Перевертыш - Юрий Леж

— Здесь, в морозильнике, — капитан показал на стоящий в уголке комнаты скромный метровой высоты морозильничек местного производства. — Побоялся в сейф ставить, решил, что на холоде лучше, а тут почти в каждом доме такие аппараты…

— Давно вы дома не были, товарищ Мишин, — улыбнулся Октябрьский. — Сейчас и в Москве почти в каждой квартире такие есть, только получше, побольше размерами. А то, что в холоде образцы держали, наверное, правильно, я хоть и тоже не специалист, но так же бы поступил. Тогда вы свяжитесь с госпиталем, что бы там проблем и задержек не возникло, вызовите бойцов для охраны, а я пока покурю…

Пока Мишин названивал главврачу госпиталя, пока связывался с комбатом Сергеевым, личный представитель успел выкурить не одну, а две длинных, с фильтром, сигареты из желтой пачки с верблюдом, которые капитан впервые увидел только здесь, за океаном.

— Замечательно, что через полчаса все будет готово, — кивнул Октябрьский, давая знать капитану, что понял суть его разговоров. — Нам сейчас активного времени пара-тройка часов осталась…

Наткнувшись на недоуменный взгляд Мишина, Егор Алексеевич рассмеялся и пояснил:

— Нет-нет, совсем не то, что вы подумали. Просто в Москве сейчас уже вечер, а мы после перелета уставшие, так что через пару часов будем вялые, как осенние мухи. Придется перерыв делать, если не хотим за бумагами уснуть. Теперь следующий вопрос. Кто близко и конкретно знаком с делом из наших людей? И в какой степени?

— Я знаком, — начал с себя капитан. — Моя секретарша, она фиксирует все документы, регистрировала и отчеты по этому делу, но, думаю, не вчитывалась в них. Врач, который брал вчера ночью анализы крови. Тут совсем плохое дело…

— В чем это дело плохое? — поинтересовался Октябрьский.

— Сейчас покажу…

Капитан достал из холодильничка пробирку наполненную голубой жидкостью и протянул её Егору Алексеевичу.

— Её кровь, — кратко пояснил Мишин и тут же подробно рассказал о поведении лейтенанта медицинской службы вчера ночью.

— Вот ведь незадача, — Октябрьский покрутил в пальцах стеклянный сосуд, поглядел содержимое на просвет. — Кровь оказывается у нее голубая, а вы её «Мартышкой»… тут бы больше «Графиня» или «Баронесса» подошло бы… А врача надо изолировать, по крайней мере, на то время, пока мы здесь. Но изолировать негласно, послать куда-нибудь в командировку, а там и подержать под арестом, типа домашнего, но чтоб не строго. Сделаете?

— Так точно, — кивнул Мишин и продолжил: — Вместе с врачом все это видел наш главный тюремщик, старший лейтенант госбезопасности Воробьев Виктор Иванович, кое-что могли заметить и дежурные надзиратели, но вряд ли что-то серьезное, из чего можно сделать выводы.

— А Воробьев — это старичок такой? — уточнил Октябрьский. — Сухонький, маленький? Помню его… надо же, куда его служба занесла… Тут все спокойно, он и не такое видел и знает, вот только не расскажет никому…

— И, наконец, основные, главные мои свидетели и очевидцы: рядовой Панов и старший сержант Успенский из штурмового батальона, — закончил Мишин. — Эти ни с кем информацией не делились, даю слово за них.

— Вы хорошо сработали, товарищ Мишин, — серьезно так похвалил капитана Октябрьский. — Обычно в таких делах гораздо больше ненужных свидетелей…

— Свидетелей-то в самом деле гораздо больше, тут и все, кто в задержании участвовал, и кто видел, как задержанных привозили и оформляли, но это те свидетели, что не в курсе дела, кто, кого и за что, — признался капитан. — Вот только с местными беда, все-таки, «Мартышка» — проститутка, кто к ней ходил, пользовался, так сказать, услугами, вычислить трудно, но они могли что-то видеть и знать. Тем более, что подруги её и сама хозяйка видели, как она… х-м-м… отключается, если так сказать можно.

— С местными-то проще, Пал Сергеич, — отозвался Октябрьский. — Тем более, во время войны. Кто-то под шальную пулю попал, кто-то вообще пропал без вести. Да и просто с ума сходят многие от постоянного страха. Мало ли, что кому почудиться, да еще девицам с такой специальностью… Это своих людей беречь надо. А этих… Кстати, думаю, что никто из клиентов ничего особенного не замечал, иначе по району хотя бы слухи бы ходили, а вы ничего так и не узнали…

— Пока не узнал, но ведь и дело-то только-только начато, — сказал Мишин. — Да и с агентурой у нас практически полный ноль…

В двери кабинета постучали. Октябрьский вернул капитану пробирку с голубой кровью, знаком приказав спрятать её обратно в холодильник, и громко разрешил:

— Войдите.

— Разрешите, товарищ капитан, — привычно обратилась к начальнику вошедшая первой Настя, — а мы с обеда…

Почти весь день, за исключением обеда, Пан провел в знакомых развалинах, отрабатывая до автоматизма уже знакомые приемы стрельбы по своим секторам, наблюдения за местностью, связи с поддерживаемым им взводом. В роли взвода, правда, выступал Волчок, но сигналы между ними от того не становились другими. В самом конце дня, когда уже и сам Волчок, намотавшись, устал и захотел откинуться на коечке в казарме, Пан придумал пострелять из пистолета, будто специально оттягивая возвращение в расположение батальона.

Волчок растянулся на одной из заготовленных в течение дня лежек, покуривая неизвестно как добытую ароматную «офицерскую» папироску, а Пан, отойдя полсотни метров от него, сосредоточенно вбивал пулю за пулей в выбранную им мишень среди развалин, изо всех сил стараясь укладывать короткие, на три-четыре патрона, очереди из «семена» как можно кучнее. Он в самом деле не торопился назад. Во-первых, ему почему-то было стыдно за вчерашнее ночное происшествие с негритянкой, как будто он, в самом деле, был хоть в чем-то виноват. Еще утром, после завтрака, он на секунду заскочил в технический ангар, но не увидел в его дальнем углу ни старого матраса, на который положили ночью перепившую и перелюбившую негритянку, ни её саму. Конечно, если бы он один вышел в развалины на стрельбы, то непременно обогнул бы расположение батальона и посмотрел на следы, ведущие к техническому ангару и от него, но в одиночку тренироваться снайперам не полагалось, и судьба негритянки так и осталась неизвестной. Впрочем, можно было бы вечерком заглянуть к Деду и поговорить с ним, но — Пану такое беспокойство показалось лишним. В самом деле, ну, что за беда, если по собственному желанию гулящая девка переспала с десятком выпивших солдат? Никто её не насиловал, даже деньги дали, а вот то, что напоили, то ведь и сама должна была сообразить, что русская водка стаканами — это не местный шнапс пополам с водой да еще и сто грамм за весь вечер и полночи.