Советник королевы - суперагент Кремля - Попов Виктор Николаевич

Вечером 5 сентября 1945 г. он обнаружил на столе полковника Заботина запись о вторичном вызове его, Гузенко, в Москву. Через несколько дней он должен был отплыть на советском корабле, отправлявшемся во Владивосток. И вечером того же дня он бросился в редакцию газеты «Оттава джорнэл» в надежде, наверное, во-первых, продать документы и, во-вторых, найти помощь в получении политического убежища. Ночной редактор газеты, однако, обескуражил его кратким, но выразительным ответом: «Это не по нашей части. Обратитесь в Министерство юстиции, может быть, оно заинтересуется Вами».

Почти в полночь Гузенко нашел Министерство юстиции, но охранявший здание полицейский посоветовал ему прийти утром. У Гузенко не было другого выхода, как вернуться домой и на следующий день вновь выйти на работу, положив обратно в папку документы, которые он стащил накануне. Возвратившись домой, он сказал жене: «Завтра я опять пойду в Министерство юстиции, они не могут не предоставить нам политическое убежище». И утром втроем, с маленьким сыном, они поспешили в Министерство юстиции.

Но и эта попытка оказалась не слишком удачной. Прождав два часа, они услышали ответ секретаря: «Министр не может Вас принять». Что было делать? Отправились опять в редакцию газеты. Шли мимо канадского парламента, в котором как раз отмечался день вступления Канады во Вторую мировую войну, день начала борьбы против фашистской Германии, в которой большую роль сыграл Советский Союз.

А в редакции газеты, вновь отказавшись принять его документы, объяснили: «Никто не хочет в этот день говорить ничего, кроме лестных слов в адрес Сталина». Не солоно хлебавши, пришлось к вечеру возвращаться домой.

Наконец, на третий день, когда он опять пошел в Министерство юстиции, ему объяснили, что «лицо, которое занимается натурализацией иностранных граждан, сейчас на ланче». И порекомендовали, как обычно это делается, подать заявление и ждать ответа. Ждать? Но сколько времени? Может быть, несколько дней, может быть, несколько месяцев. Бюрократы — везде бюрократы. Да и время играло не на Гузенко. Авторитет Советского Союза, разгромившего фашистские армии, был настолько велик, что заниматься «беглецом из Советского Союза» никому особенно не хотелось.

Он поплелся домой… Через несколько минут он услышал знакомые голоса полковника и других сотрудников военного атташата: его разыскивали. И тогда через общий с соседями балкон вместе с женой и сыном он ускользнул к ним. Соседи приютили семью. Только тогда на помощь Гузенко пришла канадская полиция, и через нее он узнал Уильяма Стефенсона, который явился к нему в ту же ночь.

Билл (Уильям) Стефенсон, впоследствии известный как сэр Уильям Стефенсон (он получил титул сэра в 1945 г.), работавший в Британском центре координации разведки с США под кодовым названием «Intrepid» («Бесстрашный»), пришел на помощь Гузенко39. Он смог оценить важность украденных материалов. «Это самая большая возможность, имеющаяся у нас, раскрыть операции советской разведки, которые осуществляются против нас», — сказал он на следующий день канадскому премьер-министру.

Премьер Макензи-Кинг сначала не поверил сообщению Стефенсона. Он записал в своем дневнике о деле Гузенко: «Это было ужасно. Это было подобно бомбе, подобно горячему картофелю из костра, слишком горячему, чтобы взять его в руки».

Еще до этого о деле Гузенко доложили министру юстиции Канады Лауренту. Ему сказали, что если Гузенко получит отказ, то может покончить жизнь самоубийством. Министр хладнокровно заметил: «Хорошие отношения с Советским Союзом для нас важнее».

Делом Гузенко пришлось заниматься самому премьеру. Макензи-Кингу было во время описываемых событий семьдесят лет. Более 18 лет (в 1921–1926, 1926–1930 и в 1935–1948 гг.) он был премьер-министром страны и не слишком хотел в конце политической карьеры наживать себе международные осложнения. В эту историю, однако, вмешался Билл Стефенсон. 7 сентября Гузенко наконец был принят начальником полиции Канады. Было решено переправить Гузенко с семьей в «лагерь X» в провинции Онтарио. На следующий день советское посольство потребовало, чтобы канадские власти арестовали Гузенко и передали его советским властям для депортации в СССР на том основании, что «он похитил деньги в советском посольстве».

