Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри "Kerry"

Ночь. Пустые дороги. Запах пороха в воздухе. Отдаленные крики гуляющих. Меня ждало все это, но в другой жизни. Бесконечно жаль, ведь такую я тоже не выбирал. Я не должен был родиться больным. Не должен был стать зависимым. И знакомиться с ней я тоже не должен был.

Почему все так сложно? Почему так сложно?

Проходя мимо школы мне пришлось остановиться. Я услышал голос. Ее голос. Спрятавшись за кустом шиповника, я аккуратно отодвинул несколько веток и тогда мои сердце сжалось в точку. Варька. Такая красивая, но очень грустная. Ее поникшие глаза сверкали: то ли от выпитого, то ли от слез. Мне пришлось отодвинуть ворот футболки, потому что воздуха стало мало. Инстинкт «братика» сработал моментально, я ринулся успокоить ее, быть может пожалеть, но меня опередили.

А ты тут что забыл, клоун?

Егор Быков появился из ниоткуда. Показалось мне или нет, но у них с Варей складывался милый, дружелюбный диалог. Он вручил Варе какой-то уродливый букет и та приняла его. Я получил охлаждающий душ и соседка здесь не при чем. Все стало на свои места. Глаза открылись. Жизнь Вари продолжается и мне нет в ней места.

«Если ты решил исчезнуть, то исчезни навсегда, – повторял я себе всю дорогу домой. – Она забыла тебя. Не смей напоминать о себе. Ты не имеешь на это права».

Придя домой, я не сразу пошел в душ. Сначала я убедился в положении отца – оно не изменилось. Бутылка, морда в стол и жуткий храп. Такой, что даст фору тем восьмиклашкам. Мне бы следовало давно привыкнуть к подобному «натюрморту», да все никак не получалось. Отец – мое взрослое олицетворение. Мы родились слабаками, слабаками и помрем. Из этого изнурительно лабиринта нет выхода.

– Проснись, поросенок, мама Вари пришла.

– Что? – подскочил отец. – Где?

Не думал, что страшилка окажется такой действенной.

– Расслабься, тревога была учебной, но ты справился на «отлично».

Старик отмахнулся.

– Ну тебя, Витька! Сейчас бы сам меня откачивал, нежели инсульт!

Я качнул головой.

– Поверь, даже пальцем бы не ударил.

Отец протер заспанное лицо руками. Тяжело вздохнул и уставился на пустую тару, я же подошел к окну и какое-то время рассматривал ночной город, который не стал мне родным. Да что я здесь видел кроме рынка и поганого склада, что снабжал меня отравой. Я впервые посетил детскую площадку, когда прогуливался с сестренкой Вари. Эта улица хранила свои воспоминания, светлых из которых было крайне мало.

Пора валить. Давно пора. Если я хочу другой жизни, то все должно быть по-другому. Здесь – в этом городе, в этой квартире, у меня нет шансов.

Взбодренные новой мыслью, я снова обратился к отцу.

– Слушай, старый, если бы я предложил тебе одну сделку, после которой смог забыть все твои косяки и попытался простить, ты бы пошел на нее?

Узкие глаза тут же расширились.

– Что за сделка такая?

Глава#25. Варя

Сборы документов в ВУЗ, в который меня к счастью приняли, хоть немного отвлекли от гнетущих мыслей. К середине лета я уже начала нормально питаться и даже завела новый блокнот для стихов, правда страницы его продолжали оставаться пустыми. И это логично, потому что на поэзию откровенно не тянуло, но мне так хотелось вернуться к прежней жизни, к той, которую я всем сердцем ненавидела, потому что она все равно была лучше этой – бессмысленной, серой и призрачно-пустой, как страницы новой тетради. В остальном все осталось как есть: паразитирующая на моем шатком состоянии семья и незаживающий ожог на сердце.

Я потихоньку свыкалась с мыслью, что больше не увижу Витю и всячески убеждала себя, что все это к лучшему. Случайно или нет, но судьба свела нас, заставила прожить небольшой, но по-своему яркий отрезок жизни, который уже никогда не исключить из памяти, как бы мне этого не хотелось. Не существует таких ножниц, которые смогли бы перекусить плотную ленту событий, где я навсегда оставила свою улыбку. Где остался кусочек моей души. Кусочек сердца.

