Живы будем – не помрем - Михаил Веллер

— «В ее жизни не видно было никакой внешней цели, а очевидна была только потребность упражнять свои различные склонности и способности. Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у ней был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень. Она говорила только потому, что ей физически надо было поработать легкими и языком».

— Ну и что? — не поняла жена.

— А то, что основа всех действий человека — инстинкт жизни. Непонятно? Объясняю.

Что такое жизнь человека? Действия. Есть, пить, работать.

Чем вызываются действия? Потребностями. Хочется. Надо.

Почему существуют желания и потребности? Потому, что существует сам человек. Желудку нужна пища, легким — воздух, мышцам — физическая нагрузка.

А кто в организме управляет всем? Центральная нервная система.

Что необходимо центральной нервной системе? Ощущения, напряжения, нагрузки. Голод — и насыщение, жажда — и ее удовлетворение, утомление — и отдых. А также свет и тьма, холод и тепло, движение и покой.

Значит, что такое для человека его жизнь, если смотреть в самую основу? Сумма всех ощущений.

Что человеку безусловно надо? Жить. То есть чувствовать. Чем больше он за жизнь всего перечувствовал — тем больше, тем полнее прожил.

— Но ведь можно много чувствовать, и ничего не делать, — возразила жена.

— А можно много делать, но мало чувствовать, — добавила дочка, наматывая на палец алую ленточку.

— Верно. Я думаю, что Лермонтов за свои двадцать семь лет прожил более полную и богатую жизнь, чем пастух в горах — за сто двадцать. Один терзался мыслью и страстью, а другой хранил размеренный покой. В короткую жизнь одного как бы вместилось столько же чувств, сколько в долгую жизнь другого.

— Я не о том, — жена взяла из его опущенных рук книгу и аккуратно поставила на место. — Бывает чувствительный мечтатель-бездельник, и бывает бесчувственный делец, робот. У одного богатая внутренняя жизнь при полном безделье, а у другого богатая внешними событиями жизнь при полной внутренней бедности. Кто из них больше прожил?

— Это крайние исключения. А правило таково, что жажда ощущений толкает человека к действию. Авантюристы обуреваемы страстями. Инфаркт — профессиональная болезнь и гангстеров, и поэтов. И те и другие делают много, только каждый по-разному.

Звягин вырвал лист из большого блокнота и нарисовал график.

— Наглядно? — спросил он. — Чем шире размахи этой линии, чем чаще зубцы, чем больше общая длина — тем больше прожил человек, полнее, богаче. А другой и дольше протянет, да чувствовал-то еле-еле, хилая душа. Разве у такого жизнь? Ни горя, ни радости.

— Ты хочешь сказать, что горе тоже необходимо? — подняла брови жена.

— Обязательно. Вверху — положительные эмоции, внизу — отрицательные. И то и другое — жизнь; и то и другое необходимо испытать нервной системе.

— То есть наверху у тебя как бы счастье, а внизу — страдание?

— Да.

— И по-твоему, нервная система человека сама стремится к страданию? — недоверчиво уточнила жена, глядя на график.

— А по-твоему, только к счастью?

— Ну, в общем, да. Где же ты видел того, кто по доброй воле хочет испытать горе?

— Везде видел. Иначе почему на свете столько людей, которые вроде бы имеют все, что надо для счастья, — а они несчастливы?

— Но ведь они не хотят быть несчастливыми!

— Э. Думают, что не хотят, а на самом деле хотят.

— Как это?

— Очень просто. Есть сознательные стремления, а есть подсознательные. Сознательно человек рисует себе картину счастья и стремится к нему. А подсознательно стремится к страданию. Потому что нервной системе надо испытать все. Жизнь из горя и счастья пополам, как давно замечено, гораздо полнее, чем сплошное благоденствие. Человек всегда найдет повод для страдания.

Звягин свернул рисунок в трубку и получил подобие цилиндра.

— О, — удовлетворенно сказал он. — Теперь полная наглядность.

— Наглядность чего? — не поняла дочка, силясь постичь новую игру неугомонного папы.

— Того, что от большого счастья до большого горя один шаг: они соседствуют близ границы — видишь, как близко?

Он скрепил цилиндр канцелярскими скрепками, открыл «Обществоведение» на законах диалектики, со вкусом перечитал. Окинул гордым взором творение рук своих и без ложной скромности изрек:

— Гениально. Ну разве я не гигант?

Потянулся с хрустом, посвистал «Турецкий марш» и прыгнул к телефону.

Встреча с Матвеем произошла под портиком Пушкинского театра.

