PR-проект «Пророк» - Павел Минайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проблемой внешне мужественного человека был страх. Оказалось, что он всегда панически боялся начальства («которого теперь у него немного осталось», — хмыкнул про себя Аркадий), боялся, что на него найдется компромат, боялся журналистов, побаивался жены. Тут диагноз поставить было легко — проверить его все равно никто не мог. Аркадий прибег к типичному приему: он убедил Виктора Павловича, что причина тому — детский страх перед тем, что родители застанут его за занятием онанизмом. Благо, такой случай действительно имел место в детстве могучего бюрократа. Виктор Павлович поверил, а Аркадий, в свою очередь, был уверен в том, что пациент никому никогда не расскажет о содержании разговора и даже если Аркадий поставит такой же диагноз всему правительству, каждый будет считать свой случай уникальным.
Прощаясь, Виктор Павлович, к удивлению доктора, процитировал Блока. Когда они уже шли к машине, хозяин доверительно взял Аркадия под локоть:
— Я иногда думаю, не о таких ли, как я, сказал Блок. Помните:
Грешить бесстыдно, непробудно,Счет потерять ночам и дням,И, с головой от хмеля трудной,Пройти сторонкой в божий храм.Три раза преклониться долу,Семь — осенить себя крестом,Тайком к заплеванному полуГорячим прикоснуться лбом —
помните?
Аркадий отрицательно покачал головой. Виктор Павлович внимательно посмотрел на него, будто ища понимания, и продолжил:
Кладя в тарелку грошик медный,Три, да еще семь раз подрядПоцеловать столетний, бедныйИ зацелованный оклад.
Он сделал паузу, испытующе посмотрел на Аркадия и, будто бросившись куда-то головой, закончил, нажимая на каждое слово:
А воротясь домой, обмеритьНа тот же грош кого-нибудь,И пса голодного от двери,Икнув, ногою отпихнуть.
«Неужели этот мужик любит стихи? — удивился Аркадий. — Да уж, есть много, друг Горацио, такого, что вашей философии не снилось»… Аркадий подумал, что большинство его клиентов — люди нетипичные для своего нового сословия. Они чувствуют себя не в своей тарелке в той игре, в которой принимают участие. «Совесть мучает», — сформулировал для себя Аркадий.
— Иногда совесть мучает, — произнес Виктор Павлович.
Аркадий был поражен такому созвучию мыслей. Заметив его удивление, «председатель» истолковал его неправильно.
В контору Аркадий вернулся в шестом часу, когда начинало темнеть. В коридоре ему встретился Андрей:
— Как успехи?
— Все нормально.
— Сейчас заедешь еще по одному адресу. И все.
— По какому еще адресу? Сколько времени уже?
— Да там не надолго. Надо просто познакомиться с человеком. Думаю, полчаса, не больше. Наш потенциальный клиент. Могучий мужик. Если ты ему понравишься, договоритесь о сеансе.
— Куда ехать-то?
— Он пришлет водителя. Сейчас должен позвонить…
Аркадий вспомнил, что хотел вечером куда-нибудь сходить.
— Андрей, ты не одолжишь мне немного денег? — обратился он к шефу и тут же разозлился на себя за то, что попросил в долг.
— Зачем?
— В каком смысле — «зачем»?
— A-а… Ну да. Но откуда же у меня деньги?
— Но, может, я сегодня что-то заработал? — Аркадий постарался произнести эта слова таким тоном, чтобы стало ясно, что он знает порядок сумм за сегодняшние сеансы.
— Это только завтра.
— Ты же сказал, чтобы я завтра не приходил.
— Ну… приходи.
— Андрей Анатольевич, позвонили, что машина подошла, — раздался из коридора голос секретарши.
— Хоть скажи, что за клиент-то? — опять спросил Аркадий.
— Клиент как клиент. Сам увидишь. Сегодня тебе надо будет с ним только познакомиться.
XXVIII. Заповеди (октябрь)
В кабинете Шустера сидели сам Шустер, Антонович, Фимин и Пророк.
— У каждой религии должна быть своя священная книга, — сказал Фимин. — Пришла и нам пора создать такую.
— Не вижу необходимости, — сказал Шустер. — Чем плох «Смысл жизни»?
— «Смысл жизни» — тоненькая пилотная брошюрка. Кроме того, она уже устарела. Нужен итог.
— Может, нам канонизировать «Богатство наций» Адама Смита? — предложил Антонович и усмехнулся.
— Нам нужно нечто другое. Нужен сборник молитв. Рецепты на все случаи жизни. Мы с Ильей Викторовичем записали небольшой фильм — его новую проповедь. Думаю, речи из фильма могут лечь в основу такой книги, — ответил Фимин.
