Безумец и его сыновья - Илья Бояшов

И сказала бабушка, выпроваживая внучку:

— Ну, зови скорее едоков! Пусть несут с собой сковороды. Видно, крепко согрело вино овец. Я же приготовлю пока дровишек.

Как вышла старуха, монах плута разбудил да все тому рассказал. Проснулись у пройдохи зубы. Вскочил проверять котлы да бадьи за печкою — и увидал повсюду человечину. Сделался плут полотном:

— Не сняли с меня шкуру комиссары, не повесили казачки, видно, лишь для того, чтоб ободрали меня волколаки! Ох, и ловко нас, грешных, отделают!

Ответил монах:

— Встанем по обе стороны двери. Войдет ведьма с вязанкой, бежать бросимся — а там и Каурая. Господь нас не оставит!

Вернулась старуха, толкнул ее плут на котлы с чанами:

— Ишь, чего удумала, проклятая. Зубы свои человечиной оттачивать!

Завопила ведьма, возгорелись огни по деревне — спешили уже гости к ужину. Отвязал плут Каурую, сам на нее вскочил и дождался товарища. И так закричал, поддавая пятками ее бока:

— Выручай, ленивая! Не тебя ль жалели до поры до времени?

Подгонял он лошадку, целовал ее холку.

Монах же за спиною его читал молитвы.

Наутро попалась еще деревня: плут с монахом стучали в избы. Открыла одна старуха ветхую избенку. Плут набросился на старую:

— Нет ли у тебя кадок с человечиной? Не любишь свеженького сырца да студенька из человеческих косточек?

Зашамкала беззубая старуха:

— Мне помирать скоро, оттого и отворила безбоязненно. Мясо мое давно с костей слезло, немного вы его наскребете. Бояться мне нечего, жду не дождусь, когда предстану перед Христом!

В избе увидали они иконы. Шепнул монах:

— Здесь не будет подвоха.

Спрашивал плут бабушку:

— Отчего у вас от путничков прячутся? На все засовы запираются?

Та поведала:

— Оттого мы пугливые, что не стало никакого житья от нечисти. И в спокойные времена бывало разное — с этой же войны вовсе лютуют оборотни. Мы на кладбище не ходим уже давно, а кто помрет, сбиваемся кучей и хороним быстро, с опаской. Только часто наутро могилы вырыты, покойники достаны — видно, что не звери пируют над ними! А сейчас и вовсе худо стало! Взялись ходить оборотни по деревням, врываются в избы, как волки в овчарню, — с недавних пор и к нам повадились. И заведено у злодеев — как постучат кому ночью в избу, знай, на следующую ночку и пожалуют!

Поглядел на монаха плут:

— Не пора уносить ноги от здешних мест? Разве отыщется Бог посреди вурдалаков?

Монах его не слушал:

— Позови-ка всех, бабушка!

— Что ты надумал? — взъярился товарищ. — Ты ли не видел наполненные чаны? Не слышал, как клацают волколачьи зубы?

Отвечал монах:

— Негоже детей да вдов оставлять на съедение!

Побежала бабка звать народ, собрались стар и млад. Мужички здесь оказались хлипкими — кто без руки вернулся с войны, кто скрипел деревяшкой. Взвился плут:

— Не с ними пойдешь? Хороши будут помощники! Из трех молодцов едва соберем одного!

Монах спрашивал:

— К кому последней ночью стучались гости?

Вышла одна вдова. Наказал монах:

— Отправляйся нынче к соседям, а я в избе твоей заночую.

Не сдержался пройдоха:

— Куда же ты напрашиваешься? Не терпится пойти на холодец внучке да бабушке с родственничками? Да в уме ты, в полном здравии? Оставаться на верную гибель! Нет, такого я не выдержу, пойду запрягать Каурую. Подамся прочь, пока засветло!

Не слушал монах товарища, наказывал принести к себе все иконы и свечи.

А сам направился в избу.

Плут, увидав такое, бросил шапку оземь:

— Беги не беги, а суждено — везде подберет Костлявая! Однако, много одной молитвой сделаешь?

Подозвал он калек-мужичков:

— А что, сермяжные, не ставили вы на зверя капканы, не рыли ямы? Кто из вас на самого хозяина хаживал, загонял кабанов в западни? Несите-ка заступы! Не впервой мне разговаривать с землицей!

И тогда взялись покалеченные помогать. Плут возле порога избы, в которой молился монах, вырыл яму. Послал он баб за ветками и жердями, заложил ловушку досками, нащипал лучин, наготовил хворосту. А здесь и снег подоспел — заворошил ловушку.

Как свечерело, послышался в перелесочке вой. Воскликнул Алешка:

— То не гости долгожданные собираются отужинать?

