выживание хлипкого троечника-очкарика из интеллигентной семьи в советской школе, тихая и упорная борьба с завышенными родительскими ожиданиями, обиды и страхи, уродливые игрушки, глупые песни и стишки – сочетанием смешного и душераздирающе-печального «детская» часть книги напомнит читателю не только Гришковца, но и, допустим, Павла Санаева с его повестью «Похороните меня за плинтусом». А истории, относящиеся к более «взрослому» периоду (главным образом сюжеты из студенческой и преподавательской жизни), интонационно напомнят эссеистику Льва Рубинштейна, но вместе с тем и рассказы Сергея Довлатова…

Вообще же «Люди в голом» Аствацатурова – из тех книг, которые неизбежно расходятся на анекдоты, превращаясь в своеобразный городской фольклор. Чего стоит, к примеру, история про то, как главный герой со своим другом Федором Двинятиным решили организовать рок-группу! А про то, как философ-постмодернист Александр Погребняк покупал в Нью-Йорке кожаные штаны? Или про то, как студентки-третьекурсницы отправились ночью собирать грибы в Пушкинский парк, и чем это закончилось для их научной руководительницы? А про то, как успешная сдача анализа мочи влияет на карьеру гуманитарного ученого?.. Едва ли не каждый рассказ Аствацатурова просто обречен на счастливую и долгую жизнь в качестве байки, которую по многу раз рассказывают в компаниях, постепенно забывая имя ее автора и, возможно, со временем начиная заменять в пересказе отстраненное и холодноватое «он» теплым и личным «я»…

Именно в этой стопроцентной узнаваемости деталей, в филигранно переданных и знакомых ощущениях, в радостной готовности читателя в каждой новелле подставить себя на место рассказчика, и заключена магия «Людей в голом». Конечно, Аствацатуров – не Гришковец: его лирический герой не настолько универсален, и это заведомо несколько сужает круг его потенциальных читателей и почитателей. И тем не менее, людей этих вовсе не мало. Если вы родились между 65-м и 80-м, имели сомнительное счастье состоять в рядах пионерской организации и хотя бы год провели в советском вузе (конечно, лучше, если гуманитарном, но и технический, на самом деле, тоже подойдет) – «Люди в голом» не единожды высекут из вас искру самой живой и непосредственной эмоции.

Сергей Самсонов

Железная кость

[88]

Новый роман Сергея Самсонова – это какая-то такая вещь, которая вообще непонятно как могла появиться сегодня, да еще и в голове человека, родившегося в 1980 году и, по сути дела, заставшего только горькое послевкусие советской эпохи. Между тем его герои с говорящими фамилиями Чугуев и Угланов – оба выходцы из города Могутова (под этим названием, не слишком шифрусясь, скрывается Магнитогорск), оба та самая пресловутая «железная кость» – представляют собой, по сути дела, идеальные образы позднесоветского агитпропа. Потомственные металлурги, злой, яростной любовью влюбленные в выплавляемую ими сталь, ревнители пролетарской чести, готовые приносить любые жертвы и требовать их с других, лишь бы не погас огонь в домнах, они словно бы сошли с плаката семидесятых – утратив, впрочем, по дороге романтическую нечеткость прорисовки и сентиментальный флер.

То сходящиеся, то расходящиеся истории сталевара Чугуева и сталелитейного олигарха Угланова, сплавленные (говоря о «Железной кости», удержаться от металлургических метафор решительно невозможно) в сложную и не всегда постижимую разумом конструкцию, обладают чертами настоящего постсоветского эпоса. Гибель и новое рождение отечественной тяжелой промышленности, личный успех и коллективный крах, бандиты и почти не отличимые от них менты, чугун, сталь, кровь, а также, разумеется, обязательные в этом ряду сума и тюрьма – Самсонов берет изъезженную до невозможности тему девяностых – начала нулевых и говорит об этой эпохе так, как никто до него.

Впрочем, главное в романе Самсонова – это не «что», а «как», и настоящий герой «Железной кости» – не сталь даже, но язык. По-платоновски тяжелый, нарочито и продуманно неповоротливый, сложный, лаконичный и вместе с тем какой-то антикомпактный, он одновременно и главный бонус, и главная проблема романа. Продираться сквозь текст неимоверно трудно (прочесть больше двадцати страниц подряд – как отстоять смену в горячем цеху) и в то же время захватывающе интересно. Более того, потом непросто переключиться на что-то иное: всё, написанное не по-самсоновски, кажется избыточно простым, грубым и каким-то неорганичным.

Коротко говоря, не та книга, которую порекомендуешь другу в отпуск, но если Самсонову повезет, то лет через пятьдесят нашу эпоху и ее литературу будут изучать именно по его роману.

Евгений Водолазкин

Лавр

[89]

Отношения с историей в нашей стране с петровских времен и по сей день остаются сложными и нервными. А это значит, что историческому роману у нас неуютно – как далеко в прошлое ни заберись, всё равно окажешься на спорной территории, под огнем чьих-нибудь идеологических орудий. Вот и пришлось этому жанру убраться из опасной ниши высокой словестности туда, где поспокойнее, – в область непритязательного и, как следствие, ненаказуемого массового чтива… Новый роман петербуржца Евгения Водолазкина – первое за очень долгое время счастливое исключение из этого правила: его «Лавр» – безусловно, высокая актуальная проза, и вместе с тем – идеальный исторический роман.

Завершается XV век, Русь с тревогой, но вместе с тем и с некоторой надеждой на освобождение от бед ждет конца света, в городах и слободках свирепствует чума, а юноша, почти мальчик, Арсений совершает страшный проступок – по трусости и недомыслию губит свою возлюбленную Устину и их неродившегося ребенка. Теперь для того, чтобы спасти их души, отмолить любимую женщину и сына, умерших без причастия и покаяния, перед Господом, Арсению нужно положить свою жизнь за их жизни. Ему предстоит полностью отрешиться от всего мирского, утратить всё – даже самого себя – для того, чтобы искупить сотворенное зло. Путь целителя, юродивого, паломника, схимника, одинокого мудреца становится его путем. От северорусских земель до самого Иерусалима, меняя по дороге имена и звания, встречая и теряя близких людей, но храня в сердце великую любовь к своей мертвой – но всё равно живой – Устине, Арсений движется к цели – незримой и заведомо не достижимой в этом мире. И лишь завершив символический круг – спасши от расправы обесчещенную дурным человеком девочку и ее новорожденного сына – герой обретает право на прощение и мирный уход.

Выдающийся русский латинист А.Н.Попов в свое время говорил, что преподавать легко – надо просто знать впятеро больше, чем рассказываешь студентам. Водолазкин – филолог, специалист по древнерусской литературе, любимый ученик академика Лихачева – настолько «впятеро» знает о русском Средневековье, что ему нет нужды тщательно, по крошечке, собирать «фактурку», пугливо избегать анахронизмов или обращаться к языковой стилизации как к способу легализовать свой сомнительный с академической точки зрения дискурс. Он просто выдыхает воздух соответствующей эпохи – и всё, с чем этот воздух соприкасается, становится правдой, ненатужной и совершенной. Именно поэтому средневековый травник у Водолазкина имеет право без стеснения сказать «Мы в ответе за тех, кого приручили», а история молодого археолога, приезжающего копать Псков в 1977 году и встречающего там свою несбыточную любовь, органично проступает в видении юного флорентийца – современника Рафаэля.