Пятнадцатилетний капитан - Верн Жюль Габриэль

— Однако я полтора года…

Негоро вдруг прервал рассказ. Схватив Гэрриса за руку, он стал напряженно вслушиваться.

— Гэррис, — сказал шепотом, — мне послышался какой-то шорох в зарослях папируса!

— Посмотрим, что там такое, — прошептал Гэррис, хватая ружье и готовясь стрелять.

Они поднялись, настороженно озираясь и прислушиваясь.

— Ничего нет, это тебе почудилось, — сказал Гэррис. — Просто ручеек вздулся после дождей и журчит сильнее, чем обычно. За эти два года ты, приятель, отвык от лесных шумов. Но это не беда, скоро ты опять привыкнешь. Ну, рассказывай дальше о своих приключениях. А затем мы потолкуем о будущем.

Негоро и Гэррис снова сели у подножия смоковницы, и португалец продолжал прерванный рассказ:

— Полтора года я прозябал в Окленде. Когда корабль прибыл, я сумел незаметно выбраться из трюма и выйти на берег. Но карманы у меня были пусты, хоть выверни, — ни единого доллара. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось браться за всякую работу…

— Да что ты, Негоро! Неужели ты работал, словно какой-нибудь честный человек?

— Работал, Гэррис.

— Бедняга.

— И все это время я искал способ выбраться из этого проклятого места. А случай все не представлялся. Наконец в Оклендский порт пришло китобойное судно «Пилигрим».

— То самое, что разбилось у берегов Анголы?

— То самое. Миссис Уэлдон с сыном и кузеном Венедиктом вздумали отправиться на нем в качестве пассажиров. Мне нетрудно было получить службу на корабле: ведь я бывший моряк, служил вторым помощником капитана на невольничьем корабле. Я пошел к капитану «Пилигрима», но матросы ему были не нужны. К счастью для меня, судовой кок только что сбежал. Плох тот моряк, который не умеет стряпать. Я отрекомендовался опытным ноком. За неимением лучшего капитан Гуль нанял меня. Спустя несколько дней «Пилигрим» отчалил от берегов Новой Зеландии…

— Но, — прервал его Гэррис, — насколько я понял из слов «моего юного друга», «Пилигрим» вовсе не намеревался плыть к берегам Африки. Каким же образом судно попало сюда?

— Дик Сэнд, вероятно, до сих пор этого не понимает, — ответил Негоро, — и вряд ли вообще когда-либо поймет. Но тебе, Гэррис, я охотно объясню, как это произошло, а ты, если хочешь, можешь повторить мой рассказ своему «юному другу».

— Как же, не премину! — с хохотом сказал Гэррис. — Рассказывай, приятель, рассказывай!

— «Пилигрим», — начал Негоро, — направлялся к Вальпараисо. Нанимаясь на судно, я думал только добраться до Чили. Ведь Чили на полпути между Новой Зеландией и Анголой, и я приблизился бы на несколько тысяч миль к западному побережью Африки. Но в пути обстоятельства изменились. Через три недели после выхода из Окленда капитан Гуль и все матросы погибли во время охоты на кита. На борту «Пилигрима» осталось только два моряка: молодой матрос Дик Сэнд и судовой кок Негоро.

— И ты вступил в должность капитана судна? — спросил Гэррис.

— Сначала у меня мелькнула такая мысль. Но я видел, что мне не доверяют. На корабле было пятеро негров, все пятеро — силачи, и притом свободные люди. При этих, условиях мне все равно не удалось бы стать хозяином на борту. По зрелом размышлении я решил остаться на «Пилигриме» тем, кем был, то есть судовым коком.

— Значит, это чистая случайность, что корабль прибило к берегам Африки?

— Нет, Гэррис, — возразил Негоро, — случайной была только наша с тобой встреча: твои торговые дела привели тебя как раз в то место побережья, где потерпел крушение: «Пилигрим». Перемена же курса судна и его появление у берегов Анголы — дело моих рук! Твой «юный друг» — сущий младенец в мореходстве: он умел определять место своего корабля в открытом море только при посредстве: лага и компаса. И вот в один прекрасный день лаг пошел ко дну. А в другую не менее прекрасную ночь я подложил под нактоуз железный брусок и тем отклонил стрелку компаса. «Пилигрим», подхваченный сильной бурей, сбился с курса… Дик Сэнд не мог понять, почему так затянулся наш переход. Впрочем, на его месте стал бы в тупик самый опытный моряк. Мальчик и не подозревал, что мы обогнули мыс Горн, но я, Гэррис, я видел его в тумане. Вскоре после этого я убрал железный брусок, и стрелка компаса приняла нормальное положение. Судно, гонимое сильнейшим ураганом, стремглав понеслось на северо-восток и разбилось у африканского берега, как раз в тех местах, куда я хотел попасть.