— Может, ее должны написать апостолы Пророка? — предложил Шустер.
— Для этого нужны апостолы, — ответил Антонович.
— У меня есть соображения по этому поводу, — вступил в разговор Илья.
— Интересно, — сказал Антонович.
— Мы тут говорили на эту тему с Анатолием. Идея вот какая. Святыми могут быть те, кто выполняет новые заповеди лучше других — кто дальше всех продвинулся в реализации себя на экономическом поприще.
Антонович снова усмехнулся:
— И назвать священную книгу «Богатейшие люди России», да?.. Какой дурак будет декларировать свои доходы!
— Мы об этом тоже подумали, — взял слово Фимин. — Нам необходим рейтинг самых богатых людей страны, с помощью которого мы создадим культ наиболее преуспевающих бизнесменов. Как это давно делается во всех цивилизованных странах. Верхушка этого рейтинга и станет списком святых.
— А как же насчет разглашения информации о доходах?
— Маковский со своим центром давно прорабатывал аналогичные вопросы — я имею в виду легализацию доходов. Именно поэтому в России отменен подоходный налог и введена наиболее прогрессивная в мире плоская шкала налогообложения доходов.
— Это и есть тот фильм? — Шустер указал глазами на кассету, которую держал в руках Фимин.
— Да, это он. Мы можем сейчас посмотреть?
— Пожалуйста, — сказал Шустер.
Фимин вставил кассету в видеомагнитофон. На экране телевизора появилось изображение Ильи.
— Должен прокомментировать это выступление, — произнес Фимин. — Новая религия может и должна иметь противоречивый характер, чтобы при необходимости доказать справедливость любых противоречивых действий властей или власть имущих.
— А можно ли сегодня заставить поверить в противоречащие друг другу вещи? — спросил Шустер.
— Поймите, заставить поверить можно во все. «Правда есть ложь, а ложь есть правда», — помните у Оруэлла? Сейчас вы услышите историческое изречение нашего Пророка на эту тему. Прошу внимания! То, что вы сейчас услышите, войдет в историю.
Фимин нажал на кнопку. Изображение Ильи ожило и зазвучал его голос:
— И правда и ложь имеют одно мерило — деньги. У добра и зла одно мерило — деньги. Если бы абстрактное понятие можно было измерить в сантиметрах, легко можно было бы представить себе такой диалог: «Почем килограмм добра?» — «Десять долларов». — «А зла?» — «Пять долларов». — «Поменяйте мне два килограмма зла на килограмм добра». И то и другое можно измерить деньгами. Значит, они — более материальны, чем сантиметры и килограммы…
Анатолий выключил телевизор и оглядел присутствующих, оценивая произведенное впечатление.
— Может, добавить компьютерную графику? — предложил он тему для обсуждения.
— Не думаю, — ответил Шустер. — Через пять лет современные технологии устареют и над этой пленкой будут смеяться. Лучше оставить как есть.
— Резонно, — заметил Фимин. — А сейчас вы услышите текст молитвы.
Снова загорелся экран и Пророк заговорил:
— Каждый вечер, ложась в постель, вспомни, что ты сделал сегодня, чтобы стать богаче, подумай о том, что ты мог бы сделать, чтобы заработать больше.
Повторяй за мной:
Я хочу, я очень хочу стать богаче. Больше всего на свете я хочу денег. Я вожделею их. Я весь нацелен на деньги. Нет ничего ценнее денег. Нет ничего достойнее этой цели. Мои деньги — мера моей силы, мера моих возможностей, мера моей веры в мои сшил и мои возможности.
Жизнь есть движение к цели. Эта цель — деньги. Их должно быть много — все больше и больше. Нет предела богатству, нет предела в движении к цели. Нет предела жизни.
Я готов пожертвовать ради денег всем. Радостью, отдыхом, наслаждением, любовью, привязанностью, пищей, властью. Потому что я смогу купить за деньги все: радость, наслаждение, любовь, привязанность, пищу, власть, силу в еще большем количестве. Вот смысл моего бизнеса, вот смысл моей жизни.
Деньги — есть среда моего обитания. Деньги — есть мой воздух, моя пища и мое питье, моя любовь и моя страсть, моя сила и моя слабость. Деньги — есть моя жизнь. Без них она и бессмысленна, и невозможна.
Ложась спать, я закрываю глаза и вижу деньги — пачки купюр и россыпи монет, золото и драгоценные камни. Это я вижу будущее, и я повторяю себе: «Это будет моим. Этого я вожделею».