Время Феофано - Давид Кизик

– Галеры врага выше. Стрел и камней будет много, поэтому чтобы прикрыть гребцов и стрелков надо будет соорудить навесы вдоль бортов и короб для кормчего, – добавил другой.

Капитаны снова зашумели.

– Если все сказано, утверждаю это решение, – подвел итог Василий – Завтра с утра выходим в море. Я на флагмане первый, за мной по старшинству. При обнаружении врага занимаем оговоренную боевую диспозицию. Совещание закончено. По кораблям.

…

Лазурное море. Легкий ласковый ветерок. Солнце и чайки. Мирная картина в пастельных тонах. На горизонте показались вражеские корабли. Один, два, три, десять… дальше не сосчитать.

Варяги встали на молитву:

– Отче наш небесный!.. – Начал Эрман, и все на ладье вторили ему. Завершив молитву, он обратился к своим воинам:

– Товарищи мои! Чем страшнее враг, тем почетней победа! Не посрамим памяти Гаута! Перкунас благословит наше оружие! Вперед Гаутинги! Слава героям! Смерть врагу!

Смерть! Смерть! Смерть! – Повторяли воины в такт ударов мечей о щиты.

И вот сошлись два флота. Закружилась смертельная карусель. Вопящая, изрыгающая тучи стрел и камней схватка галер. Оглушительный треск поломанных весел и проломленных бортов. И тут внезапно в самой гуще скопления кораблей появился «царский бегун», изрыгая огненные струи с обоих бортов. Жидкое пламя полилось на вражеские корабли. Попав на палубу, мидийский огонь[524] быстро разгорался. Его нельзя было потушить водой. Крики радости пиратов, от предвкушения победы, сменились воплями ужаса. Достигнутая, казалась, победа, мгновенно сменилась поражением. В считанные минуты весь пиратский флот был объят негасимым пламенем. В отчаянии морские разбойники бросались в воду.

Капитаны, судам которых посчастливилось не попасть под огонь, в спешке разворачивали свои галеры, торопясь покинуть место морского пожара. Но их настигали византийцы и брали на абордаж. После схватки, оставшихся в живых моряков вылавливали из воды… И своих и чужих.

В порт острова Эвбеи вошли изрядно потрепанные триумфаторы. Трем ладьям варягов и четырем малым ромейским триерам не суждено было вернуться в порт.

В каюте наварха на флагмане Хильд передавал Василию последнюю волю Эрмана.

– И когда все закончилось, я подошел к его горящей ладье, – рассказывал Хильд. – Даже затрудняюсь с чем-то сравнить ее. То ли с ежом, то ли с решетом. Живых я взял к себе на борт. Херман же не пожелал покинуть свою ладью, наполненную мертвыми телами. Он отправился с ними к своим предкам в Вальхаллу. Я просил его передать мое приветствие Одину и поклон предкам. Славная, хорошая смерть!

– Я не вмешиваюсь в ваши обычаи, но я видел, как вы привязывали женщину к мачте горящей ладьи. Зачем?

– Это была одна из корабельных шлюх Агарян. Мои товарищи выловили ее из воды. Очень кстати. Негоже было такому вождю, как Эрман отправляться в долгий путь на Небо без женщины.

– Его подвиг не забудут в Византии. Я позабочусь, чтобы причитающееся ему жалование было передано тебе. Ну а ты распорядись им по своему усмотрению согласно вашим обычаям.

Пропустив мимо ушей риторику Василия, Хильд протянул вперед свою ручищу и разжал кулак. На ладони лежал золотой медальон, с отвратительной Горгоной, изображенной на нем.

– Ты будешь в Константинополе на триумфе. Наверняка, тебя пригласят и на свадебные торжества. Секонунг дал мне это, и попросил, чтобы ты передал его невесте царевича Романа со словами: «Это подарок на свадьбу от риха Хермана Рыжего».

Флот азиатских арабов потерпел сокрушительный разгром. В ближайшее время можно было не ожидать пиратских набегов на прибрежные города Византии.

Отправив потрепанные ладьи и галеры в центральный порт фемы Пелопоннес[525] Коринф[526], Василий на флагманском дромоне поспешил с докладом в Константинополь. Он вез с собой пленных предводителей пиратов, посаженных на время перехода за весла, вместо византийских гребцов.

Глава 6. Свадьба

Наступил день свадебных церемоний[527]. Почти все собравшиеся сегодня в палате Романа были преимущественно бюрократического сословия. Возглавлял свиту цезаря паракимомен Васили Ноф. Пестрая одежда, но с преобладанием зеленых цветов, придавала компании Романа оживленный вид. Присутствие в одеждах зеленого цвета, подчеркивало их партийную принадлежность. Непримиримые сословия бюрократов и военных, даже на свадебной церемонии неосознанно кучковались возле своих лидеров.

