Лебединая Дорога - Мария Семёнова

Подошли воины с факелами, и Видга предстал во всей красе перед вождём.

– Глядя на тебя, можно подумать, что это ты похищал датских девок, – проворчал Халльгрим. – Во всяком случае, времени зря ты не тратил. Что это с тобой приключилось?

– Я не скажу, – ответил Видга и пошатнулся.

Халльгрим шагнул к нему, взял за плечи и встряхнул.

– С кем это тебе показалось тесно на одном острове?

Видга повис на его руках и закрыл глаза:

– Я не скажу.

Халльгрим повернулся к Скегги:

– Я хочу знать, с кем он сцепился!

Скегги стало худо от страха. Как ответить вождю? Да ещё ответить отказом? Он сказал, задыхаясь от собственной дерзости:

– Видга не говорит, и мне ни к чему…

Он крепко зажмурился, ожидая, что Халльгрим вгонит его в землю кулаком. Но сын Ворона только хмыкнул в усы:

– Я надеюсь, вы, двое храбрецов, хоть победили того, с кем дрались?

6

Торгейра вымыли и одели, а потом накормили так, как он не ел уже давно…

– Мюсост, – сказал сын Гудмунда, взяв в руки кусок пахучего светлого сыра. – Козий мюсост. Я, кажется, уже забыл, каков он на вкус…

Одежду ему Хельги подарил свою собственную. Она не очень-то пришлась Торгейру впору: Хельги был великаном, а сын херсира вышел ростом как раз в отца, то есть Хельги по плечо. Но лучшего наряда он для себя не желал.

– Я сразу узнал этот корабль, как только высунул из-под палубы нос, – рассказал он Виглафссону. – Я бы, конечно, не понял, что ты – это ты… Даже если бы ты был без шлема. Но я кое-что понимаю в кораблях и в драккаре ошибиться не мог. Однако в последний раз, когда я его видел, на нём ходил Рунольв Раудссон. Вот я и стал гадать, к кому же он мог угодить!

Вёсла пёстрого корабля раскалывали поверхность воды. Корабль шёл обратно к островку – там ждал Халльгрим, и незачем было его сердить. Торгейр, закутанный в меховой плащ, сидел лицом к корме и смотрел на пленное судно, тащившееся позади. Там работали усердные, но неумелые гребцы: на вёслах сидели монахи. Их руки не были чужды труду, но тяжёлые вёсла стёсывали кожу с ладоней. Торгейр сказал:

– Ты знаешь, я ждал чего-нибудь подобного. Но только я никак не думал, что это окажешься именно ты. Я боялся, как бы они не напоролись на вендов… Так, значит, Рунольвов корабль теперь у тебя?

– Мы сразились с Рунольвом, – сказал Хельги. – И вот этой секире посчастливилось отправить его пировать в Вальхалле… А твой отец, Гудмунд херсир, приезжал к нам нынче весной. Он говорил, что его род оборвался.

Торгейр подпёр голову рукой и задумался.

– Может, это и к лучшему, что он считал меня погибшим, – сказал он погодя. – Незачем ему было знать всё это время, что его сын таскает камни и месит навоз…

Потом спросил:

– А что ты сделаешь с монахами?

Хельги пожал плечами:

– То, что и обещал их вождю. Продам на первом же торгу, потому что мы как раз собираемся в Бирку. Ты хотел бы расправиться с ними иначе?

Сын херсира покачал головой:

– Если ты повезешь их в Бирку, не так хорошо тебе будет там торговать, как ты думаешь.

– Почему?

– Потому что они и направлялись туда. Их там ждёт святой отец.

– Кто?

– Жрец Белого Бога по имени Ансгар. И Бьёрн конунг свеев, как я слышал, ему покровительствует. Поэтому незачем тебе продавать в Бирке ни монахов, ни те вещи, которые тебе достались.

Хельги улыбнулся:

– Полдня ты со мной, а уже во второй раз даёшь хороший совет. Если ты захочешь отправиться со мной и дальше, навряд ли я пожалею о том, что нынче надумал тебя пригласить!

Торгейр щербато усмехнулся, плотнее заворачиваясь в мягкий тёплый мех.

– Мне да не пожелать следовать за тобой… А скажи, сильно ли постарел мой отец?

Хельги вдруг подумал, что ведь Торгейр не всё ещё знал о том, что творилось нынче в Норэгр.

– Нескоро ты теперь увидишь своего отца, – проговорил он глухо. – Потому что мы не живём больше у себя в Сэхейме, как и твой отец не живёт теперь на своих островах. Мы с братьями идём Восточным Путём – в Гардарики, и всё это из-за Харальда конунга и Рунольва Раудссона, который с ним дружил. А куда правит твой отец, этого я не знаю.

Торгейр задумался… Опустил голову и долго молчал. А потом Хельги услышал:

– Тогда послушай, что я скажу тебе, Виглафссон… Ты, может быть, помнишь, что мы с отцом плоховато ладили последнее время. Моему отцу мало нравилось, что Харальд конунг начал присваивать себе чужие земли…

Хельги перебил:

– А кому это понравится?

– А я, – продолжал Торгейр, – я ездил служить конунгу, так как считал, что неплох тот вождь, который умеет подчинить своей воле всех остальных. И Харальд многое мне доверял. И ты можешь выкинуть меня за борт, Хельги Виглафссон, никто тебя за это не осудит.

Воины продолжали грести, поглядывая на Хельги. Сын Ворона всегда был скор и крут на расправу, Торгейру оставались мгновения жизни, никто в этом не сомневался.

Однако Хельги даже не двинулся с места. А потом вдруг ещё и засмеялся, – другое дело, что этот смех мало кому показался весёлым.

– У тебя не голова Мимира на плечах, чтобы продолжать давать советы отдельно от тела. Я знаю, что я сделаю. То есть чего мне не следует делать. Я не стану спорить с тобой о Харальде конунге…

Миновала середина дня, и уже под вечер, когда островок вот-вот должен был показаться, им повезло ещё раз. Дождь прекратился, и мгла покинула море, поднявшись кверху вместе с облаками. Поэтому зоркие глаза Бьёрна Олавссона ещё издали разглядели два кнарра, шедшие навстречу. Оба глубоко сидели в воде, стало быть, были нагружены.

Они и не подумали бросаться в сторону при виде драккара. Людей на них было больше, чем у Хельги, и они надеялись оборониться. Когда корабли поравнялись, старший из корабельщиков, широкоплечий и плотный, с длинными усами, окликнул:

– Эй, викинг! Чего хочешь, боя или мира?

У него тоже бежало по жилам отнюдь не молоко.

– Мира, – ответил Хельги, улыбаясь во весь рот. – Мне твоего добра не надобно, своё есть на продажу! А везти его в Бирку хлопотно!

Усатый велел своим людям табанить.

– Что же ты продаешь?

Хельги указал на монашеское судно.

– Вот… Корабль и гребцы на нём. Это должно пригодиться путешественнику вроде тебя!

Его воины, оставленные сторожить пленников, подняли их со скамей и поставили вдоль борта. Монахи стояли понуро в своих бесформенных одеждах, с распухшими от непосильной работы руками, осунувшиеся, жалкие.

– А каков в море этот корабль? – спросил купец. – Рабы-то мне пригодятся, но я живу далеко, и судно должно выдержать дорогу.

Хельги ответил:

– Я немногое могу о нём рассказать, кроме того, что он крепок. Я сам только утром его впервые увидел.