Взлететь несложно, когда ты поддаешься чувствам, отключаешь логику, наслаждаешься головокружительным туманом в голове и легкомысленно пользуешься отведенным временем, словно так будет вечно. Гораздо сложнее удержаться в полете, когда под тобой вальсирует контрастное пламя, оно медленно подпаливает твои крылышки, призывая рассчитаться за полученное счастье, и ты сгораешь. Без остатка. В лучшем случае, без сожалений.

Я крайне тяжело переживала первые отношения, первое расставание, пыталась нанести себе вред, дабы привлечь внимание, но не испытывала того, что чувствую сейчас. Если тогда все кричало внутри меня, я протестовала каждой своей клеточкой, то сейчас наступила невыносимая тишина. Тягостное молчание. Я словно лишилась памяти, потеряла саму себя и теперь отчаянно пытаюсь найти свое место в жизни, но не могу ухватиться ни за одно воспоминание. И даже сейчас, я кручу в руках потрепанный сборник стихов Маяковского и не могу понять, почему эта вещь приносила мне огромное количество теплых эмоций в прошлом. Почему заставляла кожу покрываться мурашками, а глаза слезились от переизбытка чувств? Что такого в этих строчках? Что такого в этих в буквах и рифмах?

– Можно?

Дверь комнаты слегка приоткрылась, показалась голова отца, а следом под его рукой проскочила неугомонная Ариша, так и не дождавшись моего разрешения.

– Входите, – вздохнула я, когда мое семейство уже вовсю расположилось. Папа сел на край кровати, а вот Арина начала с любопытством рассматривать мои полки, ибо моя территория всегда была самой интересной частью квартиры – личные убеждения младшенькой.

– У нас кое-что для тебя есть, Варя, – загадочно проговорил папа, но сестра тут же развеяла всю таинственность момента: – Подарок! Мы приготовили тебе подарок! Я сама его выбирала! Только я!

Я поморщила лоб.

– С чего вдруг? Разве сегодня какой-то праздник?

– Нет, просто захотели сделать приятное, – пояснил отец и протянул мне сертификат на процедуру татуажа бровей. – Надеюсь, тебе понравится.

– Я сама выбирала! Сама! Только я!

Сначала я приняла это за глупую шутку, но когда посмотрела в горящие глаза отца, то моментально отсекла эту мысль. Он это всерьез.

– Ох, спасибо, – мои брови действительно поползли вверх. – Это так неожиданно и… странно. Но почему именно это?

Михаил застенчиво почесал затылок.

– Ты ведь знаешь, я не мастер дарить подарки, но Арина убедила меня, что тебе это потребуется. Мне трудно понять, в чем заключается сама процедура, но девушка на картинке выглядит неплохо.

Я посмотрела на изображение девушки с «галочками» над глазами, а потом кинула вопросительный взгляд на сестру, которая выбражала возле зеркала.

– Арина?

– Что?

– Как это понимать?

– Ты грустная, потому что бледная, – начала она, крутясь. – Дядя Витя всегда говорил мне, что ты бледная, как поганка, а порой зеленая, как лягушка. Что если он встретит приведение, то никогда его не испугается, потому что привык видеться с ним в школе. Я знаю, вы поругались, поэтому он больше не хочет с тобой общаться, но когда ты накрасишь брови, то станешь красивой, и дядя Витя снова придет к нам в гости, а ты перестанешь грустить. Что тут непонятного?

Ее пояснение поставило меня в ступор, а потом привело в ярость. Посмотрев на отца, я всем своим видом продемонстрировала, как сильно сожалею о родстве с маленькой ведьмой.

– Варя, это твоя сестра, – поучительно напомнил папа. – Но в первую очередь – ребенок. Будь к ней снисходительна.

Сжав зубы, я неестественно улыбнулась.

– Конечно. Как скажешь. Только позволь мне воспользоваться вашим подарком лет так в шестьдесят, поскольку я не хочу быть той девочкой ВУЗа, которая прославиться благодаря синим бровям.

Папа удовлетворенно кивнул.

– Твое право. Ты уже взрослая девушка, поступай как знаешь.

– Жаль, – вздохнула Арина, подбрасывая подол воздушной юбки в воздух. – А я думала дядя Витя обрадуется и придет со мной поиграть. Скоро тебе исполнится шестьдесят? Завтра? Через год? Я не хочу так долго ждать.