Плененная королева - Элисон Уэйр

Все рассмеялись, и в глазах мальчика появился возбужденный и вызывающий блеск, плохо соответствовавший той покорности, которую он должен был проявлять по отношению к отцу. Только Алиенора заметила этот блеск и почувствовала холодок в сердце. Неужели ее сын, при всей его молодости, уже полон амбиций и готов занять место отца? Неужели слова отца говорили ему о том, какая великая судьбы его ждет? Они оба старались изо всех сил, чтобы подготовить Молодого Генриха к роли короля, но сын, вероятно, еще не понимал, что это значит… до сего дня. А может быть, его радовало предстоящее морское путешествие и всеобщее поклонение, которое даст ему возможность почувствовать собственную важность. Какой мальчик остался бы равнодушным в предвкушении такого? Алиенора постаралась прогнать подобные мысли. Не стоит слишком остро реагировать на всякие мелочи, сказала она себе, это дурная привычка. Просто перспектива нового расставания с сыном сделала ее более чувствительной.

– Идите и соберитесь, молодой милорд, – сказал Бекет. – Только не бегом! Будущий король не должен бегать – он ходит размеренным шагом.

– Думаю, Томас, и мне нужно взять у тебя несколько уроков хороших манер! – рассмеялся Генрих.

Бекет улыбнулся своей задумчивой, привлекательной улыбкой:

– Я тоже буду готовиться к путешествию, ваше величество.

– Постой, – сказал Генрих, – ты еще не до конца понял свою миссию.

– Ваше величество? – Это был тот редкий случай, когда на лице Бекета появилось удивление.

– Я желаю, – дружески глядя на него, произнес Генрих, – чтобы ты стал архиепископом Кентерберийским.

Теперь Бекет пришел в ужас. Он стоял, словно лишившись дара речи. Алиенора еще не видела его таким потерянным.

– Ваше величество, – прошептал Бекет хриплым от потрясения голосом, – не делайте этого, умоляю вас.

Улыбка на лице короля застыла.

– Ну-ну, Томас. Ты же наверняка понимаешь мудрость моего решения.

– Ваше величество, – с отчаянием в голосе проговорил Беккет, – я умоляю вас пересмотреть ваше решение. На то есть достаточно причин. Я знаю, что, сделав меня архиепископом, вы будете требовать от меня того, что я не смогу дать. Позвольте мне говорить откровенно. Уже и без того ходят разговоры о том, что вы многого ждете от решения вопросов, которые могут повлиять на положение Церкви. Если вы захотите провести реформы, ущемляющие интересы Церкви, то я буду вынужден противодействовать вам.

– Но, Томас, ты же сам говорил, что Церковь нуждается в реформе, – возразил Генрих.

– В роли вашего канцлера я мог выразить такое мнение, но в роли архиепископа Кентерберийского буду вынужден отстаивать другую позицию. Я окажусь в затруднительном положении. Ваше величество, в Англии хватает священников, которые могли бы занять место архиепископа Теобальда. Взять, например, епископа Фолио, хотя я и не испытываю к нему симпатий. Но он был бы идеальным выбором. А у меня даже нет сана, и я никогда не проводил мессу!

– Не надо со мной спорить, Томас. Я принял решение, – заявил Генрих с королевской интонацией, которая не допускала дальнейших возражений. – Я думал об этом на протяжении многих месяцев и решил, что ты самый подходящий человек для этой должности. И ты не хуже меня знаешь, что можешь быть посвящен в сан, а потом и в архиепископы. Я тебе обещаю, что мы будем вместе работать на благо Церкви… и Англии. А теперь закончим этот спор.

Бекет знал, что потерпел поражение. Он стоял с несчастным видом, глядя так, будто ему вынесли страшный приговор. Не в первый раз Алиенора проникалась к нему сочувствием. Она понимала, что возражения Бекета хорошо аргументированы и с самого начала он окажется в невыгодном положении. Но и он, и она были бессильны переубедить Генриха, если уж он принял решение.

Когда король замолчал на некоторое время, Бекет поклонился на прощание.

– Я приготовлю письма, чтобы известить английских баронов и епископов о моем решении, – заявил Генрих. – Мне необходимо быть в Нормандии, но мой сын должен присутствовать при введении тебя в должность. Есть и еще одно дело. Я хочу, чтобы ты купил золото для украшения короны и скипетра для Молодого Генриха. Я намерен короновать его еще при моей жизни по традиции французских королей.

– Хорошо, ваше величество, – срывающимся голосом произнес Бекет. Лицо у него посерело.

Алиенору разрывало между радостным удивлением в связи со скорым посвящением ее сына в рыцари и недоумением. Генрих еще не проявлял такой недальновидности: как он мог верить в то, что его друг, получив должность архиепископа, будет и дальше оставаться безусловно ему преданным.

