Хирургия без чудес: Очерки, воспоминания - Владимир Кованов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было установлено, что под действием холода прежде всего снижается температура крови, циркулирующей на поверхности кожных покровов человека. Затем кровь поступает в голову и охлаждает головной мозг. При таком способе температура тела всегда на 2–3 градуса ниже температуры мозга. И если тело человека можно безопасно довести только до 29–30°, то при этом температура головного мозга будет 31–33°. А этого мало для его защиты от кислородного голодания. Если же охлаждать голову в течение более чем 7–8 минут, то картина станет противоположной: в первую очередь снизится температура головного мозга, а лишь затем — циркулирующей в нем крови. При таком способе температура мозга всегда будет на несколько градусов ниже, что очень выгодно, так как дает возможность прекращать кровообращение на время до 30 минут.
Идея казалась очень хорошей, но, когда ее стали проверять, выявилось, что легко охладить мозг мелких животных — крыс, кроликов, кошек, и почти невозможно — собак и тем более человека. Даже если поместить голову в пластикатовую коробку с температурой воздуха —20° или в холодную воду —4°, то охлаждение головного мозга все равно не происходило, а постепенно охлаждался весь организм.
Эту задачу удалось решить профессору В. А. Букову, сотруднику Лаборатории по пересадке органов и тканей, в содружестве с инженерами У. А. Смирновым, В. П. Данилиным и др. А помогли наблюдения за природой. Стали думать, почему в Ленинграде при температуре воздуха —5°, но с сильным ветром, обморозить лицо можно скорее, чем при —40° в тихую погоду, например, в Иркутске. Оказалось, что дело в быстрой смене воздуха. На этом принципе и основывались созданные сначала экспериментальные, а затем и клинические гипотермические аппараты — водный, в котором голову орошали многочисленные, сильно бьющие струи охлажденной до 1° воды (аппарат «Холод‑2Ф»), и «Флюидокраниотерм», охлаждавший голову «сильным ветром» той же температуры. С помощью их и у собак, и у людей можно быстро понизить температуру головного мозга до 24–25°, а температура тела останется во вполне безопасных границах— 30–31°.
Созданные в нашей стране гипотермические аппараты позволили производить все операции на сердце, требующие не более 30 минут. Они пользуются большой популярностью и за рубежом.
Практически операции под гипотермией осуществляются следующим образом. Больной находится на операционном столе под наркозом. Его голову помещают в специальный шлем и сразу же начинают охлаждать. Хирург вскрывает грудную полость, «подходит» к сердцу и подводит под крупные сердечные сосуды лигатуры. К этому времени температура головного мозга уже успевает понизиться до необходимой. После этого пережимают сердечные артерии и вены и прекращают кровообращение, а также искусственное дыхание, ибо при таких условиях оно становится ненужным. Затем вскрывают сердце и производят необходимую операцию. Как только стенка сердца зашита, снимают лигатуры с сосудов, сердце возобновляет работу, и сразу же начинается согревание организма с помощью того же аппарата, только на голову воздействуют водой или воздухом, согретым до температуры‑I-40°.
Использование гипотермического аппарата позволяет осуществить операцию на сердце за 20–30 минут, Очень важно, что кровь больного не заменяется, и поэтому выздоровление протекает без осложнений. Уже на 8–10‑й день больные начинают ходить и вскоре выписываются домой. Разумеется, при длительных операциях на сердце и в настоящее время искусственное кровообращение сочетается с гипотермией.
Искусственное охлаждение помогает сохранить в течение длительного периода органы и ткани трупов для пересадок. На этой основе в некоторых странах созданы так называемые «банки тканей». У нас также существуют специальные центры, откуда в любое время можно получить необходимую ткань для пересадки и опасения жизни больного.
Обычно органы и ткани берутся у погибших людей. Сейчас уже мало у кого вызывает удивление тот факт; что некоторые ткани после гибели организма умирают не сразу и в течение нескольких часов еще сохраняют свою жизнеспособность. Это свойство тканей «переживать» погибший организм широко используется при пересадках.
Однако метод использования тканей погибших людей утвердился не сразу, и его внедрению в значительной мере способствовало применение в клинике переливания трупной крови.
ПАЦИЕНТ — ВРАЧ — ЭЛЕКТРОНИКА
Проникнуть в суть медико–биологических процессов, не доступных восприятию человека, помогают сложные приборы или аппараты, способные чутко улавливать все, что в состоянии услышать человеческое ухо, увидеть глаз, потрогать рука.
