Ветер истории - Владимир Шилкин

— А ничего так, душевно, — ухмыльнулся тот. — Аж протрезвел.

Зал опять тряхнуло мощным взрывом смеха. Со всех сторон посыпались шутки и советы. Толя постоял, глядя на людей с ироничной улыбкой, а когда шутники подвыдохлись поднял руку и резко оборвал веселье суровым рыком.

— Тихо, братва! Повеселились и будет. Товарищи по делу прибыли. Зубы потом скалить будем.

А Толя в авторитете, сразу народ подобрался. Говорили мы долго, обсудили и дисциплину и цель создания ополчения. Говорили о политике и о запланированной работе. Договорились о наборе канониров и сигнальщиков, о порядке подчинения и взаимодействия. Помню, еще подумал, что ополчение может стать своим и для солдат и для рабочих и для матросов, сплавляя их в единую товарищескую среду. Потом налаживали связи, просто общаясь по душам за одним столом, потом отмечали отречение Николая, потом пили за товарищество, потом боролись на руках с Толиком, вроде, что-то ему про "Маузер" свой рассказывал, а потом только отдельные картинки и темнота.

Проснулся я жестокой головной болью от радостного завывания за окном.

Хотел буржуй пройти мимо, но это было не просто.Мама – анархия, папа – стакан портвейна!

Припев почему-то орали после каждой строчки, понравился, наверное.

— Твою ма-а-ать, я что вчера еще и пел, что ли? — простонал я в пространство.

— И пел и на гитаре играл, — ответило пространство голосом Елены.

— Я же не умею на гитаре, — удивился я, изо всех сил сосредотачивая взгляд.

— Ну это-то я заметила.

Елена стояла у двери со стаканом чего-то мутного в руке. Бодрая, свежая, а главное, одетая. Это хорошо, а то как голос ее услышал, сразу подозрения прокрались в сознание.

— Держи, герой.

Елена протянула мне стакан. Глотнул на пробу разок – рассол! То, что надо! Я жадно забулькал спасительной влагой.

— Что вчера было-то, а то не все помню, — опасливо спросил я в ожидании самого худшего.

— Да нормально все было, лишнего не наговорил, перед народом не позорился. Ушел сам твердой походкой. Ты уже здесь рухнул, — Елена иронично улыбаясь наблюдала за моими страданиями. — Стакан-то отдай, командир, а то сидишь с ним как царь со скипетром.

— Ой, спасибо Елена Владимировна, — протянул я ей стакан.

— Да ладно уж, вчера на "ты" перешли. Леной зови.

— А-а-а…

— Не было ничего, — отрезала она. — Ты себя прилично вел, не посягал и не намекал даже и другим не позволял.

— Фу-у-у, отлично! Как там обстановка?

— Все хорошо, с моряками у нас теперь полное взаимопонимание и уважение. Даже в установке пушек помочь обещали. Умеешь ты с людьми договариваться, я бы не смогла с них столько всего выжать.

— Ну и славно. Пора делами заниматься. Сколько сейчас времени?

Лена молча показала мне мои часы. День был в разгаре, дел было полно.

Первым делом мы поехали на Петроградку. Точнее на собрание тамошней большевицкой ячейки, где решался очень важный для меня вопрос. Дело в том, что я подал заявление о вступлении в партию. Конечно, проще было вступить в РСДРП у каких-нибудь межрайонцев или меньшевиков, а потом просто примкнуть к большевикам и я бы считался ими вполне своим. Я даже одно время думал так и сделать, но по здравому размышлению пришел к выводу, что определяться политически надо сразу точно. Глупо было, конечно, напиваться перед таким важным мероприятием, но что уж теперь после драки кулаками махать, тем более, что не пьянства ради, а общего дела для.

Прибыли мы вовремя, что уже было хорошо. Лена в собрании не участвовала, так как ни к большевикам, ни к Петроградской стороне отношения не имела, но присутствовать ей разрешили. Кроме нее приглашенным гостем из ячейки Нарвской стороны присутствовал Сыпченко. После революции строгость конспирации несколько спала, к тому же формально межрайонцы и большевики были все еще однопартийцами да и знали ветераны подполья друг друга прекрасно. Клим предпочел остаться в коридоре.

Первым слово взял председатель. Имени я его не знал, партийной клички тоже да и вообще видел в первый раз.

— Ну что ж, товарищи, начнем, — степенно начал он, встав. — Товарища Волкова мы все знаем и в деле видели. Знаем, что человек он решительный, за короткий срок сделавший для революции довольно много и сейчас делает большое дело. Так что товарищем его я называю без всяких сомнений. Однако, человек он новый и много о нем мы не знаем. Главное же чего мы не знаем, так это знает ли сам товарищ Волков в какую партию он хочет вступить. Товарищ Волков, вы сказали, что хотите вступить в партию именно к большевикам, а почему из всех революционных партий вы выбрали именно нас. Вы знакомы с политической платформой большевиков? Каковы ваши собственные взгляды на нынешнюю Россию и какой бы вы хотели ее видеть в будущем?

