Орлиное гнездо - Антон Антонов

— Перерыв пять минут. Потом еще дубль.

Лим пришел в спецназ космической разведки из кинематографа, где он был каскадером, и потому в его речи регулярно проскакивали киношные словечки.

«Восточники» отдыхали пять минут, после чего грузились в лодки, чтобы отправиться на пятнадцать миль восточнее, к берегу, доехать оттуда до аэродрома, пролететь те же пятнадцать миль на самолете и еще раз спрыгнуть на парашютах в океан.

Провожая взглядом лодки, уходящие к горизонту, Хантер думал о том, как приятно работать с азиатами. После трех полных дублей и двух прогонов завершающей фазы операции (собственно захвата корабля) они, зверски уставшие, подчинялись приказам Хантера и Лима без малейшего намека на недовольство, в то время как белые и черные американцы из «западной группы» к этому времени уже грубо ругались вслух. И это при том, что «западники» устали значительно меньше, ведь им не приходилось ни прыгать с парашютом, ни добираться вплавь до лодок, ни плавать, ездить и летать туда-сюда. Они преспокойно сидели себе на палубе «Техаса», пили пиво — Хантер разрешил, подумав, что это несколько приблизит спецназовцев по уровню боеспособности к штатским морякам — и ждали, когда их посудину снова начнут брать на абордаж.

В отличие от дисциплинированности «восточников», их действия в боевой обстановке не удовлетворяли полностью майора Хантера. Последнюю высадку проводили уже довольно поздно на фоне ослепительно красивого заката, как раз в то самое время, когда по плану предполагалось начинать собственно операцию «Капитан Флинт» — вернее, первую ее часть. Решено было, когда наступит срок брать на абордаж «Эльдорадо», высадить «восточную группу» еще при свете солнца, незадолго до заката, на значительном удалении от сухогруза. Подойти к нему следовало уже в полной темноте, в этом случае придется нейтрализовать только ночную вахту, и если даже поднимется тревога, то во тьме спросонья матросы как минимум несколько минут будут пребывать в полной прострации.

В последнем дубле майор Хантер решил сымитировать эту ситуацию, но у него ничего не получилось. В предыдущих попытках «восточники» были загнаны до такого изнеможения, что два часа отдыха по пути от корабля до самолета им уже не могли помочь. Убедившись в этом, Хантер смилостивился и прервал абордаж, объявив:

— Все, ребята. Отдых. Джексон, ты мне нужен.

Джексоном звали лейтенанта Лима. У него было и китайское имя, ведь когда он приехал в Америку из Гонконга, ему было уже семь лет. Но китайцы не любят, когда иностранцы искажают их подлинные имена в своей речи, и в Америке обычно представляются по-американски. Папа Лим называл себя Джеком, а сын его, соответственно, стал Джексоном. Впрочем, ко дню совершеннолетия имя Джексон стало для младшего Лима не только обиходным, но и официальным. Оно фигурировало и в водительском удостоверении, и в служебных документах, и в карточке социального страхования, в паспорте для поездок за рубеж и списке избирателей штата Аризона.

Когда Лим подошел к майору, тот отвел его к фальшборту, где слова заглушал мерный шум океана, и сказал:

— Когда вся эта заварушка кончится, твоих ребят надо погонять с упором на выносливость.

— Всех ребят, — невозмутимо заметил Лим. — Не только моих.

Китаец, несомненно, был прав. Многие из его желтых подопечных показали себя гораздо выносливее белых суперменов из «западной группы». Просто Хантер, в котором билась потихоньку расистская жилка, порой этого не замечал.

Расистом в полном смысле этого слова Хантер отнюдь не был — иначе он бы никогда не сработался с разноцветной командой спецназовцев, где каждый должен доверять партнеру больше, чем самому себе. Просто иногда он был несправедлив к азиатам и неграм. А те, как ни странно, относились к этому снисходительно, ибо Хантер умел с первого же дня заставить других людей себя уважать. Уважать по-настоящему, без страха и без злобы.

На реплику китайца, произнесенную без тени обиды, Хантер ничего не ответил. Он понял, что был не прав, но не счел нужным ни упорствовать в своей неправоте, ни признавать ее вслух. Он немного помолчал, а потом сменил тему.

— Завтра большой прогон. Все точно по плану — время, место, расстояние, условия боя. Парни сегодня хорошо поработали, но надо еще лучше.

— Все будет нормально, командир, — ответил Лим, глядя мимо Хантера на исчезающее за бесконечным горизонтом солнце.

