Para bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Во время Великой Депрессии у людей не было на руках денег, но они имелись у банков. Так что эти фьючерсы нормально выкупались. И продовольственные товары производились в необходимом количестве. Да, их не могли купить простые люди из-за нехватки денег. Что снижало цены. Доходило до того, что приходилось создавать искусственный дефицит для поднятия цен. То есть, выливать молоко или как-то иначе уничтожать продовольствие. Чтобы фермерам и агрокомпаниям не разориться, продавая свои товары ниже себестоимости.

Здесь же дефицит нарисовался сам собой. И такой лютый, что проблем с ценами не наблюдалось.

Одна беда — люди, у которых не было денег ровным счетом ни на что. Но где и когда до них было дело?

И если в оригинальной истории индекс Доу-Джонса упал на 90 % за почти три года. То здесь он шлепнулся на этот показатель уже через год после начала коллапса.

И продолжал падать.

И не только он.

Страну лихорадило. Отчаянно.

Чем пользовались все, кому не лень.

Коллекционеры из Европы скупали произведения искусств из частных коллекций и музеев. Союз — выкупал по цене металлолома промышленное оборудование и переманивали квалифицированных специалистов. Кстати, не только Союз. Агентов Гоминьдана, Японии и иных стран здесь хватало, которые рыскали как голодные шакалы. Но главное — это революционный элемент. Его здесь было как никогда много. Даже в 1917 году в России революционеров наблюдалось меньше. И он не был такой голодны… отчаянный…. И понять, почему страна не взрывается глобальным социально-политическим кризисом пока было нельзя.

Может быть инерция работала. Бог весть. Так или иначе все к этому шло. И все, словно в лихорадке «последнего вздоха» к этому готовились, пытаясь отхватить хоть что-то, пока можно…

И вот агенты Артузова доехали до искомого адреса.

Вышли из своего видавшего виды Ford model T. Подошли к домику в частном секторе Нью-Йорка. И позвонили, нажав кнопку электрического звонка.

Тишина.

Еще раз позвонили.

Снова тишина.

Постучали кулаком в дверь, заметив, как дрогнула штора у окна, выходящего к двери.

— Мы не по поводу кредитов! — громко и отчетливо произнес один из ликвидаторов.

Тишина.

— Нам вас порекомендовали, как хорошего специалиста. И мы хотим предложить вам работу!

Тишина.

Но, буквально секунд через пять щелкнул замок и дверь осторожно открылась. На пороге стоял мужчина в помятых штанах на подтяжках, потертых ботинках и майке. С СКФ-26 в руках, направленной на гостей. Модный ствол. Самый дешевый из самозарядных. Дешевле «магазинки». В нарастающем кошмаре его разбирали отчаянно. Любой ценой. Готовясь к большой драке за выживание…

— Чего надо? — зло прищурившись, спросил он.

— Нам правильно сказали, что вы во время Советско-польской войны написали серию статей про Союз?

— Правильно. И что с того?

— Нашего нанимателя заинтересовало, как вы подали этот вопрос. И он хотел бы предложить вам работу.

— Сколько?

— Пятьсот долларов за статью. Если пойдет дело, то он закажет еще.

— Покажите деньги.

Он из бойцов осторожно достал пачку 500 долларов, купюрами по 10. Тот не поверил. Пришлось снять с нее бечевочку и пересчитав на глазах. Только после этого, мужчина с карабином расслабился.

— Хорошо. Допустим. Что я должен написать и про кого?

— Мы так и будем разговаривать на пороге? — максимально добродушно улыбнувшись, спросил главный в этой паре ликвидаторов.

— Извините, конечно, проходите.

Они вошли.

Владелец жилья закрыл дверь, осмотревшись по сторонам. Мало кто по улице ходит. Вдруг его кредиторы? А где-то через минуту из-за двери послышался глухой удар. Челюсти правосудия сомкнулись на шее еще одного журналиста, поливавшего Союз помоями в годы минувшей войны.

Никто не забыт, ничто не забыто.

