Проект «Асгард» - Сергей Софрин

— Нет — стоит!

Девушка подскочила на кровати и, развернувшись всем корпусом к собеседнику, встала там на колени, напомнив ему о ритуальных поклонах в начале тренировки каратеистов.

— Во сне тебе впервые показали, что Влад жив. Так? Мертвецов же трое было: Славка, Ирокез и спецназовец с озера. Влада среди покойников не оказалось… Помнишь?

— Ну, допустим. — Подтвердил тот.

— Славка пытался тебя убить?

— Ну, пытался…

— Ирокез не позволил?

— Ну, не позволил…

— Хватит нукать. Нарочно издеваешься? Лучше ответь: почему?

Марат, припоминая монолог Николая, озадаченно почесал затылок и, наконец, заговорил:

— Он меня отправил искать трупоеда, подвесившего на Эйфелевой башне трех младенцев. У одного во рту ржавая уключина весла, у второго — скальпель, у третьего — велосипедный звонок. Третий — лишь притворяется мертвым и ждет, пока двое первых начнут разлагаться, дабы ими полакомиться. Он всех, включая себя, и подвесил.

— Правильно.

— Что тебе правильно?

— Да проснись же ты, наконец! — Возмутилась его собеседница. — Скальпель, ржавая уключина, велосипедный звонок…

— Погоди, погоди… Кажется, мне становится ясным… Прослеживаются соответствия: скальпель — хирург — Славян; ржавая железяка — коллекционер скобяных изделий — Ирокез; велосипедный звонок — словоохотливый недруг Эйфеля и Пикассо — Влад. Лозницкий считал символ Парижа самым уродливым сооружением на планете. Он его почти ненавидел. Если я найду последнего висельника, Ирокез обретет покой, умрет по-настоящему, как он сам выразился: «с концами»…

— И значит…

Марина, будто дирижируя оркестром, помахала в воздухе руками.

— Значит, ты ему до сих пор опасен. Он обязательно попытается тебя убить, или предоставит эту возможность другим. Благо — есть кому. Влад ни за что не допустит твоего возвращения к нормальной, законопослушной жизни. Ты единственный свидетель его причастности к преступлению, обвинитель и судья.

— Ничего это не значит. — Отрезал Марат. — Сны, говорю тебе еще раз, обманчивы — в них много информации, но способ ее кодировки сложен и часто меняется. Я не могу целиком доверять провидческим грезам. Нам надежнее будет выйти на связь с определенными силами, стоящими в оппозиции к покровителям продажного биолога. Таковые в природе обязательно должны иметься. Только тогда наши игровые фишки из чугунных превратятся в платиновые и позволят сорвать джек-пот, исключающий новый виток эскалации насилия, связанного с борьбой за документ английского…

Закончить фразу он не успел. Неожиданно в углу комнаты раздался сильный хлопок, словно взорвался переполненный гелием шар метеозонда. Их обдало теплой пенящейся жидкостью, запахло молодым вином и мокрыми пыльными тюлевыми занавесками. Взлетела на воздух одна из двух бутылок шампанского «Вдова Клико», доставленных в номер по заказу Марата вместе с кофе, мороженым и бутербродами-канапе.

— Видишь?

Девушка назидательно подняла вверх указательный палец правой руки.

— Знаки повсюду — не только во сне. Будешь упорствовать и меня не слушать — в следующий раз взорвется весь местный винный погреб.

Легенда озера Тай

Когда баба Тоня, прибрав в комнате, отправилась восвояси, они по очереди приняли душ и, не вытираясь, едва накинув одежду, разлеглись на застеленной кровати. Ткань прилипла к мокрому телу, оно дополнительно охладилось, появилось приятное ощущение бодрящей чистоты. За окном вечерело, в открытую форточку долетали соловьиные трели, в помещение проникал дым мангала и ароматы черемухи. Легкий ветерок шевелил вставшие колом, засахарившиеся занавески, пятна на обоях поблекли, потолок прекратил пучиться серыми гроздьями отстающей побелки.

Марат, подхватив с пола уцелевшую бутылку шампанского, осторожно извлек при помощи столовой вилки пробку, отхлебнул прямо из горлышка и протянул напиток девушке.

— Впервые пробую столь дорогие нектары. — Известил он. — Жаль, холодильника нет — теплое «Вдова Клико» весьма похоже на домашний яблочный сидр. Разницы никакой. Правда, я и раньше не больно разбирался в комильфо, а за последние семь лет окончательно огрубел душой и пал во нравах. Теперь пью из горлышка, презираю штопор, шляюсь по злачным местам, общаюсь со всякими своднями, моюсь без мыла…

— «Пропавшее винцо придется оплатить». — Передразнивая старуху, прыснула со смеху Марина. Пузырьки газа ударили ей в нос, она зажмурилась и застучала босыми пятками по покрывалу. — «Прошу денежки внести наперед, чтобы потом случайно нам не обсчитаться… Какая девушка у Вас хорошенькая: сразу видно — невеста. Сюда с невестами до свадьбы частенько наезжают. Известно — дело молодое, мы — с пониманием…»

Она вернула ему бутылку, перекатилась на бок, устроилась на плече у Марата щекой, взяла того под локоть и попросила:

— Расскажи мне что-нибудь, а? Ты, наверное, столько всего знаешь… Когда в тайге был — медведей живых видел? Я в детстве всегда мечтала поселиться где-нибудь в лесу у реки с бобровыми запрудами: купаться в водопадах, приручать белок и бегать по утрам на маленькое болотце в ельник за подосиновиками…

— Медведей не видел. Только следы. И вообще — тайгу нынче вспоминать не хочется.

Он выдержал многозначительную паузу.

— Лучше давай, я расскажу тебе историю на отвлеченную тему. Одну восточноазиатскую легенду — ее мне моя бабушка рассказывала. Про самого первого на земле предприимчивого человека, невзначай, задолго до Карла Маркса, открывшего главный закон капитализма.

— Давай! — Подбирая под себя коленки и крепче прижимаясь к Марату, обрадовалась Марина. — Хоть про Эдисона раннего неолита, набивавшего светлячками створки пресноводных мидий! Я готова слушать тебя вечно.

Польщенный столь редким замечанием, он вновь выдержал паузу и приступил к повествованию:

— В стародавние времена, когда оранжевое солнце еще не успело растопить толщу Великого ледника, когда морские воды были прозрачны, а на горных склонах росли гигантские деревья, в долину Шуданкари откуда-то с севера пришел Охотник, озарив сумрак девственного леса пламенем своего родового костра.

Тогда Боги селились рядом с людьми и были как люди, вода заключала в себе частицу огня, огонь — неба, а небо — человека. Человек же был силен духом и телом, не противопоставляя себя ничему. И почитался Закон, и по нему всем всего хватало. Но не существовало в те времена Справедливости, Суда и Наказания, ибо Закон являлся Справедливостью, люди — Судом, а судьба — Наказанием. Всякий знал свое место, и брал, и отдавал, не заботясь о прибыли.