72

Законсервированный агент ГРУ под кодовым именем Будда вышел на связь совершенно неожиданно.

Этому агенту однажды не повезло. Из службы охраны особо секретного объекта ВВС США он был переведен в другое место. Насильно туда не гнали, но отказ мог возбудить подозрения, и Будда решил не искушать судьбу.

Однако на новом месте он ничем не мог послужить своим настоящим хозяевам: 1-му главному управлению Генерального штаба российских вооруженных сил. Подразделение, куда он попал, не занималось ничем таким, что представляло бы интерес для российских спецслужб.

Именно поэтому экстренный выход Будды на связь оказался неожиданным для его кураторов из «Аквариума».

Сюрприз, однако, был весьма приятным, поскольку с необычной стороны прояснял дело с захватом «Молодого орла».

Будда сообщал, что «восточная группа» отряда «Саймак» получила задание захватить в море перуанский сухогруз «Эльдорадо» и снять с него человека, фотография которого прилагается.

Человек, изображенный на фотографии, переданной по компьютерной сети, был опознан как Ричард Лемье, профессор из Нового Орлеана.

Имя этого человека несколько раз всплывало в разрозненных сведениях о проекте «Янг Игл», собранных за последние дни. Но информация была по-прежнему скудной, несмотря на то, что о похищении спутника вот уже несколько дней наперебой трубили средства массовой информации всего мира.

Имя Лемье тоже уже звучало в открытом эфире, когда профессор подал SOS со спасательного плота. Однако этот факт никто не сопоставил с похищением «Янг Игла».

В ответах на устные и письменные запросы сенатора Хаммерсмита по поводу проекта «Орлиное гнездо» Лемье тоже не упоминался. Генерал Дуглас наложил на это имя строжайший запрет как минимум до тех пор, пока профессор не окажется в бункере авиабазы «„Флеминг“». Правда, руководители военно-воздушных сил, включая ушедшего в отставку министра, не очень-то считались с мнением Дугласа. Они очень дорожили своей шкурой и теплыми местечками на вершине военной иерархии, а потому сенаторов боялись больше, чем штатных следователей Пентагона.

Но Ричард М. Лемье во всех документах проекта значился как Мануэль Дик, и настоящее имя его знали только посвященные во все тайны «Орлиного гнезда». К сожалению для генерала Дугласа, среди них была и разношерстная компания учеников профессора. Именно из этой среды произошли те утечки информации, которые позволили ГРУ и СВР узнать о проекте «Орлиное гнездо» несколько больше, чем за то же время стало известно журналистам, даже тем, которые пользуются источниками информации на самом верху — вплоть до Сената Соединенных Штатов.

Сообщение Будды давало делу новый поворот. Из простого участника проекта «Орлиное гнездо» с неизвестными функциями Лемье в глазах ГРУ превращался в ключевую фигуру, ради которой американцы готовы пойти на пиратский акт в открытом море, наплевав на возможные осложнения на международном уровне.

— Это мне нравится, — сказал, прочитав донесение Будды, начальник ГРУ Переверзев. — И я очень хотел бы поговорить с этим Лемье. Желательно раньше американцев.

73

Человек, который пришел в гости к наемному убийце по прозвищу Пиранья, несомненно, был кавказцем. Однако не таким кавказцем, каких россияне привыкли видеть на рынках нашей необъятной родины, и не таким, какие то и дело мелькали на наших телеэкранах во время войны в Чечне.

Этот кавказец был интеллигентен, носил очки и разговаривал почти без акцента. Он наверняка окончил какой-то российский вуз, скорее всего, даже питерский. Об этом говорила правильность его русской речи.

А говорил он между тем о делах, не имеющих никакого отношения к проблемам, занимающим российскую интеллигенцию.

— Мы знаем, зачем к вам приходила Наталья Борисовна. Вы ведь не взяли у нее заказ? Все еще думаете?

Пиранья, решив, что валять Ваньку перед лицом столь информированных особ будет неинтеллигентно, ответил, подстраиваясь под речь собеседника:

— Я не думаю, что захочу взять этот заказ.

— Я вас прекрасно понимаю. Наталья Борисовна — ненадежный человек. Крайне ненадежный.

— Вот и я тоже так полагаю, — кивнул Пиранья.

— Но к Сергею Александровичу лично вы ведь не питаете дружеских чувств?

— Я ни к кому не питаю дружеских чувств. Специфика работы не позволяет. У меня от этой работы вообще проблемы с чувствами.

— Опять же прекрасно вас понимаю.

— И что из этого следует?