Аквамариновое танго - Валерия Вербинина

– В чем она призналась?

– В убийстве Жанны Понс и Ашиля Герена.

– И шофера тоже? Ну… ну…

– Он хотел ее шантажировать. Она выманила его на встречу и застрелила. Кстати, она описала, где зарыла его тело…

– Это ложь! – закричал Жером. – Моя жена не убийца! Вы ответите за все!

– Я ничего не выдумываю, месье, – холодно ответил Анри, возвращая стакан на место. – Я не знаю, собиралась ли ваша жена меня убить, но у меня не было времени гадать. Я крайне сожалею, что все так получилось…

Жером разразился слезами. Мертвая Одетта лежала на полу, и ожерелье на ее шее сбилось набок, обнажив родинку на шее. Сколько раз он целовал эту родинку…

– Ладно, инспектор, – буркнул Бюсси. – Уже ночь. Давайте мне протокол допроса и можете идти домой. – Анри хотел что-то сказать, но комиссар выразительно выставил вперед ладонь. – Нет-нет, довольно. – Он оглянулся на Жерома и понизил голос. – Вы, конечно, хороший полицейский, но все-таки… Сегодня вы уже достаточно наломали дров.

Глава 23

Разговор по телефону

– Нет, – сказал Лемье Амалии на следующее утро, – я не думаю, что меня надолго отстранили. Конечно, скверно, что все получилось именно так, но…

Не окончив фразу, он пожал плечами.

– Было бы куда хуже, если бы она убила вас, – заметила Амалия. – Будете завтракать с нами? У нас сегодня котлеты из рыбы, фаршированные какими-то чудесами.

– Благодарю вас, – отозвался Анри, – но, честно говоря, я не люблю рыбу.

– Тогда я скажу, чтобы вам приготовили что-нибудь другое. – Амалия пристально посмотрела на него. – Значит, вы притворились, что возьмете у нее деньги, лишь для того, чтобы она подписала показания?

– Как вам сказать… – Анри поморщился. – В принципе, у меня ничего на нее не было, кроме отсутствующего алиби. Правда, я нашел отпечатки шин и следы женских туфель. Одни и те же следы возле автомобиля и в саду Жанны Понс… Словом, как говорили классики, «ищите женщину». Для очистки совести я проверил и мужчин, но на Одетту вышел практически сразу. И машина у нее была как раз такая, которая могла оставить отпечатки, которые я нашел. Но этого все равно было мало.

– Как вы поняли, что она убила и Ашиля Герена тоже?

– Я навел о нем кое-какие справки. До того, как стать шофером Лили Понс, он служил во флоте, вылетел оттуда за какую-то историю и слыл человеком, который может за себя постоять. Все указывало, что он не похож на простака, который мог глупо попасться… а между тем я не сомневался, что его убили. Его сожительница, Франсуаза Обер, сказала мне, что он собирался с кем-то встретиться в Булонском лесу. Еще он обещал ей, что они заживут по-другому. У него был револьвер, но он оставил его дома. Вывод – он не опасался человека, с которым собирался встретиться. А что, если это была женщина, которую он шантажировал или пытался шантажировать? Но с Ашилем Гереном все было еще сложнее, чем с Жанной Понс. Как доказать, что Одетта причастна к его гибели? Одним словом, я достал одну из своих старых записных книжек, сделал несколько записей, немного повозился, обесцвечивая чернила… Она фактически созналась, что убила его, но тут ей пришло на ум – как же так, почему сожительница Герена не обнаружила эту записную книжку раньше. И мне пришлось превратить мадемуазель Обер, официантку из Оверни, в марокканку, которая не умеет читать… Вы не сердитесь на меня?

– За что?

– За все те хитрости, к которым я прибегаю. Видите ли, я уверен, что между сыщиком и преступником идет борьба не на жизнь, а на смерть. И честность в этой борьбе чаще всего играет против жертвы, а значит, против справедливого исхода дела. Когда преступник совершает преступление, он меньше всего думает о законе, но стоит нам схватить его, как он поднимает крик и взывает к законности, цепляется к каждому слову, каждому действию, лишь бы найти лазейку…

– Вы так говорите, как будто сами были жертвой несправедливости, – заметила Амалия, пытливо глядя на него.

– Несправедливости? – Анри усмехнулся. – Можно назвать это и так. Когда мне было семь лет, родители развелись, и мать увезла меня к человеку, который стал ее вторым мужем. Она тоже очень много говорила о законе и правах, и все они сводились к тому, чтобы не давать моему отцу со мной общаться. Потом отец погиб, а отчим как был, так и остался мне чужим. Кончилось все тем, что он обобрал мать и с ее деньгами и молодой служанкой удрал куда-то в колонии. С тех пор мать постоянно болеет или делает вид, что болеет, – я так и не смог разобраться хорошенько. И, знаете, с тех пор я думаю, что законы должны облегчать жизнь. Если они только портят ее, грош им цена… ведь моя мать, прикрываясь законом, в конечном итоге испортила жизнь мне, отцу и себе самой.