Хитер товарищ, с подвохом вопрос задал. Я встал и секунду подумав начал отвечать.

— С политической платформой вашей меня ознакомил товарищ Фридман. Большевиков я выбрал из следующих соображений. Это партия, нацеленная на результат, а не на борьбу вообще. У вас есть четкое понимание, что делать после революции. У вас есть дисциплина без которой ничего работающего не создашь. У вас есть внимание к мнению народа и четкое понимание его интересов и чаяний. При этом большевики не впадают в благостную мечтательность о мире всеобщего счастья, а трезво смотрят на мир, видя и необходимость серьезной разъяснительной работы и неизбежность конфликтов интересов разных социальных групп. Это по техническим характеристикам партии. Теперь по идеологии. Мою позицию по ряду вопросов вы могли увидеть в статьях, которые я писал в соавторстве с товарищами Кромковым и Еленой Владимировной.

Говорил я долго. Потом были вопросы и по идеологии и по моему прошлому. Амнезия моя сперва напрягла некоторых из присутствовавших. Видимо, заподозрили попытку скрыть прошлое. Председатель на тревожно бросаемые взгляды, просто успокаивающе повел ладонью. Стало быть сведенья обо мне собирал и в этом эпизоде был уверен. Интересно, он только Сыпченко расспросил или еще и в госпитале смог справки навести?

Потом выступали Фридман и Сыпченко. Лену тоже попросили рассказать о работе со мной.

— Ну что, товарищи, еще у кого-нибудь есть вопросы к товарищу Волкову? Нет? А к товарищу Елене? — председатель оглянулся и убедившись в отсутствии вопросов продолжил. — Ну, стало быть, пора перейти к обсуждению кандидатуры. Вас, товарищ Волков и гостей прошу обождать снаружи. Не взыщите, товарищи, конспирация.

Председатель лучезарно улыбнулся, показывая, как сам он нам полностью доверяет и как не надо нам обижаться. Ну мы, собственно, и не думали. Понятно, что людям надо обсудить меня без оглядки на приличия, уж больно необычным был мой случай. В коридоре сидели молча. Сыпченко имел вид торжественный и напряженный. Он за меня ручался перед собранием и теперь, похоже, решение ячейки было и своеобразным испытанием на доверие товарищей его мнению. Лена тоже переживала за меня, но чисто по-человечески, как если бы я сдавал экзамены в институт. Клим спокойно дремал на лавке. Я демонстрировал абсолютное спокойствие.

Недолгое, в общем-то, но утомительное из-за молчания ожидание, наконец, закончилось. Нас позвали в комнату.

— Ну что, товарищи… Посовещались мы и решили… — председатель выдержал паузу для придания значимости и продолжил, — что товарищ Волков вполне сознательный последователь большевизма и достоин стать членом партии.

Фу-у-у… надо же, я оказывается, все-таки волновался. А председатель гад такой еще и паузами мучает.

— Так вот, партийное собрание постановило по рекомендации товарищей Фридмана и Сыпченко принять в партию товарища Волкова после набирания им кандидатского стажа в два месяца.

Ну, испытательный срок это было ожидаемо. Товарищи по революционной борьбе стали подходить с поздравлениями, хлопать по плечу и жать руку. Лена почему-то, трясла мою руку особенно восторженно. Вообще, странное ощущение. Вроде все по-прежнему, планы не изменились, но восприятие уже иное. Теперь уже не просто энтузиаст, теперь долг на плечи лег. Прямо как штамп в ЗАГСе поставили. Со Светкой так же было. Вроде как жили вместе, так и живем, а все как-то иначе стало, не просто вместе, а семья.

— Поздравляю, Сергей Алексеевич, — крепко пожал мне руку очередной товарищ. — Нам такие товарищи нужны.

Этого товарища звали Михаил. С ним я познакомился недавно, он был комиссаром всех дружин Петроградской стороны. Такое доверие ему оказали за множественные заслуги перед революцией. Михаил был опытным подпольщиком, участвовал в прошлой революции да и в этой успел отличится – взял под контроль Финляндский вокзал, разоружив охрану. Лицо казалось знакомым. Это кажущее знакомство некоторых лиц для меня уже стало как паранойя, каждый раз мелькает мысль "а вдруг это кто-то из Героев" и начинается насилование памяти. Хотя чего ее насиловать-то – чего не знаешь, того не вспомнишь. Надо просто фамилию Михаила узнать или партийную кличку.