Читатель может спросить: а какое все это имеет отношение к «кембриджской пятерке»? Дело в том, что, по словам Гузенко, другой «Элли» работал в контрразведке Англии, в МИ-5. Английский журналист Эндрю Бойл, описывая дело Гузенко, констатирует: «Для Филби, а значит, и для всей «кембриджской группы» дело Гузенко было в некотором смысле более опасным, чем дело Волкова».

Что же рассказал Гузенко, что так встревожило и «кембриджскую пятерку», и лондонскую резидентуру КГБ, и Лубянку?

Гузенко сообщил, что однажды его друг Любимов, с которым они вместе учились в Московском архитектурном институте, показал ему только что расшифрованную телеграмму из Лондона. В ней говорилось, что русские имеют своего агента в МИ-5. В другой раз Любимов видел телеграмму на имя За-ботина о командировке представителя МИ-5 в Канаду. Действительно, в то время, а именно в 1944 году, в Оттаву приезжал Лиделл, значит, слова Любимова о наличии советских агентов в английской контрразведке, которые знали даже о приезде Лиделла, были справедливы. Сообщение о втором «Элли» направили из Оттавы в Англию 18–19 сентября 1945 г. Оно, вероятно, стало известно Филби, так как в эти дни бурно возрос обмен телеграммами между Москвой и Лондоном. Разведчики двух столиц встревожились.

Расследование дела Гузенко поручили Роджеру Холлису, которого впоследствии обвинили в том, что он сам был русским шпионом и, вероятно, вторым «Элли». Первоначально сэр Стюарт Мензис, генеральный директор английской Секретной службы, предложил Филби поехать в Оттаву, но последний попросил день на размышление. И, наверное, посоветовавшись с советским «контролером», отказался. Но Москва, по-видимому, исходила из того, что кто-то из советских разведчиков должен информировать ее о ходе расследования, и если Холлис действительно советский разведчик и на самом деле «Элли», то следовало бы подтолкнуть руководство МИ-5 к тому, чтобы послали именно Холлиса и он смог бы в Канаде «замять» это дело. Холлис вылетел в США.

На первый взгляд, вызывает удивление, почему Холлис поехал один, а не взял, как это обычно делается, с собой кого-нибудь в помощь, чтобы записать допрос Гузенко, составить затем отчет и помочь ему в поисках на месте, в ЦРУ, интересующих английскую разведку документов. Вероятнее всего, Холлис хотел иметь свободу рук при расследовании, проводить его без свидетелей, с тем чтобы по окончании следствия доложить о его результатах в том духе, в котором это было выгодно ему, Холлису. В известной степени его поездка в одиночку — это еще одна загадка в деле о «кембриджской пятерке», и не в пользу Холлиса. (Роджер Холлис стал впоследствии генеральным директором МИ-5 и был ответствен в силу своей должности не только за контршпионаж, контрсаботаж и подрывную деятельность против иностранных государств, но и за «физические предварительные меры безопасности», что можно расшифровать как физическое устранение неугодных лиц40.)

Все это говорит за то, что или Холлис и был «Элли», или во всяком случае как-то был связан с советской разведкой или зависел от нее. Английские исследователи приводят такие данные в пользу этого предположения: «Холлис одним из первых узнал (а очень немногие англичане были информированы об этом) от одной еврейской женщины по имени Флора Соломон о Филби, и эта информация стала известна тому. Холлис едва ли мог сказать это Филби. Откуда же в таком случае Филби узнал об этом? Скорее всего, от советского «контролера». Но кто сказал об этом «контролеру»? Не Холлис ли?».

В сообщении Гузенко говорилось, что «Элли» имел доступ к досье, находившемуся в Бленхейме. Блант, как мы знаем, к ним доступа не имел. Он работал в Лондоне, а Холлис — в Бленхейме. Правда, там же служил и Лео Лонг, но он не занимал такого высокого поста, какой, по словам Гузенко, занимал «Элли». Блант и Холлис имели обыкновение уходить после работы домой поздно и шли пешком. Для Бланта это было делом обычным, он и на работу часто ездил городским транспортом. У Холлиса же была служебная машина с шофером. В принципе, может быть, в этом и не было ничего необыкновенного — просто захотели отдохнуть, расслабиться, подышать свежим воздухом. Но на пути от Кемпден-хилла через Гайд-парк до дома было много почтовых ящиков, которыми можно воспользоваться, а Гузенко как раз и утверждал, что «Элли», чтобы не рассекречивать себя, не встречался с советскими «контролерами», а использовал только почтовые ящики.