– Значит, вы пошли в полицию, чтобы найти отчима? – осведомилась Амалия.

– Если вы не в курсе, в колониях можно затеряться так, что ни из какого Парижа не отыщешь… Нет, я стал полицейским не поэтому. Просто мне сказали, что я буду очень сильно занят на работе, а я хотел поменьше оставаться дома и потому согласился.

За завтраком к Амалии и инспектору присоединилась Ксения. Из-за всех треволнений она поздно уснула и встала тоже поздно. Под глазами у нее лежали тени.

– Скажите, вы никак не сможете опознать того, кто пытался убить Жака Бросса? – спросил Анри.

– Я уже думала об этом, но нет, – мрачно сказала Ксения. – И подумать только, что, если бы эта глупая курица мне не помешала… Главное, она до сих пор не может объяснить, зачем она это сделала!

При одном воспоминании об этом Ксения так рассердилась, что чуть не опрокинула тарелку.

– Но ничего, – воинственно добавила она. – Мама уже знает, кто это, так что арестовать его не составит труда.

– Вы знаете? – изумился Анри, поворачиваясь к Амалии.

– Думаю, что да. Только вот с арестом ничего не выйдет. И даже если на помаде найдут его отпечатки пальцев, любой адвокат сумеет его защитить. Допустим, он купил помаду в подарок неделю назад, шел по этой улице и потерял ее. Нет никаких доказательств, что она выпала из его кармана.

– Но если он сумасшедший… – начал Анри. – Ведь должно же это как-то проявиться в его поведении!

– Он такой же сумасшедший, как вы или я, инспектор… Вечером я уезжаю в Ниццу.

– Зачем, мама?

– Нам понадобится помощь. Будем брать его с поличным. Только у меня просьба, инспектор: проследите за Жаком Броссом. Я знаю, что вы отстранены, но никто не может помешать вам находиться в больнице столько, сколько заблагорассудится.

– Вы полагаете, Жаку Броссу известно что-то важное, из-за чего…

– Нет. Я полагаю, Жаку вообще ничего не известно. В этом-то и вся прелесть, – добавила Амалия задумчиво. – А для тебя, Ксения, у меня есть другое поручение. Нужно раздобыть фотографии мужчин, причастных к делу Лили Понс, – братьев Делотр, Жана Майена, Эрнеста Ансельма и доктора Анрио – и опубликовать в одной из газет заметку, сопроводив ее этими снимками. Пусть Габриэль Форе постарается, это по его части…

На следующий день баронесса Корф уже была в Ницце и первым делом отправилась навестить Еву Ларжильер. Бывшая актриса была занята тем, что раскрашивала самодельную деревянную вазочку. Всюду в комнате, куда ни кинь взор, стояли икебаны, составленные из листьев, веточек и цветов, – хотя знаток, наверное, назвал бы их неуклюжими подделками под настоящие икебаны.

– Я вижу, вы не тратите времени даром, – заметила Амалия с улыбкой.

– Как сказать, – протянула Ева. – Я нашла сестру Анжелику, которая когда-то возглавляла нашу миссию в Японии. Ей девяносто лет, и девяносто из них она занята тем, что серьезно хворает и готовится предстать перед создателем… хотя всякий раз что-то ей мешает. Мне сказали, что она слишком больна, чтобы мне помочь, но я пообещала, что не стану отнимать у нее много времени. Так вот, стоило ей увидеть иероглифы, как она оживилась, забросала меня расспросами и перевела чуть ли не половину книги, а там такие ценные указания… Мне кажется, – задумчиво добавила Ева, – что от Японии у нее остались самые лучшие воспоминания. Может быть, там даже был какой-нибудь японец…

– Который обучал ее японскому? – засмеялась Амалия.

– Может быть. Вы знаете, сестра Анжелика из очень хорошей семьи, она была влюблена, готовилась выйти замуж, и тут выяснилось, что жених сделал ребенка ее горничной…

Она говорила, а в голове у нее вертелась мысль: «Интересно, что ей от меня нужно?»

– Ева, – сказала Амалия, – мне нужна ваша помощь.

Ева бросила на гостью косой взгляд – точь-в-точь как ее героиня в пьесе «Барышня на выданье» бросает на недруга, который узнал, что она уже была замужем, – и стала заново смешивать краски на палитре.

– Для чего? – осведомилась она, не поворачивая головы.

– Чтобы арестовать убийцу. Его нужно спровоцировать на определенные действия. Я бы справилась сама, но беда в том, что он умен и хорошо меня знает.