Таис Афинская - Иван Ефремов

Таис упала на колени перед учителем. Благодарность переполняла ее, и успокоение отразилось на лице делосского философа, когда она поцеловала его руку.

— Если ты научилась здесь скромности… нет, ты родилась с этим счастливым даром судьбы! Я рад за тебя, прекрасная Таис! — делосец с трудом поднялся с кресла.

Острая тоска, предчувствие долгой разлуки с полюбившимся наставником заставили Таис медлить с уходом. Она пошла к главному входу, но вспомнила про свой странный и яркий наряд и остановилась. Нельзя же в нем идти по улице. А может, эту одежду ей дали лишь на время? Как бы в ответ навстречу ей перебежал дворик знакомый мальчик-служка этого безлюдного храма. Низко поклонившись, он повел ее в боковой притвор, куда она приходила в первый раз. Там она нашла свою одежду и сандалии. Мальчик сказал:

— Я провожу тебя домой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

НИТЬ ЛАКОНСКОЙ СУДЬБЫ

Голова ее слегка кружилась от простора после девятидневной тесноты и темноты храмовых комнат. Ветер Сета прекратился. В прозрачном воздухе снова виднелись гигантские пирамиды в восьмидесяти стадиях на севере. За храмом два узких озерка почти обмелели. Таис, подобрав подол своей льняной столы, перешла по утоптанной глине между прудами, напрямик в большой парк, избегая шумной улицы. Она чувствовала себя неуверенно среди толпы.

Едва она вышла за ограду парка и повернула вдоль нее к набережной, как услышала за спиной быстрый и четкий военный бег. Еще не обернувшись, узнала Менедема.

— Откуда ты, милый? — ласково приветствовала она спартанца.

— Бродил вокруг храма. Сегодня десятый день, и конец твоего плена. Я поздно догадался, что ты пойдешь через пруды. Истосковался без тебя. Я ведь тогда даже не успел попрощаться: проклятый чародей отвел нам глаза на симпосионе. Спасибо фиванке, объяснила мне все, а то бы я переломал кости этому митиленцу.

— Не ревнуй! — Таис положила руку на тяжелое плечо воина.

— О нет, совсем нет! Я знаю теперь, кто ты, госпожа!

Таис даже остановилась.

— Да, да! — продолжал спартанец. — Вот! — он взял ее за руку, склонился и поцеловал кольцо со знаком треугольника на ее пальце.

— Ты орфик? — с изумлением воскликнула Таис. — Ты тоже посвящен?

— О нет. Мой старший брат — жрец Реи. От него я узнал тайны, понять которые не способен. Однако они манят меня, как манит завеса между жизнью и смертью, между любовью и красотой. И я могу чувствовать, хоть и не понимаю, я всего-навсего простой воин и воспитан для сражений и смерти. А истинный орфик не убивает даже зверей и птиц, не ест мяса…

Таис вдруг ощутила прилив необыкновенной нежности к этому могучему мужчине, как мальчику, нежному и чувствительному в делах богов и любви.

— Пойдем ко мне, — сказал Менедем, — я хотел отпраздновать твое посвящение.

— Пойдем, — согласилась Таис, — хорошо, что ты встретил меня!

Менедем для свиданий с Таис нанимал глинобитный домик на западной окраине, среди редких пальм и огородов. Здесь долина реки суживалась, и домик стоял недалеко от третьей главной аллеи. Обставленное бедно даже для спартанца, жилище Менедема всегда приводило в умиление Таис. Она забывала, что с лаконской точки зрения Менедем еще не достиг полного совершеннолетия, не стал андросом, то есть тридцатилетним, и все еще подчинялся мужской дисциплине, куда более жестокой, чем общественный режим свободных спартанок.

Два-три красивых сосуда, несколько звериных шкур — вот и все, чем мог украсить свое жилище скромный воин. А за эти дни в доме появился бронзовый треножник старинной работы.

Менедем предложил Таис сбросить длинную линостолию, а потом поднял ее и усадил на треножник, как жрицу-прорицательницу или богиню. Удивленная афинянка подчинилась, любопытствуя, что будет дальше.

Спартанец принес из кухни горящих углей, насыпал в две курительницы, стоявшие по бокам, и аромат драгоценных аравийских смол дымными струями стал подниматься рядом с Таис.

Менедем взял ее за руку, еще раз приложился губами к кольцу с треугольником и, склонив голову, медленно опустился на колени. Он оставался в этой позе так долго, что Таис почувствовала неловкость — и от торжественности его позы, и от неудобного положения на высоком треножнике. Она шевельнулась осторожно, боясь обидеть Менедема. Спартанец заговорил:

— Ты так умна и прекрасна! Я верю, что ты — не простая смертная. Благодарю тебя за божественную радость! Я не могу выразить свое великое счастье, язык не повинуется мне, но даже во сне я вижу ласковую улыбку Афродиты. Мне нечего отдать тебе, кроме своей жизни, это ведь так мало — жизнь воина, предназначенного смерти!

— О, ты лучше всех для меня, мой Сотер(спаситель)! Радуюсь под крылом твоей силы и люблю тебя, — Таис наклонилась к спартанцу, положила обе руки на его кудрявую голову, — встань скорее!

Менедем поднял глаза, и Таис ощутила в них восхищение и радость чистой и мужественной души. Смущенная, счастливая и встревоженная великой ответственностью за возлюбленного, для которого она стала и богиней, и глазами жизни, афинянка постаралась весельем отогнать набежавшую откуда-то тревогу.

Этот день показался им столь коротким, что Менедем едва успел собраться на ночную стражу в Стратопедоне.

Менедем, не слушая возражений, посадил ее на плечо и побежал с нею вниз к набережной, нанял там лодочника и велел отвезти к северному концу города. Лишь после того он понесся в лагерь. Неутомимый бегун всегда поспевал вовремя.

Усталая Таис сидела в лодке, глядя на прозрачную и прохладную воду — в это время года Нил был особенно чистым. Может быть, грусть навеяли слова Менедема о предчувствии их близкой разлуки? Голос воина был глух и печален, когда он рассказал Таис о письме, полученном Эоситеем от царя Агиса, в котором тот призывал его назад в Спарту. Приход македонского царя Александра в Египет и покорение им этой страны неизбежны. Бессмысленно кучке спартанцев сопротивляться победителю персов. Отпадала и надобность в дальнейшем пребывании в Египте. Фараон — слуга жрецов, он отправился в Элефантину, а его казначей уже намекал Эоситею, что выплата денег скоро может прекратиться. Сатрап Дария тоже не давал никаких повелений. Страна сейчас в руках жрецов.

— И ты должен уехать со своими? — испугалась Таис.

— Это неизбежно. Но как я могу расстаться с тобой? Лучше чаша конейона[7]…

Таис положила палец на губы воина.

— Не говори так. Хочешь, я поеду с тобой? Вернусь в Элладу?

— Это выше всего, о чем я могу мечтать. Но… — спартанец замялся.