Преступники и преступления. Законы преступного мира. Паханы, авторитеты, воры в законе - Александр Кучинский

Впервые в отечественном судопроизводстве судью взяли под круглосуточную охрану, а самого Японца из «Матросской тишины» на процесс везли сложными маршрутами, опасаясь нападения на спецконвой. Оперчасть Матроски дважды получала негласную информацию о возможном освобождении вора силовыми методами. Начальник конвойной части выделил для охраны еще пять бойцов и автомобиль сопровождения.

На этот раз приговор был беспощаден. Московский законник получает 14 лет и этапируется на Колыму, где он, блюдя славные воровские традиции, сразу же попал в отрицаловку. Вместе с Японцем в Магадан перекочевала и дополнительная головная боль для кумов и вертухаев. Желая поскорей отделаться от агрессивного зэка, замначальника лагеря готовит документы для отправки его на «крытку». Перед отправкой в Иркутскую область Японца на несколько месяцев водворяют в изолятор с минусовой температурой.

В Тулунской тюрьме начинались новые испытания. Там блатную власть держали кавказские воры во главе с законником Ильей Симония по кличке Махо. Они скептически отнеслись к полномочиям столичного гостя. Это объяснялось назревшим конфликтом между славянами и лаврушниками. Японец с первых же дней сцепился с кавказцами, прослышавшими о драке в ресторане «Русь». Его поддержали русские блатари, без которых Иванькова могли просто убить.

Махо призывал игнорировать Японца. Зэки оказались меж двух огней: с одной стороны давил авторитет кавказского старожила, с другой — пугал агрессивный Японец, который мог воткнуть заточку, разбить на голове табурет или просто заехать в челюсть. Ударить Иванькова никто так и не решился — законник как никак. Столичный вор времени зря не терял и уже успел воткнуть заточку в своего сокамерника, пропустившего мимо ушей его приказ. Это обошлось Японцу в дополнительный срок.

За первые несколько лет отсидки на крытом режиме Японец свыше двух месяцев провел в карцере. В его деле администрация тулунской тюрьмы день за днем фиксирует: «отказался приступить к работе». Каждый раз, выйдя из карцера, Иваньков писал заявление начальнику тюрьмы и прокурору, где жаловался на условия содержания: «Прошу предоставить мне любую физическую работу, так как хочу накопить средства на своем лицевом счете. Почти все время меня держат в карцере и штрафном изоляторе, придираясь по каждому поводу и отстраняя от трудовой деятельности. Моя сердечная система требует постоянного движения и физических нагрузок».

Надзорная инстанция с ответом не медлила: «Прошу изыскать возможность для трудовой деятельности осужденного Иванькова В. К. О принятых мерах прошу доложить».

Принятые меры вновь выливались в карцерное содержание и в новую жалобу. Будучи арестованным ФБР, в интервью американской телекомпании «СиБиЭс» Япончик расскажет о жестокости тюрем и лагерей, о том, как его держали в изоляторе при пятидесятиградусном морозе, как урезали суточной паек и не давали горячей пищи. Картины о буднях советского зэка шокировали заокеанского обывателя, которому приходилось напрягать всю свою фантазию, чтобы представить российский лагерь или тюрьму.

Тюремное дело Японца распухло до двух томов. Его досрочное освобождение могло только присниться в горячечном сне лагерному куму. Тем не менее, свершилось чудо. В конце 80-х годов начался поход за освобождение осужденного Иванькова. В Президиум Верховного Совета РСФСР пошла лавина писем в защиту узника иркутского допра. В ряды борцов за свободу Вячеслава Кирилловича вошли Отари Квантришвили (в 1981 году Отари Витальевич едва не стал подельником Иванькова), который целиком взял на себя заботу о его жене и детях, правозащитник Сергей Ковалев, члены Верховного Суда РСФСР и ряд депутатов разных уровней.

В сентябре 1990 года депутат Святослав Федоров направил в адрес Президиума Верховного Совета РСФСР и председателя ВС РСФСР Бориса Ельцина свое письменное мнение:

«Учитывая, что Иваньков В. К. глубоко осознал противоправность содеянного, что пребывание в изоляции от общества свыше 7–8 лет не отвечает интересам перевоспитания личности, а также принимая во внимание его возраст и состояние осужденного, прошу рассмотреть вопрос о его помиловании».

