Паладины - Андрей Муравьёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончить речь ему не дали. Два валлийца подхватили тщедушное тело и рывком подняли его на ноги. Тут же Чуча накинул заготовленную веревку на сук ближайшего дерева. Мгновение – и Давид, вцепившийся связанными руками в волосяную петлю на шее, уже стоит на каком-то чурбаке. Горовой одним ударом ноги вышиб эту неустойчивую подставку.
Итальянец выгнулся дугой под собственным весом, суча ногами в поисках опоры. Лицо его налилось краской, а вместо крика изо рта вырвался нечленораздельный хрип.
Сук не выдержал и надломился с громким треском. Пипо полетел вниз.
– Другое дерево! – Горовой теперь уже ревел. – Повесить гада, я сказал!
Валлийцы нагнулись к натужно хрипящему и пробовавшему отдышаться пареньку. Бывший дружинник баронессы де Ги откатился в сторону, внезапно вскочил и тут же полетел обратно на землю. Слуга рыцаря оказался быстрее профессиональных воинов.
– Пустите, собаки! – сипел связанный, но никто его не слушал.
Чуча набросил веревку на крепкую ветку соседнего дерева, и Горовой мотнул головой, приказывая продолжать.
– Пустите! – еще раз истошно крикнул паренек и неожиданно добавил: – Я все скажу!
Тимофей Михайлович сделал знак. Итальянца опустили на землю…
Давид говорил почти полчаса. Он был завербован еще год назад, когда некий священник, приехавший из Милана, предложил сотню солидов в год за то, чтобы он прошел обучение в некоем монастыре, вернулся потом домой и время от времени выполнял несложные поручения. Давид подумал, что служитель Божий не может требовать ничего плохого, и долго был уверен в том, что сделал правильный выбор.
Сразу после учебы ему приказали завербоваться в гарнизон замка Ги или в городскую стражу. Малыш Пипо справился с этим успешно. Затем было сказано усердно служить новым господам и ждать человека, который произнесет особое слово.
Шпион уже успел почти забыть о договоре к тому моменту, когда в осажденном городе к нему подошел незнакомый торговец. Как бы то ни было, а отработать солиды пришлось. Давиду приказали выманить из замка колдунов, помогавших баронессе, и вывести их на одну из заранее устроенных засад. Пипо все сделал правильно, но сглупил кто-то из вышестоящих. Засада оказалась слишком хлипкой для двух русичей. Захар и Костя прошли сквозь миланцев, как нож сквозь масло.
Давид клялся, что дальше он служил честно.
– Так это ты, курва, на нас убивцев слал? – недобро сощурился казак.
Паренек испуганно заверещал, что он ни разу не пробовал сам никого убить, только оказывал помощь людям, которые говорили тайные слова. А уж то, что никто из них не смог навредить почтенным господам, то, видно, Божье провидение и…
Итальянец явно что-то недоговаривал. За год на них покушались несколько раз, нападали в открытую, пробовали извести ядом. Логично объяснить, почему никто из подосланных убийц так и не смог добиться результата, никто из русичей не мог и до этого. А теперь слова Пипо только добавили сомнений. Почему они остались живы, избежав козней врага, имевшего своего человека в их самом ближнем окружении? Как это получилось?
Костя присел рядом с пленником:
– А почему ты сам нас не попробовал убить? Отравить-то вполне мог.
Глаза итальянца забегали.
– Я – нет. Никогда!
Малышев вспомнил:
– Когда стряпуха наша повесилась… Уж не твоих ли рук было дело?
Пипо молчал.
Горовой скрипнул зубами:
– И Захара ты?..
Итальянец исподлобья взглянул в лицо подъесаула, налитое кровью:
– Клянусь! Это…
Горовой взорвался:
– Змеюку пригрели! Да я тебя на дыбу! Клещами! По кусочку сам резать буду!
Шпиона подхватили с земли, казак вытащил из ножен кинжал.
– Я… Я покажу дорогу к святилищу! – выдохнул Пипо за долю секунды до того, как чей-то сапог впечатался ему в ребра.
– Стой! – Костя остановил валлийцев, бросившихся пинать связанного парня. – Ты что сказал?
Давид сплюнул сгустком крови и затравленно огляделся, после чего одним духом выпалил:
– Я покажу дорогу! Я помню!
Все обернулись к Горовому. Веры словам пленника было мало, но шанс на удачу оставался.
Рыцарь скрипнул зубами.
– Не трогать! – Он нагнулся к Давиду. – Но смотри, ежели обманул…
Он поднялся и быстро зашагал в сторону ставки епископа Адемара, бросив через плечо:
– В кайданы[75] его!
Избитый паренек валялся на земле и что-то скулил, шевеля окровавленными губами.
Костя нагнулся поближе, стремясь разобрать невнятное бормотание:
– Я покажу! Покажу! Покажу! Я помню! Не трогайте! Не бейте! Не надо! – Глаза пленника горели безумием.
