Хребет Мира - Андрей Ветер

После этого случая Лесное Лекарство ещё дважды приходила к Марселю Дюпону, но к тому времени он уже добрался вместе с Черноногими до форта Юнион. Он слушал её голос и даже целовал её лицо. После того как она исчезала, он слышал на своих руках запах женской кожи и ощущал жир на ладонях, будто на самом деле трогал смазанное тело Лесного Лекарства.

Проведя в крепости зиму и весну, он вновь стал собираться в поход.

Джон Браун находился в форте Юнион уже несколько дней и перезнакомился со многими. С утра до ночи он крутился возле индеанок и их мужей-трапперов, расспрашивая о том и о сём. Возле бревенчатых стен укрепления стояла дюжина больших конусных палаток, принадлежавших Черноногим, и Брауна то и дело видели среди индейцев, развалившихся у входа, будто измученные жарой собаки. Он тыкал пальцами в разные предметы, ощупывал одежду и оружие дикарей, выясняя предназначение той или иной вещи. Туземцы вяло следили за ним, иногда скалясь в ответ на его чрезмерное любопытство.

Как-то утром Молчун, готовый к походу, выводил навьюченных лошадей к воротам, и Джон Браун поспешил к нему и спросил по-английски:

— Далеко ли отсюда до настоящих дикарей?

— Comment? — Молчун растерянно поднял глаза, пропустив в задумчивости вопрос. Он привык общаться с канадскими звероловами на французском языке и не сразу включился в английскую речь.

— Quel distance? Ne parle vouz l`Anglais? Вы не говорите по-английски?

— Non, Monsieur. Я говорю Franais и Americaine, — улыбнулся Молчун.

— Что ж, раз вы не говорите по-английски, давайте общаться на американском языке, — засмеялся Джон.

— Вы здорово справляетесь по-американски, хоть вы и англичанин.

— Я стараюсь, — вновь засмеялся Джон и похлопал траппера по плечу. — Как мне называть вас?

— Марсель-Молчун.

— Прекрасное имя! Если мы подружимся, то я открою вам один секрет про американский язык. А теперь признайтесь, вам хорошо знакома эта местность?

— Oui. Я живу здесь.

— Я приехал исследовать жизнь дикарей. Меня интересует их быт, настоящая жизнь краснокожих. Здесь ведь есть индейцы?

— Oui. Corbeaux. Вороньё. Они называют себя Абсароками. А по ту сторону реки бродят Черноногие.

— Мне рекомендовали забраться по возможности глубже, чтобы увидеть индейцев, не испорченных цивилизацией.

— Вы их увидите.

— Вы торгуете с индейцами? — Джон Браун продолжал донимать Молчуна расспросами. — Вы служите в Пушной Компании?

— Нет, я вольный траппер, хотя мне частенько приходится выполнять поручения Компании. Но я предпочитаю не иметь с ней никаких дел. Мак-Кензи платит всего доллар за бобровую шкурку. А тряпок разных накупить в форте — денег никогда не наскребёшь при таких расчётах. За виски вообще дерут по шестнадцать долларов за галлон! Чистый грабёж!

— Молчун, мне бы хотелось подняться вверх по Жёлтому Камню к самым истокам. — Джон Браун махнул рукой, указывая куда-то вдаль. — Ты ведь отправляешься в сторону Скалистых Гор? Я вижу у тебя вьючных лошадей. Взял бы ты меня с собой? Я не обижу тебя деньгами, ты не пожалеешь.

Траппер вяло пожал плечами, не видя ничего дурного в предложении англичанина.

— Надеюсь, мне не придётся слышать хныканье и жалобы, — ответил с вопросительной интонацией.

— Не беспокойся, — поспешил заверить его Джон и похлопал по плечу, — мы обязательно подружимся, Молчун. Ты говоришь, что здесь кочуют Вороны? Ты говоришь на их языке?

— Да.