— Вы гигант, — с небрежным недоверием сказал Матвей, выслушав его рассуждения. — И при помощи этой бумажки вы намерены раскрыть мне глаза на устройство мира?..

— Почему бы и нет, раз ты сам не понимаешь.

— Зачем вы меня вообще нашли?

— Заинтересовался забавным вопросом, который ты задал в начале нашего знакомства.

Принаряженная толпа стягивалась к спектаклю: восьмой час. Поглядывали на пару: подтянутый, тщательно одетый мужчина, добродушно посмеивающийся, и интеллектуального облика юноша — бородка, очечки, скептическая гримаса.

— И теперь вы готовы мне на этот вопрос ответить? Здесь и сейчас?

— Ага. Чтобы понять все в жизни, надо лишь усвоить две старые истины.

Первая. Любое явление, продолжаясь, в конце концов переходит в свою противоположность. Видишь — как бы перелезает на моем цилиндре через границу, из положительной половины в отрицательную. Например. Ты помогаешь человеку. Это хорошо. Но если ты будешь помогать ему все больше и больше, непрерывно и во всем, то погубишь его — превратишь в несамостоятельного иждивенца, паразита, живущего твоим трудом и твоей волей; это плохо.

Вторая. Любое явление имеет свою противоположность. Где бы ты ни наметил точку на одной половине цилиндра — ей соответствует такая же точка на другой половине. Например. У листа бумаги всегда две стороны — одна сторона без другой не существует. У магнита всегда два полюса, магнит с одним полюсом невозможен. Где есть верх — там есть и низ. И так далее.

Усвоил ли?

— Азы диалектики, — фыркнул Матвей.

— Верно, — любезно согласился Звягин. — Но от того, что это — азы, лучше они людьми не понимаются. К сожалению.

Они вышли на Садовую и мимо ограды Суворовского училища двинулись в сторону Сенной. Нить беседы раскручивалась. Роль ехидного экзаменатора была Матвею по вкусу.

— Что такое счастье?

— Только не богатство, не почести, не какие-то условия жизни. Ведь в одинаковых условиях один может быть счастлив, а другой — несчастен. Счастье — это не то, что человек имеет, а то, что он при этом испытывает. Счастье — это сильнейшее приятное ощущение.

— Тогда счастье и наслаждение — одно и то же?

— Да.

— Это примитивно и пошло.

— Нет. Человек испытывает наслаждение от достижения трудной цели, от сознания своей победы, от совершенного открытия. От красоты природы. От людской благодарности и признания. От своей значительности. От свободы.

— А как быть счастливым? Как испытывать это наслаждение?

— Ходить по путям сердца своего. Ничего не бояться. Быть храбрым и честным. Не жертвовать своими убеждениями, не поджимать хвост. Самое главное умение — это умение радоваться жизни.

— А если не получается?

— Меняй характер. Займись спортом — это дает радость от своей силы, от своего тела: в здоровом теле — здоровый дух. Старайся постоянно обращать внимание на хорошие стороны жизни. Научись принимать жизнь как подарок природы.

И еще — умей хотеть. Умей добиваться желаемого. Умей заставить себя делать то, что решил, даже когда желание и силы иссякают.

— Если это так просто — все давно были бы счастливы.

— Нет. Взгляни еще раз на мой рисуночек, на цилиндр. Кто хочет счастья — не должен бояться горя. Умение радоваться неотделимо от умения страдать. Потому что в основе того и другого лежит способность остро чувствовать. Привычка снижает чувство. И счастье приедается. Необходимо разнообразие. Нервная система, стремясь к свежести и остроте чувств, всегда переходит от положительных ощущений к отрицательным и обратно.

— А вот Томас Карлейль сказал, что высшее счастье — это самопожертвование.

— Правильно сказал. Ощущения связаны с действиями и побуждают к действиям. Высшее ощущение связано с высшим действием, а самое большое, что может произойти с человеком — это переход последней черты, это смерть. Пожертвовать самой жизнью во имя того, что любишь и во что веришь, — для этого нужно испытывать чувство огромной, всепобеждающей силы — сильнее инстинкта жизни! Испытать такое способен не каждый.

— Почему в хороших книгах обычно несчастливые концы?

— Потому что их герои обычно — сильные люди, которыми владеют сильные чувства. Они так стремятся к счастью, что в конце концов заходят слишком далеко, пересекают границу — и оказываются в горе. Чтобы познать предел счастья — надо перейти этот предел, и тогда познаешь предел горя. Но это — полная, настоящая, предельно насыщенная жизнь. Жизнь Ромео и Джульетты.