Сесквоч - Джон Бостон

Но, как это всегда бывает с людьми, была и обратная сторона медали.

Фильмы о монстрах пугали его до потери сознания. Он сам был взрослым самцом Снежного Человека и мог с корнем вырвать дерево из земли, но как же он боялся! Когда ему было страшно или отвратительно, он съеживался в своем убежище с леденцом в одной руке и хот-догом в другой и прикрывал рукой глаза, подсматривая, можно ли уже смотреть дальше. Иногда фильмы о монстрах так пугали его, что он не покидал своего логова до тех пор, пока не появлялись веселые солнечные лучи рассвета. У него даже появилась боязнь вещей, о существовании которых он раньше не подозревал.

Так случилось после "Челюстей".

Целых две недели днем он не заходил в воду, но лежал, притаившись, на самом краю пруда с огромной дубинкой в руке. Он вглядывался в воду и ждал, когда это огромное, белое и зубастое высунет свою уродливую голову, чтобы ударить по ней. Он не поймал ни одной акулы, но заставил вздрогнуть не одну зубатку.

Ему не нравилась Джоан Крауфорд. В конце фильма "Красавица и чудовище" он плакал и не мог понять Викторию. Ему нравился Шон Коннери, «Флиппер» и «Бэмби», под конец фильма он тоже плакал. "Снежный Человек" был одним из его самых любимых фильмов. Может быть, он и послужил причиной похищения Митикицкой.

Кино было интересным, оно пробуждало в существе еще большее любопытство. В мозгу возникали бесформенные вопросы, его охватывала тоска, и беспокоили смутные желания, которые он не мог понять, не то что осуществить. Он был уже достаточно зрелым, но еще никогда не имел самки. Сородичи сторонились его, потому что он был… странным. Его же пугало развивающееся в нем «эго». Неужели он так и проживет жизнь и уйдет в вечность, ничего после себя не оставив? И не будет маленькой Большой Ноги, которая станет носить его имя. Сексуальные устремления у членов его племени не были очень сильными, но тем не менее были. Во время страстных сцен в кино он чувствовал волнение. Однажды, после "Американского жиголо", он предпринял некоторые шаги по отношению к молодой светловолосой Снежной девушке. Он заглянул ей в глаза и слегка погладил грудь. Она посмотрела на него недоумевающим взглядом, а затем шлепнула его с раздражением. Он видел, как занимаются любовью его сородичи (может, его беда и заключалась в том, что он был по своей природе наблюдателем?), и это было совсем не так, как в кино. Никакой романтики.

Но самое ужасное было в том, что кто- то занял его место на холме. Четыре вечера подряд туда приходил один и тот же человек большого роста и дремал в его убежище или что-то вроде этого. Еще обиднее было оттого, что у незнакомца было полно свежей еды, от которой слюни текли изо рта. От этого зрелища верхняя губа Снежного Человека вздрагивала. Нужна была идея. Существо придумало план, очень простой. Он подкрадется к этому человеку, как подкрадывался к собакам. Надо всего лишь подождать, когда человек уснет, подкрасться поближе, залаять и испугать его.

И он действительно до смерти перепугал Туберского. Но и Туберский ударил его по носу.

Существу было не только больно. Его чуткий нос на неделю потерял способность улавливать запахи, и ему было тяжело дышать.

Конечно, ради справедливости следует отметить, что Туберский потом извинился и объяснил, что хотел подружиться. В качестве компенсации он кормил существо горячей едой, пиццей, гамбургерами и жарким и поил кока-колой.

Был момент, когда Туберский с болью в сердце был готов оставить его. Это произошло, когда существо не могло пошевелить рукой и почти не дышало. Все деревья в лесу тогда смешались в одно целое и слились в едином водовороте с небом. Оно умирало, но не умерло. У Туберского были руки целителя.

Существо многое узнало за три месяца жизни с Туберским, хотя он и не смог внести полную ясность и уничтожить все сомнения. Он лучше понял людей и перестал относить их к чему-то среднему между рыбами и домашней птицей. Исчезло даже чувство клаустрофобии, и не было больше видений с решетчатыми клетками. Существо всегда подозревало, что существовала лучшая жизнь, и Туберский подтвердил, что так и было. И когда Туберский сидел у костра, смеялся и повторял: "миллионы, биллионы", — существо тоже улыбалось, не понимая, что означают эти слова.

Жизнь была замечательной. Он жил беззаботно. До тех пор, пока не отправился с Туберским в город и не потерял его. Хорошо, что теперь у него была Митикицкая. Плохо, что он не знал, что с ней делать.

Она не выходила из пещеры.