Палатин[528] заглянул в зал:

– Прошу занять места, господа, если вас это не затруднит. Церемония начинается.

Роман отправился на свое место в первом ряду и чуть не споткнулся. Его церемониальный халат был ничуть не легче доспехов и к тому же был менее удобным. Бархат вишневого цвета весь топорщился золотыми вышивками. Жемчуг с драгоценными камнями, в изобилии красовавшиеся на груди, воротнике и по рукавам делало одежды просто неподъемными. А широкий золотой пояс, усыпанный рубинами, сапфирами, аметистами, инкрустированный искусной эмалью, весил куда больше, чем солдатский пояс с мечом, ножнами и кинжалом. На голове его сияла стемма[529] цезаря – обруч чистого золота, украшенный драгоценными камнями и эмалями.

Бронзовые двери палаты бесшумно отворились. Первым в открытые двери вышел палатин, задача которого состояла в том, чтобы указывать – кому и куда идти. Плотный, расшитый золотом бархат халата противно шуршал и поскрипывал, когда Роман медленно двинулся за евнухом. Но едва только процессия вышла из здания. Роман порадовался тяжести своего одеяния. Их встретил холодный осенний ветер. Романа подвели к огненно рыжему жеребцу, символизирующего своим окрасом алый цвет осеннего солнца. Василий и остальные сопровождающие из свиты Романа сели верхом на коней вороной масти. Это символизировало их бесконечную преданность цезарю.

Когда верховые заняли свои места, конная колонна шагом выступила из дворцового комплекса по направлению к Собору Юстиниана Ринотмета[530], иначе называемый Собором Святой Софии. От самого дворца вдоль дороги цепью стояла императорская гвардия, сдерживающая толпы плебса, которые вышли поглазеть на церемонию и поприветствовать Романа. За толпой, в тени улочек можно было заметить городских стражников равдухов, готовых в случае надобности пресечь беспорядки.

Перед гвардейцами через небольшие интервалы стояли палатины с мешками наполненными фигами и орехами. При приближении колонны они начинали забрасывать содержимым из мешков горожан стоящих за цепью гвардейцев.

В это же время с другого конца города из ворот дворцового комплекса семейства Фока выдвинулась другая кавалькада. Впереди в парадной военной форме на вороном коне ехал сам магистр Никифор. На правах брата он сопровождал невесту к месту венчания. Рядом с ним на белой лошади, символизирующей серебристый цвет луны, ехала Анастасия. Просторные церемониальные одеяния еще скрывали ее состояние. Платье Анастасии, сшитое из мягкого белого шелка, пронизанное серебряными нитями, украшенное белоснежными кружевами у запястий, казалось, было соткано из лунного, света. Серебряная стемма архонтессы на голове подчеркивала ее красивые каштановые волосы.

Дочери Константина Зоя, Феодора и Агафа не посчитали возможным для себя быть среди подруг невесты, поэтому «подруг» пришлось спешно собирать среди дочерей вельмож. Среди них Анастасия выделила Марию Склирину, дочь архонта Фотиноса, которому принадлежали обширные земельные владения на восточных окраинах Малой Азии. Девушки сразу же подружилась. И Мария стала во главе «подруг», которые тоже ехали на белых лошадях и сразу за Анастасией. Замыкали колонну Никифора военные идинаты – представители землевладельческой знати. Тут были и одетый более светски, чем его брат Лев Фока, и Варда Склир, брат Марии Склирины.

Иоанн Куркуас, по прозвищу Цимисхий, одел поверх шелковых одеяний свою горящую на солнце кирасу. Никакого головного убора он не носил, открывая на обозрение копну длинных, пышных рыжих волос. Ван намывал их лимонной водой, пока они не встопорщились, как львиная грива.

Здесь были и архонты Багратиды из провинции Тао-Кларджети, иначе называемой Верхней Иверией. Возглавлял их Смбат курапалат и царь Картлов из Артануджи. Хотя титул начальника охраны царского дворца был скорее данью традиции, чем его непосредственной обязанностью. Все потому, что храбрые горцы из Тайка[531] и Гугарка по-прежнему составляли большинство гвардейцев дворцовой стражи. Смбат был одет в персидский шелковый халат. Голову его венчал тюрбан, какой носили в халифате.

Рядом по-родственному ехали представители рода Торников. И выросшие в Византии братья Лев с Николаеми ишхан[532] Тарона танутер[533] Ашот.