Подал знак попрятавшимся мужикам. Сам же говаривал:

— Если бы верил я в поповские бредни, как мой несчастный монашек, искрестился бы весь, изошелся на причитания…

Улеглась метель, небо сделалось черным, и ждала приготовившаяся деревня. Послышался слабый шорох, хруст веток, и сказал себе Алешка:

— Точно, идут наши гости.

Подскочили волколаки к избе. Такой вели между собой разговор:

— Вот уже сбились овцы в овчарне, давно на них наточены ножи. Не голодать нам зимой.

Пробежали по укрытой яме и принялись скрябать дверь. И достали топоры и ножи. Плут, видя их близко, слыша их дыхание, едва держался, чтоб не выдать себя зубами.

Открылась дверь — заскочили в избу охотнички; горели там свечи, сияли перед иконами лампадки, монах осенял себя крестом. Растерялись злодеи — свет ударил им по глазам, завопил тогда Алешка:

— Ну-ка, мужики, не медлите!

И бросился разбирать доски. От истошного его крика, от молитвы да креста волколаки подались назад, в кромешную темень — и повалились в яму. Вопил плут что есть мочи:

— Не мешкайте, засыпайте ветками, хворостом, зажигайте лучины, готовьте колы!

Отовсюду уже бежали с хворостом. Посветил плут зажженной лучиной и разглядел в западне косматых татей, а с ними знакомых бабку да внученьку. Он вскричал:

— Попалась добыча! Задумали откушать и приготовили уже чаны, а самих поймала землица себе на пропитание!

Многие узнали пойманных:

— Вот кто покойников поедал, выкапывая! Вот кто утаскивал детей да невинных девушек!

Загудел огонь, и страшно завыли оборотни. Монах же творил молитву. Крестились жители, говоря:

— Волки пропадают в огне, нелюдей поглощает земля!

Плут не унимался, со всех сторон подкладывая дровишки:

— То-то отменное нынче приготовится жаркое.

Поднялся над западней огненный столб. Налегали женщины на лопаты, засыпая яму, малые дети, помогая им, споро кидали земляные комья.

Бросились затем все к избавителям и плакали от счастья. И тащили им последнее в благодарность. Алешка взялся за любимое дело: в узлы засыпал картошку и редьку, не брезговал отрубями и мочеными яблоками:

— Все сгодится путничкам.

Взялся он нагружать Каурую — кобыла упиралась и фыркала, плут же ее приветствовал:

— Что же ты, вражина, упрямишься? Посмотри на узлы — верный знак, что не пустим тебя под нож!

Так он мурлыкал. Монах, увидев это, укоризненно сказал:

— Негоже отбирать последнее у вдов, у детишек. Стоит нам о завтрашнем дне заботиться? Господь о нас позаботится!

Приказал взять лишь пару луковиц да немного пшена. И, благословив жителей, поспешил в дорогу. Мрачный товарищ со вздохом послушавшись, едва его догонял. И сокрушаясь, грозил Каурой:

— Нечего тебе радостно помахивать ушами! Не ты ли останешься без шкуры, когда позабудет про нас Господь!

ГЛАВА IX

Зимой добрались они до Архангельска.

Шагал монах, опираясь на посох, развевались его длинные волосы, и было ему не зябко в ветхом платье, в развалившихся сапогах. Следом плут приплясывал от холода.

Праведный твердил:

— Не дошли досюда безбожники! Остались монастыри и скиты.

Плут обрадовался концу путешествия:

— Стоять здесь должны нетронутыми деревни, богатыми села.

Но попались им навстречу испуганные горожане и обращались к пришедшим:

— Куда вы явились — прямо к черту в лапы! Подстрелят вас комиссары, как многих наших попов уже подстрелили. Попадетесь на глаза самим чекистам — обтянуты их барабаны кожей служителей Божиих. То-то разгуливают по городу молодцы, сшибают кресты с церквушек и сбрасывают колокола. Так они забавляются, хвастаются — кто более убьет да замучит священников. Один бьет пятерых, а другой за десятерых принимается!

Плут воскликнул:

— А что, люди добрые, есть ли еще место, куда не добрались большевики? Есть хоть один медвежий угол, где бы не трепыхались их флаги?

Вздыхали жители Архангельска:

— Одно знаем — от двух морей до третьего — все ими занято, вот уже повсюду строят новое царство!

Вскричал плут монаху:

— Где же ты отыщешь теперь своих странничков? Не пора тебе скидывать платье, стаскивать крест? Подстригай-ка гриву! Готов я послужить брадобреем!

Монах не слушал товарища.

Взялся по северным деревням расхаживать, словно не замечая повсюду комиссарские флаги.

И взывал к народу:

— Ищите Господа! По всем дорогам смотрите следы Его, припадайте к самой земле — не слышно шагов, не слышно посошного скрипа? Напрягайте глаза свои — не Его скрывает вьюга за околицей, не Он ли к нам возвращается?