Стоял чудесный день. Птицы заливались, упиваясь звуками своего пения. Покрытые снегом вершины Верхней Сьерры четко вырисовывались на фоне бесконечного голубого неба. Необозримые леса, где деревья от самых маленьких, еще полных надежд и высотой с травинку, до мудрых столетних монархов тихо покачивались под ласковым ветерком, простирались повсюду, и им не было видно конца. Для существа эти картины были так же прекрасны, как кино. Но Элен Митикицкая сидела на камне во мраке пещеры и дрожала.

Существо не понимало, почему она дрожит. В пещере было тепло из-за минеральных источников и подземной тепловой активности.

Элен Митикицкой хотелось есть и ей надо было сходить в туалет. С тех пор, как Элен Митикицкая обнаружила, что она беременна, ей хотелось в туалет каждые двадцать минут. Все это было досадно, недостойно. Митикицкой казалось теперь, что природа на самом деле была не Матерью, а мужчиной, который прятался за занавеской и подсматривал, какую хорошую шутку он сыграл над женщинами. Элен обвела взглядом пещеру, сцепила зубы и направилась к приветливому свету, который манил снаружи.

Мышцы живота напряглись, она стояла и кусала губу. Не хочу думать о Ниагарском водопаде, Спарклеттс и Ллойд Вриджес, уговаривала она себя.

Митикицкая проворно приблизилась к выходу из пещеры, прижимая изящные наманикюренные пальцы к раздувшемуся мочевому пузырю. Ей надо в туалет. Ей не хотелось выходить, потому что там было существо. Возвращаться в пещеру тоже не хотелось, потому что там ей, извините, надо будет спать ночами (постучи по граниту). Элен выглянула, черные волосы сбились на одну сторону. Она прищурилась от яркого света. Кругом было так красиво. Она отметила это, хоть и была раздражена. Зима была удивительной теплой. Обычно земля вокруг губы Вебстера была покрыта снегом глубиной пять футов и больше, если подняться выше. Сейчас вокруг пещеры только местами лежали остатки растаявшего снега.

— Хэлло? — окликнула Элен.

Никакого ответа. Элен подумала, что сейчас у нее разорвется почка.

— Хэлло? — крикнула она громче. Потом собрала всю свою смелость, вышла на яркий солнечный свет и невольно вздохнула полной грудью. Свобода. Элен поискала глазами зверя, но в действительности ее гораздо больше интересовали кусты в нескольких ярдах от пещеры. Она быстро направилась туда. В пяти шагах от пещеры она застыла. На уступе в нескольких футах над ней находилось существо. Оно развалилось на камне, по форме напоминающем кресло для отдыха, положив руки под голову и закинув ногу за ногу. Оно любовалось закатом. Существо лениво посмотрело на нее. Митикицкая не шевелилась. Монстр тоже.

— Мне надо в туалет, — произнесла наконец Митикицкая.

Существо понюхало воздух и повернуло голову. Он метнул взгляд на розовые кроссовки «Найк», легко скатился со своего каменного насеста и на четвереньках подбежал к Элен.

— Уходи, — сказала Митикицкая и замахала руками.

Даже в таком положении его лицо было на уровне ее глаз.

Элен смотрела прямо перед собой, она видела его невероятные уши на голове, похожей на пулю. Существо легко наклонилось, как гибкий шимпанзе. Опершись на локти, оно обнюхивало обувь Элен шестого размера и трогало ее указательным пальцем.

В голове Элен стучало, и почки готовы были разорваться. Она не двигалась из страха, что сбудутся ужасные ожидания, и в то же время ей не хотелось намочить трусы. Этот огромный зверь с северо-западного побережья Тихого океана мог одним взмахом руки, одним движением челюстей отнять жизнь у нее, у ее маленького ребенка, и она (они) так и не успеют добраться до туалета.

Митикицкая решилась.

Она выпрямилась и развернула плечи.

— Я иду в туалет, вон туда, — громко объявила она свои лучшим укротительским тоном, сначала указав на себя, потом на заросли кустов под дубом. — Я иду туда. Одна. Ты оставайся здесь.

— Уф, — сказало существо, глядя вслед Элен, которая целенаправленно удалялась вниз по холму и скрылась в чаще. Он понюхал воздух и огляделся, потом поискал досаждающую ему блоху в правом боку. Подумаешь, большое дело. Иди. Ты от меня все равно далеко не уйдешь.

Через несколько минут с чувством огромного облегчения Митикицкая заправляла рубашку и застегивала джинсы. Но, как говаривал великий знаток леса Туберский, там не одно, так другое.