Двор все еще оставался в Фалезе, когда в мае в Нормандию поступили сообщения о формальном назначении Бекета архиепископом в присутствии лорда Генри и королевских судей. Потом пришло известие о его посвящении в сан, а на следующий день – в должность архиепископа Кентерберийского. Бекета, как сообщалось, при посвящении переполняли эмоции, он заплакал, когда архиепископская митра была водружена ему на голову. Алиенора злобно спрашивала себя, уж не сделал ли он это для вящего эффекта. Томас тонко чувствовал важность момента и имел склонность к драматическим жестам. Это отвечало его тщеславию.

Следующую новость принес неожиданный гость – секретарь нового архиепископа Иоанн Солсберийский. Алиеноре давно уже была известна репутация Иоанна. Он учился в Париже, работал в папской курии, потом поступил на службу к архиепископу Теобальду и к тому времени был уже знаменитым писателем, а теперь считался одним из самых выдающихся ученых и мыслителей своего времени.

– Он обо мне невысокого мнения, – скривил губы Генрих, когда сообщили о прибытии Иоанна. – Считает, что при моем дворе царят слишком свободные нравы.

– Иоанн говорит почти как аббат Бернар, – иронически заметила Алиенора, вспомнив о наводившем на нее ужас аскетическом старике, который давно уже отдал Богу душу.

– Кажется, именно аббат Бернар рекомендовал нашего друга Иоанна архиепископу Теобальду, – напомнил Генрих.

Высокого, исполненного достоинства священника лет сорока с небольшим провели в королевский солар. Иоанн Солсберийский был известен как человек высоконравственный и бескомпромиссный, но в отношении короля он оставался безупречен.

– Здравствуйте, Иоанн, – сказал Генрих.

– Здравствуйте, ваше величество. Надеюсь, вы и королева в добром здравии. Милорд архиепископ шлет вам слова преданности и любви и наказал мне передать вам это. – Иоанн вытащил богато расшитый мешочек с завязками и положил его в руку короля.

– Государственная печать Англии? – с нескрываемым недоумением спросил король.

– Именно она, ваше величество, – мрачным голосом ответил Иоанн. – Мой господин послал меня вернуть его знак канцлерского положения. Он просит вас извинить его, но с этого момента он хочет полностью посвятить свою жизнь делам Церкви.

– Что? – Лицо Генриха посерело от гнева. – Он нужен мне и как канцлер, и как архиепископ.

Иоанн посмотрел на короля с выражением, в котором сквозила жалость:

– Мой господин сказал, что обязанности двух постов слишком тяжелы – он не сможет их вынести.

– Он что, больше не хочет служить мне?! – взорвался Генрих. В глазах короля появились слезы.

Алиеноре было невыносимо ни смотреть на мужа, ни присутствовать при этом сокрушительном разочаровании. Поступок Бекета представлялся ей чуть ли не сродни предательству.

– Ваше величество, он изменился. Взглянув на него, вы бы не поверили своим глазам.

– Что значит «изменился»? – резко спросила Алиенора.

– После того как его посвятили в сан, с ним случилось чудесное преображение, миледи.

– Чудесное? – эхом отозвался Генрих.

Алиенора вспомнила, что Бекет всегда наслаждался, уходя в свою роль с головой, и подумала, что Иоанну точнее было бы сказать не «чудесное», а «рассчитанное».

– Как только милорд архиепископ облачился в одеяния, какие Господь определил носить самым высоким своим слугам, он изменился. Изменился не только его внешний облик, но и весь образ жизни. Будучи ранее придворным, государственным деятелем, солдатом и светским человеком, он за одну ночь, как ни посмотри, превратился в человека Церкви, даже аскета. Из покровителя лицедеев и любителя борзых превратился в пастыря душ.

– Томас? Аскет? – Генрих не верил своим ушам.

Алиенора ничего не сказала. Она думала, что, перестав быть покровителем лицедеев, Бекет, похоже, превратился в одного из них. Она не могла поверить, что этот переворот искренний. Бекет во всем доходил до конца.

– Да, ваше величество, – сказал Иоанн. – Он отказался от всего мирского. Все только дивятся, глядя на него. Отказался от светских одежд ради монашеского хабита, носит власяницу, чтобы постоянно помнить о греховности плоти. Милорд, его одежда кишит вшами… Пьет он только ту воду, в которой кипятили сено. Он продал всю свою собственность и теперь является одним из самых крупных благотворителей в Англии. И каждый день демонстрирует невиданное смирение: моет ноги у тринадцати нищих и подает им милостыню. Просит своих монахов хлестать его по голой спине в наказание за его грехи. Ночи проводит в бессонных бдениях.