Отзвуки эха - Ричард Матесон

Она молча кивнула.

— Я пригласила Элизабет к нам, — нерешительно начала Энн, — ей дома очень одиноко.

— Ладно. — Я вопросительно взглянул на жену: — Ты ей сказала?

— Нет.

Элизабет пристально разглядывала мои брюки. Опустив глаза, я понял, что мои попытки почистить одежду на улице успехом не увенчались. Брюки были перепачканы мокрой землей.

— Ты что-нибудь нашел? — не выдержала Энн.

— Да, она там, внизу.

— Боже мой!

В другом конце комнаты раздался шорох.

— Ну вот и все, — выдохнула Элизабет.

Обернувшись, я увидел, что она целится в меня из своего «люгера».

Глава 21

— Лиз, что ты... — Энн не сумела договорить. Ничего не понимая, она завороженно уставилась на пистолет.

А я так вообще онемел, глядя на бледное лицо соседки. Где же были все мои предчувствия, ощущения и озарения? Куда же подевалась хваленая телепатия? Я был потрясен, сбит с ног, уничтожен!

— Лиз, что это? — пролепетала вконец растерявшаяся Энн.

Наконец у меня тоже прорезался голос.

— Ты, — с недоверием прошептал я, — так это была ты?

— Не смей так разговаривать со мной! — взвизгнула Элизабет, и я увидел, как дернулся палец на спусковом крючке.

— Элизабет!..

Судя по голосу, Энн все еще ничего не понимала.

— Тебе обязательно надо было вмешаться, — словно бы выплюнула Элизабет, не сводя с меня полыхающих ненавистью глаз. — Зачем ты полез не в свое дело?

— Элизабет, — спокойно сказал я, — положи пистолет.

— Тебе этого хочется, не так ли? — истерически рассмеялась она. — Ты бы хотел, чтобы у меня его отняли еще в полиции, но, слава богу, они этого не сделали. Ведь Фрэнк сказал, что произошел несчастный случай. Правда, он душка?

Ненависть и презрение, которые она месяцами подавляла в себе, теперь выплеснулись наружу и сделали ее голос визгливым и резким.

— Что это? — Энн, похоже, наконец пришла в себя.

— Можно я сяду? — поинтересовался я у Элизабет.

— Можешь ли ты сесть? — презрительно повторила она. — Да какая, к черту, разница, что ты будешь делать?

Стараясь двигаться очень медленно, чтобы резкие движения не показались ей подозрительными, я сел рядом с Энн и взял ее за руку.

— Вы неплохо смотритесь, — заявила Элизабет, — прекрасная картинка. — Она неожиданно всхлипнула.

— Элизабет, положи пистолет.

— Заткнись! — По ее щеке скатилась одинокая слезинка, но она, казалось, этого не заметила. — Ничего не хочу слышать.

— Элизабет, что с тобой? — Энн искренне недоумевала.

— Наша Элизабет и есть... — начал я.

— Прекратите шептаться! — завопила Элизабет.

— Лиз, ты же разбудишь... — В это мгновение я стиснул руку Энн, и она не успела произнести вслух имя нашего сына.

Но Элизабет оказалась догадливой.

— Ричарда? — спросила она, и ее глаза заблестели. — Вашего ребенка?

Энн судорожно вдохнула, но ничего не сказала, с ужасом следя за пляшущим в руке Элизабет пистолетом.

— Расскажи нам все, Лиз, — быстро проговорил я, — если мы сможем помочь, то непременно...

— Помочь? — Ее смех был больше похож на рыдания. — Вы собираетесь мне помочь? Вы сможете вернуть моего ребенка?

— Разумеется, нет, — сказал я, — но мы обязательно поможем тебе с полицией.

Элизабет еще больше побледнела и выпрямилась на стуле.

— Вы никогда не увидите полицию, — доверительно сообщила она. — Вы вообще никого и никогда больше не увидите. Ты, Том, — мерзкий, надоедливый сукин сын. Будь ты проклят! Я слышала, что ты тут вытворял с Сентасами. Я стояла на крыльце и все слышала.

