Осень в Сокольниках - Эдуард Хруцкий

Наташа сидела в кабинете Орлова, красивая и нарядная, похожая на какую-то экзотическую птицу, залетевшую в этот мир уголовного права и сыска.

— Наталья Васильевна, — Вадим откровенно залюбовался ею. Надо же, ночь в камере, а она свежа, будто только что от косметички.

— Наталья Васильевна, — повторил он, — вы не арестованы. Пока вы задержаны.

— Что значит пока? — Голос Кольцовой был безмятежно звонок. — Я хочу знать, что значит пока?

— Ну, если вы настаиваете, я вам объясню. Вы задержаны потому, что мы располагаем сведениями о вашей причастности к краже картин и ценностей у академика Муравьева.

— Это доказано? — так же невозмутимо спросила Наташа.

— Да, — твердо ответил Вадим. — Также мы докажем, что вы вместе с Алимовым и Сергеем Пронякиным, усыпив смертельной дозой снотворного сторожа Киреева, проникли в музей и похитили там каминную облицовку и шесть медальонов работы Лимарева.

— И это доказано?

— Доказание вины в нашем деле процесс сложный. Он потребует определенного времени. Но тем не менее я представлю веские улики, говорящие, что именно вы были в ту ночь у сухотинского особняка.

Наташа внимательно разглядывала Орлова. Если бы ей показали его на улице и сказали, что он работает в милиции, она бы не поверила. Хотя в сегодняшней жизни изменилось многое и, наверняка, изменились люди, работающие в этом доме. Она молчала и курила, думая о том, как ей удобнее построить собственную защиту. А то, что ей придется обороняться серьезно, она не сомневалась ни на минуту. Появление Суханова стало именно тем событием, которое многое расставило по местам. И Кольцова мучительно прикидывала, взвешивала на своих весах, что ей выгоднее: молчать или топить Долгушина?

— Наталья Васильевна, у вас в сумочке мы обнаружили технический паспорт на автомобиль «Жигули» — ВАЗ-2106 государственный номерной знак МНЗ 72-64. Это машина принадлежит вам?

— Да, — ответила Кольцова посте некоторой паузы.

— Наши эксперты осмотрели машину. На полу салона обнаружены следы почвы, структурно совпадающие с почвой во дворе особняка дома-музея.

— Вы прекрасно понимаете, что это не доказательство. Мне думается, что в основе своей структура почвы в Москве одинаковая.

— Правильно. Но на месте преступления обнаружился след правого заднего колеса вашей машины.

Вадим открыл сейф, вынул фотографию, бросил ее на стол.

— Вот фотография следа, вот заключение экспертов.

— Я могу сказать, что мою машину брал на вечер мой механик Алимов.

— Можете, — улыбнулся Вадим, — конечно, можете.

Он взял пепельницу и аккуратно вынул два окурка черных американских сигарет «More».

— Вас удивляет то, что я делаю? Судя по вашему лицу, да. На месте преступления нами обнаружены два таких же окурка.

— В Москве многие курят эти сигареты.

— Правильно, другого ответа я и не ждал. Но существует целая наука, которая нынче по остаткам следов слюны на мундштуке точно определяет человека, курившего сигареты. Первый анализ у нас есть. Сейчас сделаем второй.

— Ваши эксперты и это могут? — недоверчиво покачала головой Наташа.

— Представьте себе, что могут, и не только это. Но все это потребует лишнего времени. Понимаете, лишнего. А оно для нас очень дорого. Конечно, мне надо было начать с этого, помните, что суд учитывает поведение человека на предварительном следствии.

— Что со мной будет?

Голос ее был по-прежнему спокоен, ни один мускул не дрогнул на этом красивом лице. Через его кабинет прошло много народу. Всякого. Одни лгали нагло и бессмысленно. Были такие, что ненавидели молча, тяжело. Так и уходили в камеру молчком, не приняв никаких, даже самых веских, доказательств. Многие плакали. Эта же женщина вела себя так, будто ее нисколько не интересует собственная судьба. Словно разговаривали они сегодня о ком-то третьем, который с минуты на минуту должен войти в эту комнату. Кольцова вызывала у Вадима чисто профессиональное любопытство. Он никак не мог определить, что же прячется за ее спокойными глазами. Если бы он знал, как много пряталось за этим внешним спокойствием. Сейчас, именно сейчас Кольцова решила, кого ей выгоднее продать, и как можно дороже, тем самым смягчить удар, нанесенный ей.

— Так что же со мной будет? — повторила она вопрос.

— Это решит суд.

— Все-таки суд?

— Конечно.

— А вы знаете, что я невеста иностранного подданного?

— Альберта Корнье?

Наташа кивнула.

— Знаем, нам за это деньги платят. Но положение невесты подданного Бельгии не освобождает вас от ответственности перед законами страны, подданной которой являетесь вы.