— И как раз в это время, — подхватил Гэррис, — случай привел меня на этот берег, — словно нарочно, чтобы встретить тебя и послужить проводником твоим симпатичным спутникам. Они были уверены в том, что находятся в Америке, и мне легко было выдать Анголу за Нижнюю Боливию… Между ними и в самом деле есть некоторое сходство.

— Да, они действительно приняли Анголу за Боливию. Так же как твой «юный друг», Дик Сэнд, принял за остров Пасхи остров Тристан-да-Кунья.

— Подобную ошибку сделал бы и всякий другой на его месте, Негоро.

— Знаю, Гэррис. Я воспользовался этой ошибкой Дика Сэнда. И благодаря этому миссис Уэлдон и ее спутники ночуют под открытым небом в сотне миль от берега, в Экваториальной Африке, куда я и хотел их завести.

— Но теперь-то они знают, где находятся.

— Какое это имеет сейчас значение?! — воскликнул Негоро.

— Что ты собираешься сделать с ними? — спросил Гэррис.

— Что сделаю, то и сделаю, — ответил Негоро. — Расскажи-ка мне сначала, как поживает наш хозяин Альвец. Ведь я не видел старика больше двух лет.

— О, старый пройдоха чувствует себя как нельзя лучше! — ответил Гэррис. — Он очень обрадуется тебе.

— Он по-прежнему живет в Бихе? — спросил Негоро.

— Нет, приятель, вот уж год, как он перевел свою «контору» в Казонде.

— И дела хорошо идут?

— О да, тысяча чертей! — воскликнул Гэррис. — Дела идут хорошо, хотя с каждым днем торговать невольниками становится все труднее, особенно на этом побережье. Португальские власти с одной стороны, английские сторожевые суда — с другой всячески препятствуют вывозу рабов. Только в одном месте, на юге Анголы, в окрестностях Моссамедеса, можно более или менее спокойно грузить черный товар. Поэтому теперь все бараки до отказа набиты невольниками, мы ожидаем корабли, которые переправят их в испанские колонии. Об отправке груза через Бенгелу и Сан-Паоло-де-Луанда говорить не приходится, губернатор и чиновники не хотят и слышать об этом. Старый Альвец подумывает о том, чтобы переселиться во внутренние области Африки. Он намерен снарядить караван в сторону Ньянгве и Танганьики, где можно выгодно обменять дешевые ткани на слоновую кость и рабов. Пока неплохо идет торговля с Верхним Египтом и Мозамбиком — он снабжает невольниками Мадагаскар. Но я боюсь, что придет время, когда работорговлей нельзя будет заниматься. Англичане с каждым днем укрепляются во Внутренней Африке. Миссионеры залезают все глубже и ополчаются против нас. Ливингстон — разрази его гром — закончил исследование области озер и теперь направится, говорят, в Анголу. Да еще говорят, что какой-то лейтенант Камерон намерен пересечь весь материк с востока на запад. Опасаются также, как бы не вознамерился проделать то же самое и американец Стенли. Все эти исследователи могут сильно повредить нам, Негоро, и если бы мы хорошенько понимали свои интересы, ни один из этих незваных гостей не вернулся бы в Европу и не стал бы рассказывать о том, что он имел дерзость увидеть в Африке.

Услышь кто-нибудь беседу этих негодяев, он мог бы подумать, что тут разговаривают два почтенных коммерсанта, сетуя на заминку в торговых делах, вызванную кризисом. Кому пришло бы в голову, что речь у них идет не о мешках кофе, не о бочках сахара, а о живых людях. Торговцы невольниками уже не отличают справедливого от несправедливого, у них нет ни чести, ни совести, нравственное чувство совершенно отсутствует, а если оно и было у них когда-нибудь, то давно они растеряли его участвуя в страшных зверствах работорговли.

Гэррис был прав в своих опасениях, так как цивилизация постепенно проникает в дикие области по следам тех отважных путешественников, имена которых неразрывно связаны с открытиями в Экваториальной Африке, Такие герои, как Дэвид Ливингстон прежде всего, а за ним Грант, Сник, Бертон, Камерон, Стенли, оставят по себе неизгладимую память как благодетели человечества.