И Михаил Васильевич, как последовательный апологет свободы слова, считал, что говорить можно всякое. Если готов за это отвечать. Ведь именно в этом и заключается свобода слова. Каждый в праве без всяких ограничений наговорить себе на статью или даже на что-то большее…

***

Москва.

Очередная лаборатория.

Михаилу Васильевичу Фрунзе иногда казалось, что он с ума сойдет от всех эти научно-технических проектов. Понятно, самому их разрабатывать не требовалось. Но курирование требовало усилий и забивало голову всякой мутью.

Но кто кроме него?

Широкий кругозор из будущего открывал возможности для отсекания пустых исследований и концентрации скудных ресурсов на важном, нужном и полезном. Из-за чего советский НИОКР за последние пару лет демонстрировал просто взрывной рост эффективности…

Проблема дешевого и массового производства танков для народной милиции столкнулась с массой проблем. Очень разных. Главной из которых оказалась раскройка материала.

Как бы танк не делать — сваркой, литьем или штамповкой — избежать резки металла было никак. Причем резки чистой. Тут или раскройка листов, или подрезка лишнего с выведением поверхностей. Главное требовалось резать много и качественно. И не только тут требовалось. Металлообработка использовалась повсеместно. Например, для того же судостроения она выступала как бы не более важной задачей.

А как резали листы в те годы?

Самым прогрессивным методом являлась ацетилен-кислородный резак. Автоген. Хорошо. Но он грел метал сильно, и не очень быстрый. Да и не везде применим. Например, легированные стали попросту портились в местах резки из-за температур из-за выгорания легирующих компонентов рядом с место резки.

И не только.

Проблем — вагоны.

Что заставило Фрунзе начать искать новые методы и технологии для решения этой задачи…

Как и многие технари, выросшие в позднем Союзе, он читал всякие журналы научно-технического профиля. С детства. Поэтому «Юный техник» не прошел мимо него. Включая те номера, где приводилась модель простейшего лазера для изготовления дома.

Ярко. Просто. Доходчиво.

Вот о нем он и вспомнил. А потом, покопавшись у себя в голове, накидал общую принципиальную схему простейшего твердотельного рубинового лазера. Благо, что ее много где «рисовали».

Простейший лазер, полученный в 1960-х годах, представлял собой рубиновый стержень, газоразрядную лампу вокруг него для накачки, поджигающий электрод, парочку зеркал и корпус с системой охлаждения. Все перечисленное существовало в 1920-е годы. Например, на водородной горелке уже в 1907 году была изготовлена первая тонна искусственных рубинов, как раз подходящей формы. А газоразрядные лампы довольно широко в специальной технике использовались еще с XIX века, войдя в более-менее значимый обиход еще в 1860-е.

Оставалось только собрать это все в единую конструкцию.

Так что «кинув клич» и «отсеяв» из студентов технических ВУЗов увлеченных оптикой ребят с горящими глазами, он собрал из них рабочую группу. Лично поставил задачу, вручив свои наброски и идея по лазерам. Распорядился выдать все необходимое… И, как итог, в самые сжатые сроки первый образец лазера был построен. Слабенький. Но его хватило, чтобы продемонстрировать возможности точной раскройки металла. Пусть пока и фольги. После чего группу преобразовали в КБ, усилили специалистами, прежде всего технологами, и отправили «пилить» нормальный лазер для промышленного применения. Хотя бы в 20–30 кВт…

Фрунзе был уверен — сделают.

Обязательно сделают.

Вопрос только когда и по какой цене. Но для каких-то важных задач в любом случае его можно будет применять. Понимая определенную размытость и неоднозначные горизонты решения данной задачи, Фрунзе не стал складывать все яйца в одни трусы. И попытался «прокачать» еще одно направление, пригодное для раскройки металла. В гидроабразивную резку, которая уже существовала. Точнее гидрорезка, без абразива. Опыты по добавлению песка только шли, причем вяло. Вот Михаил Васильевич в нее и вкладывался.