— У него влиятельная родня. Они обратятся в МИД.

— Я думаю, что мы это переживем.

Впервые в ее глазах промелькнуло что-то отдаленно напоминающее беспокойство.

«По-моему, она скинула своего козырного туза», — подумал Вадим, внутренне усмехнувшись. Заявление, поданное в ЗАГС, казалось ей достаточно надежным щитом. А теперь внезапно выяснилось, что щит этот не из железа, а из пластмассы.

— Наталья Васильевна, поверьте моему опыту, — Вадим закурил сигарету, весело глядя на задержанную, — ни один человек, тем более иностранец, не станет связываться с уголовщиной. Вы очаровательны, но доброе имя для представителя фирмы важнее. А впрочем, что я вам рассказываю об этом, вы же все прекрасно знаете без меня.

— Хорошо, — Кольцова взяла сигарету, покрутила ее в руках и положила на место, — хорошо, я скажу все. Пишите. Что же вы не пишете?

— Минутку, вы не будете возражать, если наша беседа будет записана на магнитофон?

— Какая разница, хоть на видеопленку, — устало махнула рукой Кольцова. — Только я буду говорить все по порядку, как умею, а вы задавайте мне вопросы.

Она рассказывала спокойно, почти без интонации, устало и равнодушно. Вадим слушал внимательно, иногда перебивая ее исповедь наводящими вопросами. Слушая ее, он ловил себя на странной мысли: ему становилось иногда жалко, что он сыщик, а не романист, какую поучительную книгу можно было написать о человеческом падении. Вадим слушал, все более внимательно глядя на задержанную. Придя много лет назад в милицию, он допрашивал фиксатых, исколотых татуировками домушников. Они были, как правило, здоровые, опухшие от пьянки и сна в камерах. Да мало ли кого ему приходилось допрашивать. Но шли годы, менялись методы и формы преступлений. Менялись и сами преступники. Кольцова была одним из ярких примеров качественного переворота, произошедшего с его клиентами. Но ни внешность, ни одежда, ни манеры не меняли главного — цели, ради которой люди переступали границу закона. Она всегда оставалась одинаковой — деньги и, естественно, все те блага, которые они могли дать.

Калугин шел к Орлову и в коридоре встретил Кольцову. Она прошла мимо него спокойно, как на прогулке, глядя перед собой никого не замечающими глазами. Вадим сидел в кабинете, сняв пиджак и распустив узел галстука, сигарета, лежащая на краю пепельницы, догорела почти до фильтра, видимо, он так и забыл о ней.

— Что нового, Вадим Николаевич? — Калугин снял очки, аккуратно протер стекла платком.

— Много, Игорь, очень много. Сейчас мы пойдем к руководству и прослушаем одну замечательную магнитную запись.

— А на бумаге есть следы? — осторожно поинтересовался Калугин.

— Игорь, я же не от конфирмации.

— На всякий случай, на всякий случай, — Калугин поднял руки, шутливо загораживаясь ладонями от Вадима.

— Ну что, пойдем? — Вадим встал.

Внезапно дверь распахнулась, и вошел Кафтанов.

— Слушай, в КПЗ паника, весь оперсостав бегает хоть одним глазом взглянуть на твою задержанную. Ты что, кинозвезду арестовал?

— Да нет, Андрей Петрович, просто участницу ограбления.

— Закрепил показаниями?

— Да, звонил в прокуратуру, сейчас приедет Малюков с постановлением об аресте.

— Пленка есть?

— Да.

— Включи.

— Я думал, у вас.

— А это и есть у меня, не забывай, кто до тебя сидел в этом кабинете.

Вадим нажал клавишу магнитофона, отошел к окну. За его спиной говорила Кольцова. Он снова слушал ее рассказ, именно рассказ, а не показания, и непонятное чувство вины почему-то пришло к нему, и вспомнил он молоденького участкового лейтенанта Гусельщикова, не снимавшего с себя ответственности ни за одного человека, живущего на его территории. Пленка кончилась, магнитофон прошипел и выключился. А трое в кабинете продолжали молчать. Наконец Кафтанов щелкнул зажигалкой и сказал только одну фразу.

— Вот сука.

Это так не вязалось с его руководящей корректностью и элегантным обликом, с его костюмами и рубашками, с его грубоватой иронией, что Вадим невольно засмеялся. Он вспомнил, как много лет назад они с Кафтановым брали здоровенного налетчика по кличке Боря-Маленький. Маленький оказался парнишкой крепким и порвал Кафтанову новый костюм — гордость Андрея в те далекие годы. Он надел его, собираясь с сестрой Вадима в театр. Борю затолкали в машину, а Андрей стоял посередине Уланского переулка и мрачно глядел на оторванный борт. Тогда он с такой же интонацией сказал: