Летучий корабль - Андрей Белянин

– Но кто же тогда убил Ксению?

– Кощей. Когда я ушла, она была жива. Наверное, он почувствовал, что Ксюша стала для меня чем-то большим… Он отравил ее, а потом смеялся мне в лицо. Сказал, что оставил для вас рыжий волос и что Настасью пора сдавать. Дьяка тоже надо было убирать, но весь спектакль затевался с одной только целью…

– Повесить все преступления исключительно на нее? Дальнейшее почти понятно, если вам тяжело говорить, то не надо…

– Чего уж там… – Она грустно улыбнулась, и в ее черных глазах на миг блеснула такая безысходная тоска, что у меня едва не остановилось сердце! – На совести Настасьи много загубленных душ. Она вертела Погановым, как хотела, и ей нравилось убивать… Я очень легко всадила в нее нож. Кощей не поверил, что мне не удалось добраться до дьяка, и ночью пошел на вас сам. Как вы спаслись – ума не приложу… От него еще не уходила ни одна жертва!

– Нам повезло, – лаконично объяснил я, – попался сумасшедший петух. На некоторых преступников кукареканье действует отрезвляюще… Олёна, я все понимаю, но тем не менее кража и убийство все равно имели место. По долгу службы я был бы обязан вас арестовать. Конечно, то, что вы пришли сами, можно попробовать оформить как явку с повинной, и тогда…

– Нет, участковый! Разве я бы просто так пошла? Умирать не хочу, а иного мне царь не отпустит…

– Ну почему же? Горох не настолько жесток, как трактуют учебники по истории. А к молодым, оступившимся девушкам тем более лоялен. Я думаю, что мы могли бы…

– Ничего мы с тобой не могли бы, Никита Иванович. – Олёна выпустила мою руку и чуть не плача остановилась. – Да посмотри же ты на меня, дитя недогадливое! Я же не человек… я…

Она стянула с головы красную ленту и, раздвинув густые волосы, показала мне маленькие рожки. Можно подумать, меня это убило на месте… Да я даже не удивился!

– Ну и что? Я видел такие у шамаханов. Вы из их орды? И хвостик маленький есть…

– Есть! И не маленький! – сердито притопнула Олёна, видимо, страшно довольная тем, что я не упал в обморок. – Не шамаханка я, а бесовка! С малолетства у родителей украденная и Кощею в холопки проданная. И быть мне в обличье бесовском, покуда…

– Не появится добрый молодец и не поцелует? – Я решительно сделал шаг вперед, обнимая ее за плечи.

– Быстрый какой… да если бы! – Она тихо вздохнула и прильнула ко мне на грудь. – Покуда срок мой не выйдет, а границ его я и сама не ведаю.

– Можно у Яги спросить, вдруг она знает?

– Вот и спроси… А меня не держи пока. Поверь, сыскной воевода, я и сама к тебе прибегу, как только сумею. – Теплые девичьи губы на мгновение коснулись моей щеки. – Ты только дождись меня… А на прощанье подарочек возьми, Бабе Яге покажи, в твоем деле милицейском, очень полезная вещь будет.

– Олёна-а-а!

Она выскользнула, что-то сунув мне в руки, и скрылась в темном проулке. Мне безумно хотелось ее догнать и… Нет! Не арестовать, а сказать ей… Как все запутано! Что я буду завтра докладывать Гороху? Как теперь прикажете закрывать следствие? Придется пойти на явный подлог и подтасовку фактов… Бабка меня поймет, Митьке и знать незачем, а с царем мы как-нибудь договоримся. В конце концов, чертежи у него, летучий корабль тоже, а истинный виновник смерти Ксении Сухаревой найден, задержан и ждет скорого суда.

…Уже в отделении я отдал Яге маленькую круглую шапчонку образца узбекской тюбетейки.

– Шапка-невидимка! – обомлела наш эксперт. – Да как же ты, голубь, таковую редкость раздобыть умудрился? Али краля твоя сама отдать сподобилась…

– Она не краля.

– Ага, помню – потерпевшая!

– Ладно, смейтесь надо мной, издевайтесь, как хотите, мне уже все равно… – Я бухнулся на скамью, положил руки на стол, поудобнее улегся сверху и задремал. Дрема плавно и незаметно перешла в тихий, глубокий сон…

– Никитушка, ты бы слазил в погреб за сметанкою. Митька к девкам царским объясняться побег, а у меня чтой-то поясница с утра так и ломит… – жалостливо попросила бабка.

Я сидел за столом, и сладкий запах свеженапеченных блинов призывно щекотал ноздри. Яга права, какие русские блины без сметаны?

– О чем разговор, бабуль? Уже иду!

Я быстренько откинул в сторону половичок, поднял тяжелую крышку погреба и спустился по ступенечкам вниз. Сметана стояла в коричневой кринке, на полке слева, ее я нашел сразу. А повернувшись, увидал ухмыляющуюся морду кота Василия, передними лапами опускающего крышку…

– Ах ты, гад! – с чувством выругался я и полез по лесенке в полной темноте. Не рассчитав скорости, гулко ударился головой. Крышка подвала легко подалась, и сквозь хлынувший водопадом свет мне навстречу протянулась мужская рука… с командирскими часами на запястье.

– Вылезай, Ивашов! Пошли быстрее, а то без тебя все ученья кончатся.

Я ошарашенно поднялся наверх и ахнул. Неизвестно какой замызганный домик, два улыбающихся сержанта, мои товарищи по прошлой службе в Москве… Где же я?! В разбитом оконце виднелась шоссейная дорога с пробегающими автобусами, на горизонте белели айсберги многоэтажек, моросил мелкий подмосковный дождь…

– Да ты что, Ивашов, не в себе?!

– Не в себе… А где же Яга, где Митька, где мое Лукошкино? Как я сюда попал? За что?! Я не хочу! Я… я… ма-ма-а-а!

– Никита! Никитушка! Да что же с тобой, сокол ты наш ясный?! – Баба Яга встревоженно трясла меня за воротник. Я открыл глаза, вцепился в нее обеими руками, обнял, прижал к себе изо всех сил и срывающимся голосом прошептал:

– Сон… просто страшный сон… Приснится же такое!

– Да что же тебе, касатик, приснилося? – искренне поинтересовалась бабка, не избалованная такими знаками сыновней привязанности с моей стороны.

– Ку-ка-ре-ку-у-у-у!!! – с яростным, душевным надрывом проорал петух во дворе, начисто перекрывая мой ответ. Мы подозрительно переглянулись… Неподходящее для кукареканья время – час ночи!

– Неужели опять Кощей?

– Навряд ли, он ить в цепях, в темнице, царского суда дожидается…

– Тогда с чего петух орет?

– Не ведаю… Я ж излечила его, бедного, он теперича тока вовремя голосить должон.

– А… не извольте беспокоиться, – с удовлетворенным прихрапыванием донеслось из сеней. – Я это в честь победы великой, над Кощеем, значитца, решил это… петушка нашего геройского побаловать. Угостить от души! Насыпал ячменю отборного в мисочку да зеленым вином залил, не поскупился… Пущай птица порадуется, шутка ли – самого Кощея одолели! Так вы уж… а-а-хр-р! на петушка-то не серчайте, это он с похмелья поет!

– Бабуля, – страдальчески взвыл я, – пустите меня, я его все равно уволю!

– Ну не надо! Не сердись на мальчоночку, – пустилась уговаривать Яга. – Мы-то вот сядем-ка лучше да чайку попьем. А хоть время и позднее, ты мне про сон свой страшный все порасскажешь. Я ить в снах ох как разбираюсь…

– Ладно… сейчас чай, а Митьку уволю завтра, – угрюмо решил я.

Хотя на завтра, если честно, оказалось столько дел… И послезавтра тоже, а там дальше – больше! Беготня, суета, утрясение всех бумаг, отчетов и докладов. В сущности, ничего особенно интересного, рядовая рутина. Следствие мы закрыли. Гражданин Кощей Бессмертный получил пожизненное заключение в самом дальнем сибирском остроге. Летучий корабль подкрасили и теперь используют для катания публики на ярмарках и по воскресеньям. Мастера трудятся над созданием новой, более усовершенствованной модели, но Горох уже охладел к этой идее. Дьяка вновь взяли на работу в думский приказ, дней пять он говорил со всеми необычайно вежливо, но вроде вчера опять сорвался… Псурова боярин Бодров еще более приблизил к себе как безвинно пострадавшего великомученика от милицейского произвола. В награду за удачно проведенную операцию государь выдал нам премию. Большая часть денег ушла на откуп Митьки от женитьбы. Я беседовал с Ягой насчет Олёны, но это слишком уж личное… В остальном все было хорошо. Тихо, скромно, просто, но со вкусом. Вы не поверите, мы жили без проблем вплоть до самой зимы! А с первым снегом нам выпало такое-е-е дело… Но это, сами понимаете, уже совсем отдельная история…

Веселые детективы фантаста Андрея Белянина

Рассей пустую думу. БомаршеГоваривал мне: «Слушай, брат Сальери,Как мысли черные к тебе придут,Откупори шампанского бутылкуИль перечти „Женитьбу Фигаро“».

Пушкинский Бомарше, цитируемый Сальери в разговоре с Моцартом, конечно же был прав. Прав как истинный сын своего века, века «отрицанья и сомненья». Веселость, легкость литературного произведения считалась в XVIII веке одним из главных его достоинств. «Поучая, забавлять» – такую задачу ставили перед писателем теоретики классицизма.

Пишите языком доходчивым и внятным,Умея сочетать полезное с приятным, –

призывал собратьев по перу Никола Буало. «Имеет право на существование любой литературный жанр, кроме скучного», – утверждал Мольер. Так было…