— Прекрасно, мы обязательно навестим этих дикарей…

Джон Браун оказался человеком весёлым и любопытным. Он выглядел каким-то мелким и слабым, но под его тщедушным обличьем билась неугомонная сила первооткрывателя. Он не уставал задавать Молчуну вопросы, вгрызаясь в ответы, как вечно голодная собака в брошенную ей жирную кость. Если он начинал расспрашивать, то не успокаивался, пока его новый друг не вскидывал над головой руки.

— Я сдаюсь. Ты хочешь знать больше, чем я могу рассказать тебе, — смеялся Молчун. — Да и не мастак я беседовать. Если надо утку свалить или оленя, то я готов, а разговаривать не привык. Что я рассказать-то могу?

— Но тебе наверняка известно, какое из здешних племён самое-самое…

— Самых-самых тут нет. Все отчаянные до ужаса. Многие трапперы считают, что наиболее яростные воины — Сю, то есть Дакоты. Но я не думаю, что Сю опаснее остальных краснокожих. Шайены и Арапахи ничуть не уступают им. А по мне — так Вороны одолеют в честном бою любого врага. Но они слишком суеверны. Если что-то покажется им подозрительным, они могут пуститься наутёк без оглядки, а со стороны взглянешь — вроде как струхнули… Я считаю, что они самые красивые, по крайней мере, самые высокие среди индейцев, хотя их женщины менее симпатичны, но при этом никто не сможет тягаться с этими скво в распутстве. Вороны вообще странные в смысле сексуальных отношений. Они не наказывают за супружескую измену. Скво беспрестанно кочуют из одной семьи в другую. Многие мужчины на рукавах своей рубашки полосочками отмечают число женщин, с которыми удалось переспать, или на праздники выносят связку специальных палочек, означающих то же самое. А среди Черноногих и Сю я встречал женщин, которым мужья отрезали за измену носы, там с супружеской изменой дела обстоят по-другому. Вот такие дела… Что ещё поведать вам про Ворон? Они, пожалуй, слишком уж гордецы, и высокомерие у них хоть отбавляй. Краснокожие вообще на белых людей свысока поглядывают, а Вороны и подавно. Мне они пришлись по душе. Забавные люди, когда ты с ними в мире, и страшные для врагов…

Ночами Джон Браун целиком отдавал себя во власть Молчуна, безоговорочно доверяя его охотничьему инстинкту. Марсель Дюпон спал чутко, как зверь, будто постоянно прислушиваясь одним ухом к шорохам вокруг него, и Джон никак не мог взять в толк, каким образом трапперу удавалось просыпаться наутро с лёгкостью и не жаловаться на недосыпание.

— Привычка, — пожимал зверолов плечами, сам не очень понимая, что именно вызывало у путешественника удивление. — Да и как можно иначе спать? Если сильно ухо придавить, так и не услышишь ничего. А соснуть можно и днём, если приспичит. Бывает, наешься жареной оленины, и разморит тебя прямо у костра. Тут уж ничего поделать невозможно. Я по этой причине никогда в пути не ем сытно, а только к вечеру… Конечно, живём мы тут не то что в городе, потому как постоянно с краснокожими соприкасаемся и от них повадки перенимаем. В городе ко многому не приучишься… Горожане зачастую на второй день пути готовы бросить своё барахло и повернуть обратно, я сам таких видел не раз… Я много раз был свидетелем того, как военный отряд индейцев уводил лошадей из вражеского лагеря. Мчались всю ночь и весь день, задницы в кровь стирали от безостановочной скачки. И ни звука жалобы… Такова жизнь. А над городскими я не смеюсь. Они умеют то, что мне не под силу. Вот, к примеру, в конторе люди целыми днями сидят и бумажки пишут. Я бы не смог ни за какие деньги, а вот они могут. Разве не удивительно? По мне — так не нужны эти конторы вовсе. А подумать — нет, брат, без этих контор и без этих толстозадых конторщиков мне бы денег никто не дал за мои меха, а без денег я бы и пороха не достал, и свинца, и ружья… Не всё так просто, как мне иногда представляется, Джон. Я уже давно привык мыслить, как индейцы, но порой спохватываюсь и просто ужасаюсь… Мыслишка вся на ладони уместится, а мне казалось, что в ней вся глубина жизни сокрыта…