— Лиз, — подала голос Энн, но на нее никто не обратил внимания.

— Вы, наверное, хотите знать, как я убила ее, — нахмурилась Элизабет. — Что ж, я расскажу вам, как я убила эту суку. Ей было на все и на всех наплевать. Кроме мужчин. На них у нее круглый год был открыт сезон охоты. На любых. Она украла мужа даже у собственной сестры. Но этого ей показалось мало. Ей нужен был еще чей-нибудь муж. Причем она не брезговала никем. Она могла любого уложить в свою грязную постель.

— Лиз, — попробовал вмешаться я, но она продолжала свой монолог.

— Я узнала, — кивнула она, — я все узнала. Все считают меня дурой.

Бедняжка Лиз! Бедная старушка Лиз... Я попробовал подняться.

— Сидеть! — заорала она, и я быстро плюхнулся на место. Судя по всему, у нее совсем помутился рассудок. — Я все узнала, — повторила она со зловещей улыбкой. — Фрэнк считал, что я ничего не знаю, но он ошибался. Зато он позволил мне иметь ребенка. Вы об этом не знали? А у нас была такая сделка. Мне пришлось заключить с ним сделку. — Внезапно она прижала не занятую пистолетом руку к лицу. — Разве кто-то поверит, что мне пришлось пойти на такую сделку с собственным мужем, чтобы он позволил мне иметь ребенка?

— Лиз, не надо, — пробормотал я. Слушать ее прерываемый сдерживаемыми рыданиями рассказ обо всех ужасах, с которыми ей приходилось жить каждый день, было просто невыносимо.

— Нет уж, — воскликнула она, — вы все выслушаете! Каждую отвратительную деталь моей истории.

Она вновь подняла пистолет, а я придвинулся поближе к Энн, готовый, в случае необходимости, закрыть ее своим телом.

Но Элизабет немного расслабилась и откинулась на стуле:

— Фрэнк куда-то ушел той ночью. Не знаю куда. Да и какая разница? Может быть, нашел себе новую дешевку... — Она на несколько секунд умолкла, чтобы перевести дух. Мне показалось, что к этому моменту у нее не осталось даже остатков разума. — Я увидела, как к ней прокрался Сентас, — доверительно поведала она, — он частенько туда шастал в отсутствие жены. Как кобель, учуявший течную суку.

Милая, спокойная, застенчивая Элизабет!

— Он пробыл у нее не долго, — продолжила она, — им не требовалось много времени. Поэтому мне не пришлось долго ждать его ухода. В доме было темно. Дверь была открыта. И я вошла. В гостиной ее не было. Но я точно знала, где ее искать. Она могла быть только в одном месте — в постели. И я... я... — По-моему, она испытала чувство близкое к восторгу, вновь переживая события той ночи. — Я взяла вон ту кочергу и вошла в спальню.

В комнате было очень тихо. Слышалось только хриплое дыхание Элизабет Вонмейкер, которая хотела от жизни совсем немногого — иметь ребенка и быть любимой.

— Эта сука была одета, — продолжала она хриплым от бешенства голосом, — на ней было то самое черное платье, о котором ты меня спрашивал, помнишь? С ацтекскими символами. Она даже не сняла его. Ей было достаточно просто задрать платье и... — Элизабет снова прижала руку к лицу и зарыдала. — Видит бог, я убила ее. И убила бы снова, снова, снова... еще сто раз, тысячу раз! — По ее подбородку потекла слюна, но Элизабет не обратила на это внимания. Она перевела дыхание и заговорила опять: — Я убила ее, ударила по голове, когда она лежала в постели. Она попыталась встать, но я снова ударила ее. Она свалилась на пол и поползла в гостиную. А я шла за ней и била, била, била ее, пока она не перестала дышать. — Закончив рассказ, она перевела дыхание и взглянула на нас.