В российский комитет по помилованию направляются два депутатских запроса. Из Иркутской «крытки» на Иванькова приходит замечательная характеристика, доказывающая его смиренность и добродушие:

«Иваньков В. К. оказывает положительное влияние на осужденных, призывает их не употреблять спиртное, не совершать тяжких преступлений… Разрешает все конфликты мирным путем, имеет сильную волю и свое личное мнение о происходящем в стране и за рубежом. Поддерживает теплые отношения с женой и детьми. Преступление свое не признает, считает, что оно сфабриковано».

После таких эпистолярных дифирамбов начальника тюрьмы В. Сенотрусова, подписавшего документ, освобождают от должности, а его заместитель Е. Родкин получает предупреждение. Руководство УВД Иркутского облисполкома отправляет в Москву вторую характеристику на Иванькова. Достаточно нескольких строк, чтобы понять ее настроение:

«…Имеет устойчивые связи и большое влияние на воров в законе и авторитетов, находящихся в ИТУ и на свободе, организует групповые отказы осужденных от выхода на работу…»

Второе мнение о Японце продвигалось к столичной комиссии настолько медленно, что, в конце концов, опоздало. Тем временем на УВД стали прессинговать депутаты Иркутского облсовета. Энергичнее всех боролся за Иванькова депутат С. Нечаев (чуть позже на него заведут уголовное дело). Чувствуя, что возня вокруг Вячеслава Кирилловича ничем хорошим для милиции не кончится, руководство УВД решает этапировать его из Тулуна в Узбекистан и там выменять на любого из местных воров в законе. Но не тут-то было. Отъезду воровской знаменитости воспротивились такие «тузы», что легче было бы передвинуть саму тюрьму, чем Японца.

Последний год тулунского заключения для вора оказался веселым и хлебосольным. Фотограф периодически снимал дружеские спиртообильные застолья, где московская знаменитость была центральной фигурой.

21 января 1991 года заместитель председателя Верховного Суда РСФСР А. Меркушев внес протест в Президиум Мосгорсуда. Уголовное дело Иванькова пересмотрели в порядке надзора, но протест отклонили. Это никого не удивило: в начале 90-х правительство начало наступление на российских бандитов. В системе МВД России и бывших союзных республик уже создаватись отделы по борьбе с оргпреступностью. Амнистия Иванькова была бы нонсенсом.

Получив отказ, зампред направляет протест в судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 25 февраля правосудие милует законоотступника. Шокированная милиция просит помощи у Генеральной прокуратуры России. Валерий Степанков вносит протест, однако он доходит с опозданием.

Восемь месяцев занимает бумажная волокита, и, наконец, в начале ноября Японец выходит на свободу. Спустя четыре месяца он покидает Россию. В американском посольстве виза оформляется на В. К. Иванькова, сотрудника киностудии «12А», возглавляемой Роланом Быковым. Личные отношения знаменитого артиста и не менее знаменитого законника остались за кадром. Но сохранился фотоснимок, сделанный в американском ресторане и увековечивший их за одним столом.

Спешный отъезд Иванькова был не случаен. По некоторым данным, ему грозил арест, то есть возможность очередного срока. Наблюдая за хлопотами вокруг персональной амнистии, МВД России также готовилось к освобождению вора в законе. В Москве Вячеслав Кириллович должен был находиться под админнадзором, но застать его дома хотя бы один раз участковому так и не посчастливилось.

Это считалось побегом. Но законник сумел покинуть Россию беспрепятственно. Воровская империя Москвы понесла серьезную потерю. С криминальной арены исчезла самая влиятельная фигура, сумевшая сплотить вокруг себя единомышленников и укрепить славянское крыло.

Японец, даже находясь в тюрьме, ограничил импорт кавказских воров в столицу. В первые месяцы после его отъезда в город прибыли полсотни грузинских законников, начавших заколачивать деньгу на захвате заложников и поголовных разбоях. В 1993–1994 годах Москву захлестнул вал беспредела, обуздать который силовые ведомства не смогли. Не исключено, что уголовная анархия раздавила бы и Японца, но он бросил ей вызов. Ведь организованная преступность не терпит анархии. Как и всякая структура, она стремится к порядку и стабильности в своих рядах. Кровавые разборки не выгодны экономически. Любая война — это расходы на киллеров и оружие.