Малышев оставил обоих валлийцев сторожить пленника, напоследок наказав им заткнуть на всякий случай ему рот.
10
К капищу русичи так и не выехали.
Путь туда пролегал по землям, оставшимся под рукой сельджукских эмиров. Пробовать добраться до места малым отрядом было бы равносильно самоубийству. Невольным пришельцам из двадцатого столетия оставалось ждать, пытаясь по мере сил повлиять на окружающую ситуацию, направить поход в удобную для себя сторону. Тем более что и сами победители не могли определиться с дальнейшими планами.
Мнения вождей разделились.
Некоторые ратовали за скорейший переход через близкие горы. Богатая Киликия лежала на юге, и, казалось, ее, как созревший плод, осталось только поднять. Но нашлись и те, кто требовал иного. Вид заснеженных пиков пугал жителей равнин. Мусульмане, силы которых оставались все еще весьма значительными, могли устроить завоевателям настоящую бойню на узких горных тропах.
Многие не хотели рисковать, оставляя за спиной непокоренные крепости, гарнизоны которых способны были доставить им множество проблем. Предводители франков и немцев требовали обогнуть неприятную горную гряду с севера, по дороге пройдясь по богатым тамошним городам, оставшимся без защиты. Тут тебе и добыча, и дело богоугодное! Этот план активно поддерживал император Алексей, не скупившийся на щедрые подношения и еще более щедрые обещания.
Русичи, чей путь пролегал на северо-восток, тоже поддерживали эти настроения по мере сил.
В результате через пару дней войска паломников двинулись в обход гор Тавра. Отказались только несколько тысяч лотарингцев под командованием Балдуина Бульонского и сицилийцы Танкреда. Они решились идти прямо через горные перевалы.
Как ни странно, отряд Горового, разросшийся благодаря тому, что к удачливому рыцарю примкнули новые люди, сеньоры которых погибли в последнем бою, ушел вместе с Балдуином.
За день до этого епископ Адемар решил отметить своего рыцаря за его действия на поле боя. Награда была очень достойной по меркам того времени. В присутствии нескольких тысяч воинов из отряда самого епископа и стоявших на отдыхе провансальцев под звуки благодарственных молитв флажок на копье рыцаря Тимо из Полоцка был усечен. Простой вымпел стал маленьким знаменем. Горовой официально стал баннеретом, то есть рыцарем, имевшим право выводить за собой других рыцарей с их отрядами-копьями. Иначе говоря, он был произведен в военачальники, хотя и не ахти какие.
Горовой тут же попробовал собрать добровольцев и двинуть в глубь армянской области за Евфратом, где находился город Эдесса. Но епископ не поддержал это начинание, а без благословения легата привлечь сколько-нибудь значимые силы не представлялось возможным. Идти же только с двумя сотнями людей, считавших рыцаря Тимо Полоцкого своим предводителем, было бы равносильно самоубийству. Тимофей Михайлович побуянил, но сдался. И он, и Костя помнили слова Улугбека Карловича, который говорил, что Эдесса будет взята в ходе этой войны именно братом Готфрида Бульонского. Русичи верили, что при таком раскладе у них обязательно появится шанс. Потому и пошли они не на такой желанный север, а вместе с лотарингцами – в горы.
Пока русичи вместе с десятком таких же мелких отрядов только выдвигались в сторону заснеженных вершин, Танкред и Балдуин времени не теряли. Пройдя перевалы без каких-либо проблем, оба крестоносных военачальника бросились наперегонки по земле Киликии. Города, большинство населения которых составляли христиане, стремились раскрыть ворота перед завоевателями. Сокровищницы и арсеналы местных эмиров, их дворцы и имущество не успевших убраться единоверцев доставались победителям.
Гонка была азартной и не всегда честной.
Раз викинги Танкреда надавали по шеям немецким воинам, зашедшим на «чужую» территорию. В следующем городе уже рыцари Балдуина обстреляли авангард норманнов, вторгшихся, по их мнению, не туда. Сицилийцы разогнали турецкий гарнизон Тарса и взяли под контроль город, где родился апостол Павел. Местные христиане поднесли Танкреду золотой венок правителя города и попросили взять их под свою защиту. Пока он раздумывал над предложением, появились передовые отряды Балдуина. Тот не стал заморачиваться, тратить время на ненужный политес и просто предложил: «Войдем вместе и вместе пограбим этих заплывших жиром скопцов: пусть тот из нас, кто захватит больше, оставит все себе, а тот, кто может взять, возьмет!» Танкред, уже посматривающий на городок как на собственную вотчину, не пожелал делиться захваченным. И был изгнан силой. Семьсот рыцарей лотарингца выбили полтысячи сицилийцев за пределы городских стен. Пролилась братская кровь. Одни христиане резали других.