Современные научно–исследовательские лаборатории и институты оборудованы сверхскоростными ультрацентрифугами, электронными микроскопами, сложными рентгеновскими установками, спектрометрической аппаратурой, вычислительными машинами и электронными моделирующими устройствами.
Все более важное значение приобретают приборы я в лечебно–диагностической практике. Сегодня ни у кого нет сомнений в том, что кибернетические устройства не только помогают разобраться в трудном и сложном заболевании — поставить диагноз, но и подсказывают рациональный метод лечения больного. В связи с этим невольно возникает вопрос: если кибернетические устройства обследуют пациентов, ставят диагноз, лечат, то главное — за инженерами. Врачи же придерживаются иной точки зрения.
Об этом и состоялся мой разговор с известным инженером профессором В. М. Ахутиным, который я позволю себе воспроизвести.
Ахутин: Вы не возражаете против применения электронно–вычислительных машин, в частности для диагностики болезней, считая, что наряду с консилиумом врачей правомочно проводить «консилиум» с использованием счетно–вычислительных машин. Такое «раздвоение» продлится недолго. Будущее, безусловно, за техникой… Сегодня науке известны сто тысяч симптомов десяти болезней и примерно сто тысяч способов и приемов их лечения. Поэтому не так просто врачу разобраться в болезни, когда он находится у постели больного. Во все времена, всегда остро перед ним стояли и стоят вопросы: «Чем болен? Как лечить?»
Достижения науки и техники как бы не только усилили наши органы чувств, но и увеличили их число. С помощью микроскопа, рентгена, электрокардиографии и электроэнцефалографии, биохимических методов анализа и многих других средств врач может получить, если это нужно, такие сведения об организме пациента, какие недоступны ни нашему зрению, ни слуху, ни ощущению. Такое всестороннее обследование таит в то же время колоссальную опасность: врачи рискуют попросту «утонуть» в громадном количестве информации. А разве у врача один пациент?
В последнее время профилактика становится ведущей формой деятельности, и за год осмотры проходят десятки миллионов людей. К тому же быстрый рост числа новых препаратов и лечебных средств ставит перед врачом головоломную задачу выбора.
А теперь суммируйте все, и вам станет ясно: человечество стоит перед альтернативой — либо бесконечно увеличивать число врачей, либо дать им в помощь кибернетических консультантов. Вот почему я считаю, что дальнейшие успехи медицины во многом зависят от нас, инженеров…
— Во многом вы правы. Но все же, постигнув состав далеких звезд, «дотянувшись» приборами до планет, научившись управлять полетом космических ракет за десятки миллионов километров, мы пока не узнали, что происходит, например, в нашем мозгу.
Человеческий организм — сложнейшая из известных науке систем. Это — с одной стороны. А с другой— при обращении с ним нужны сразу правильные решения, эксперимент без полной гарантии успеха немыслим. Вот тут–то и проявляется особая ответственность медицины. А на помощь ей, конечно, придет кибернетика. Она позволит так организовать сбор и обработку информации, что опыт, накопленный всей медициной, можно будет применить к лечению каждого больного. Сегодня мы делаем первые шаги к этому. В Институте хирургии имени А. В. Вишневского, нг пример, машина помогает разобраться в запутанно;, картине многочисленных вариантов порока сердца, в Онкологическом институте имени П. А. Герцена — определять тонкие различия начала рака и воспаления легких, в Институте ревматизма — диагностировать различные формы ревматических болезней, в Институте экспериментальной и клинической онкологии — отличать рак от язвы желудка… Количество примеров можно продолжить, важно подчеркнуть другое: заключения машин уже сегодня оказываются верными в 90— 95 процентах случаев. Однако при всем том вы, я думаю, не разделяете наивную точку зрения, будто кибернетика сможет в конце концов «устранить» медиков из медицины…
Ахутин: Разумеется. Я полностью согласен с мнением одного врача, который заметил, что медик, считающий возможным замену себя машиной, достоин лишь того, чтобы это сделали уже теперь! Речь идет о создании не «соперников» врача, а надежных его помощников. Пройдет, я думаю, не так много времени, когда ЭВМ станут таким же привычным оборудованием медицинских учреждений, как микроскопы или рентгенаппараты. Но если эти последние явились как бы усилителями чувств врача, то ЭВМ станут усилителями его мозга. И пугаться этого не надо. Не стану ссылаться на общеизвестные высказывания крупных специалистов, замечу лишь, что бессмысленность спора «кто кого» — устранит ли машина человека или наоборот — удачно подметил польский писатель Станислав Ежи Лец: «Техника дойдет до такого совершенства, что человек сможет обойтись без себя…»